Вчера добирался домой из Масюковщины. Дождь, холодный ветер, темно и уныло. Кучка поздних пассажиров заполнила салон троллейбуса. Бодрый голос из динамиков предложил прокомпостировать талоны тем, кто не имеет проездных документов. Троллейбус покатился сквозь дождь и ночь. От нечего делать принялся рассматривать попутчиков. Понятно, многим завтра на работу, на занятия, погода скверная, эпидемия гриппа. В салоне была дама в яркой красной шляпе и с марлевой повязкой на лице. Повязка цвета молодого салата, со шляпой красной не гармонирует. Хозяйка шляпы подозрительно по сторонам косится, прислушивается, а не чихнул ли кто рядом. Она уже пересела один раз ближе к водителю. Также ехали студенты, трое работяг, парнишка с наушниками. Через остановку пассажиров прибавилось. А еще через одну появились они. Шумно ввалились в салон двое дядек-колхозников краснолицых, шапки зимние на затылки сдвинуты и тетки в годах с улыбками золотозубыми. Компания при себе имела сумку, в которой звякали бутылки и из которой сразу же запахло на весь троллейбус чесноком и котлетами, а может, жареной курицей. Но чесноком, так уж точно. И гармошка у мужчины постарше на плече висела, кнопочками поблескивала.
Понурые пассажиры троллейбуса напряглись. Носы в шарфы и воротники воткнули, в окна мокрые уставились.
Компания заняла четыре места. Кавалеры устроились напротив своих красавиц дам. По всему чувствовалось, что недогуляли люди праздник, недопили, недоплясали...
Гармонист огляделся: вроде до них никому нет дела, инструмент поправил, крякнул и меха растянул. Толстые пальцы на кнопках зашевелились. Гармонь захрипела, а потом выдала трель - пронзительную, как свисток милицейский... А потом гармонь задышала. Та, что постарше, негромко запела, вторая подхватила, голосом высоким, а потом их спутники взялись подпевать баритонами.
Компания пела для себя.
Пассажиры троллейбуса расслабились. Парень приподнял один наушник плейера, а затем и вовсе повесил его на шею. У дамочки с марлевой повязкой округлились глаза. Все перестали разговаривать. Прозвучала одна белорусская песня, потом украинская про Галю, затем опять белорусская про "лашадку шэрую"... Все четверо пели без крика, спокойно и весело, как дома, где не надо голос повышать, - и так услышат... То, что певцы - не профессионалы, было понятно. Но они и любителями не являлись. На остановке "Радиаторный завод" пассажиров прибавилось. Но никто не остановил "артистов", не нахамил, не засмеялся...
Я вспомнил, как рассказывала жена, что, будучи ребенком, любила громко петь. Чувства переполняли ее, и она пела в рейсовом автобусе, сидя на коленях у отца... Все пассажиры слушали. И еще вспомнил, как однажды попал на деревенскую свадьбу в Испании. Случайно попал. Вышел из электрички не на своей станции. В придорожном открытом кафе гуляла каталонская свадьба. Там я и увидел, как танцуют фламенко, и понял, почему этот танец считают зажигательным. Испанцы танцевали для себя, для души. Гвозди с визгом вылезали из дощатого помоста. Мне так казалось...
Троллейбус ехал, гармошка играла, певцы пели...
Пассажиры слушали, забыв про дождь, про грипп, про то, что завтра надо идти на работу, что осень, жизнь нелегкая...
Подъезжая к станции метро "Фрунзенская", вечерний квартет спел "Бывайце здаровы, жывiце багата..."
Те из пассажиров, кто не вышел, а ехал дальше, проводили певцов аплодисментами и улыбками. Аплодисменты были настоящими, заслуженными, а улыбки искренними.
На конечной остановке я вышел. Погода уже не казалась такой скверной. Настроение было бодрым, как ранним морозным утром.
Кто эти люди? Откуда взялись? Да не важно. Главное, что они настоящие. А песни их, как витамины.
Может, правильно, что человеческое уныние считается одним из смертных грехов.