Свежее молоко в старых мехах

Источник материала:

О том, что Москва и Минск находятся на пороге большой ссоры, можно было догадаться еще осенью. Потому что особый личностный склад Лукашенко успешно усугубляется незатейливым и эффективным ноу-хау: готовность оградить белорусскую родину от братской любви с востока у белорусского президента достигает космических орбит именно тогда, когда у Москвы усугубляются трудности с Западом.

Строго говоря, интервью с перечислением белорусских обид на Россию, данное Лукашенко проверенным сторонникам нашего братства - "Завтра", "Союзному государству" и "Известиям", особых сенсаций не содержит. Прием давний и испытанный. Если не вдаваться в конкретику молока (которое, как грузинское вино, не берет Россия) или тракторов (которые та же Россия не только не берет, но и не пропускает в Казахстан), то сразу видно: интервью выдержано в том же запальчивом духе, в котором исполнялось и год назад, и два, и пять. Свежее белорусское молоко вливается в старые привычные меха. И Москва точно так же не в первый раз злорадно подсчитывает, в какой уровень бюджетного дефицита обойдется Минску очередное ее карающее начинание - будь то пошлины на нефть или, как нынче, бдительный санврач Онищенко. Да и перед белорусским сахаром Москва не в первый раз закрывает свои ворота; но, надо заметить, четыре года назад по аналогичному поводу таких вселенских страстей не наблюдалось.

Так что есть подозрение, что Александр Григорьевич свою нынешнюю обиду как-то немного преувеличивает. Как всегда, конечно, искренне. Но и, как всегда, вовремя.

Неминуемый крах белорусской экономики в силу прекращения субсидирования Россией - примерно такой же миф, как и неспособность Украины расплатиться за газ. Просто потому, что субсидирование не прекратится. Драконовские экспортные пошлины на нефтъ, введенные Москвой два года назад - когда россияне вдруг с негодованием обнаружили, что братья-белорусы воруют наше главное богатство - вроде бы никто не отменял. И при этом белорусские нефтепродукты из российской нефти снова составляют основу белорусского экспорта. И белорусские экономисты в ответ на пытливые расспросы машут рукой: ну, придумали какую-то схему, и совершенно не интересно, какую именно - важно, что ее всегда можно придумать. Потому что братство в этом деле продолжается, и оно по-прежнему выгодно. Симбиоз, одним словом; и никаких сомнений в том, что Минск таким образом залатает бюджетные дыры, нет. С кредитом, конечно, лучше. Особенно с западным. Еще лучше, чтобы и с восточным. Но не на них сошелся клином свет.

С тех пор, как Лукашенко понял, что вождем большой страны от Бреста до Владивостока он не станет (а этому пониманию в следующем году можно будет справлять первый десятилетний юбилей), наши братские размолвки для Минска становятся искусно режиссируемой объективной реальностью, к сахару, нефти и бюджету прямого отношения не имеющей. Необходимым контрапунктом, паузой, в ходе которой можно в очередной раз чуть передвинуть на запад верстовые столбы на политической трассе Москва-Минск. Так, чтобы, с одной стороны, не нарушить слаженности симбиоза, а с другой, расширить для Белоруссии то окно, через которое при случае можно будет эвакуироваться. "При случае" - когда оставаться в одной лодке с Москвой станет считаться в мире мероприятием столь же сомнительным, сколь конфузливой вчера считалась общая лодка с Минском.

Причем приступать к этой эвакуации даже не требуется. Достаточно только продемонстрировать работы по расширению этого окна. Ведь если Минск и набивает себе цену, то не на востоке, где его нравы знают, как свои собственные, а на Западе. Ему теперь приходится убеждать себя в действенности так называемого "плана Квасьневского": втянуть Минск в совместные проекты настолько, чтобы батька, расслабившись, не заметил, как проскочил точку невозврата. И - на Восток, к пусть немного опереточной, но диктатуре, от которой, несомненно, в своем дрейфе должен будет отойти.

Не отойдет. И на восток скрипучий черный ход останется зазывно открытым. И завтра-послезавтра мы снова будем, зевая, внимать заседаниям Союзного государства с признаниями в вечном братстве, будто и не было никакого молока. Только за всем этим все явственнее один исторический курьез. Руины, в которые стараниями Лукашенко превращена белорусская экономика, могут оказаться идеальной площадкой даже не для броска, а для спокойного - "памяркоўнага", как говорят белорусы - переезда в Европу. Белоруссия, в общем, уже и так одной ногой там - и в силу географии, и стараниями Лукашенко, который своими экстравагантностями сделал, не сознавая того, для этого больше любого трибуна из народного Фронта. Собственно говоря, осталось всего лишь одно препятствие - сам Лукашенко.