«С ИЗМЕННИКОМ РОДИНЫ МЫ НЕ БУДЕМ ВМЕСТЕ ПЕТЬ!»

Источник материала:

«С изменником Родины мы не будем вместе петь!»
 

Отдел культурно-массовой работы

http://www.belgazeta.by/20080707.27/320316351

В СССР придворные певцы не имели резона отказываться от выступлений, тем самым отказываясь от званий, денег, славы, квартир, гонораров и банкетов.

Обласканные советские певцы иногда отказывались петь разве что в силу трагической случайности. «Популярность Марка Бернеса была колоссальна, - пишет Вера Камша о «первом русском шансонье». - Он совмещал официальное признание с всенародной любовью, хотя бывали и малоприятные недоразумения. Так случилось во время торжественного концерта, посвященного юбилею ВЛКСМ. Подобные концерты строжайшим образом хронометрировались, бисирование в них исключалось. Однако, когда Бернес спел две причитающиеся ему песни, публика его не отпустила. Певец предложил режиссеру, чтобы разрядить обстановку, спеть еще один куплет, но тот... лишь испуганно замахал руками. Бернес был вынужден уйти и оказался... в немилости у Хрущева, решившего, что певец «зазнался», и по этой причине не откликнулся на просьбу молодежи».

Конкурентам было выгодно использовать этот отказ и гнев вождя: «Желающих подлить масла в огонь у нас всегда хватало. Свиридов в «Правде» требовал «Искоренить пошлость в музыке», обвиняя Бернеса в «пропаганде пошлого ресторанного пения».

Присоединился к травле и зять Хрущева Алексей Аджубей, оспаривавший у Бернеса внимание восходящей звезды кино Изольды Ивицкой. «Аджубей решил обнародовать историю, которую ему кто-то рассказал. Речь шла о нарушении певцом, катавшим свою даму, правил дорожного движения и неподчинении милиционеру (вплоть до того, что милиционер бросился наперерез автомобилю и упал на его капот). Вслед за статьей появилось и уголовное дело, правда, вскоре закрытое, так как бесстрашный милиционер все время путался в показаниях и даже не мог вспомнить, какого цвета была злополучная машина, да и времена были уже не те. Как бы ни относиться к Хрущеву, его личное неудовольствие, в отличие от его предшественника, не несло с собой смертельной угрозы». И все же эти неприятности довольно сильно отравили жизнь Бернесу. Никаких официальных распоряжений на его счет не последовало, но опасливые режиссеры и администраторы перестали приглашать артиста.

Отдельные певцы никогда не отказывали вождям, памятуя о несмываемом пятне на биографии. «Слава Бориса Гмыри, оперного певца и замечательного исполнителя народных песен, была столь велика, что он еще при жизни попал в сверхпрестижный международный справочник «Who is who?», - писала «Родная газета». - Во время войны артист оказался в оккупации. То ли потому, что лежал тяжелобольной, а те, кто отвечал за эвакуацию, о нем забыли, то ли он был в Крыму и просто не успел на поезд, которым театр эвакуировался в Уфу, то ли просто проявил легкомыслие: «Зачем бежать - война через неделю кончится». Словом, объявился он в Харькове, занятом немцами. В городе свирепствовал голод, от дистрофии умерло около 60 тыс. человек». Надо было выживать, и Гмыря пел в оперном театре в сезон 1941-1942 гг. партии Сусанина, Тараса Бульбы, Коллена в «Богеме», Рокко в бетховенском «Фиделио». Немцы понимали, «с каким мастером имеют дело, относились с уважением. Когда в 1943 году фронт приблизился к Харькову, Гмыря справедливо рассудил, что сталинский режим может не простить ему его «преступления», и попытался уйти на Запад».

Однако режим был непредсказуем по отношению к талантливым певцам. Хрущев вспоминал: «…И вот мне вдруг докладывают, что в обозе брошенных немцами лиц оказался Гмыря, знаменитый артист, певец с прекрасным голосом… Я приказал сейчас же доставить его в Киев. Доставили. Потом я специально разговаривал по этому вопросу со Сталиным, потому что сам решить его не мог. Ведь Гмыря - грандиозное имя! Говорю: «Мы хотели бы оставить его в киевской опере. Но нужно ожидать больших возражений со стороны Ивана Сергеевича Паторжинского. Паторжинскому Сталин очень симпатизировал… Тем не менее Сталин согласился со мной: «Да, возьмите Гмырю в Киев».

Здесь другие прославленные артисты внезапно отказались работать дальше: «Я не ошибся: сейчас же зазвучали голоса, что с изменником Родины мы не будем вместе петь! Я знал, откуда это исходит; тут был и патриотизм, но была и конкуренция… Копаться сейчас в этом, отыскивая виновных и наказывая всех тех, кто оставался при немцах, надо с умом. Иначе придется наказывать миллионы». Впрочем, отказ был скоропалительным: «Они остались, потому что у них другого выхода не было…»

На даче Сталина в Кунцеве хранится целая стопка пластинок Гмыри, каждая из которых помечена жирным красным карандашным плюсом. «А на одной пластинке стоит сразу пять плюсов. На проекте указа о присуждении Гмыре звания народного артиста УССР Сталин собственноручно сделал исправление: «Народный артист СССР», потом дал ему Сталинскую премию. Певца очень любил и Хрущев, да и из рук Брежнева он принимал высшие государственные награды. Но за границу - не выпускали!» Обласканные артисты не имели не только права отказать Стране Советов, но и права дать согласие петь для капиталистов: «Он мечтал, его звали, он составлял концертные программы для гастролей в США, в Японии, в Норвегии». Все осталось на бумаге. Было приглашение выступить на Всемирной выставке в Монреале в 1968г., но ему даже не сказали.