Когда–то играть в симфоническом оркестре было очень престижно. Профессия «кормила» во всех смыслах: была денежной, давала возможность увидеть мир, дарила новые эстетические впечатления. «И, пожалуйста, не нервничайте так из–за флейты–пикколо», — обращалась героиня известной советской комедии к своему вальяжному и богемному мужу–музыканту. Но с тех пор все изменилось. Многие виртуозы поменяли смычки на баулы с колготками, пройдя путь от «челнока» до владельца собственного бизнеса. И если «брэндовые» симфонические оркестры страны еще не сдают своих позиций, то в музыкальных коллективах наших театров дела, кажется, обстоят не слишком гладко. В противном случае разве появлялись бы с завидной регулярностью объявления на замещение вакантных должностей в них?
Требуется первая скрипка
В прошлом году подобный конкурс на замещение вакантных должностей в группы первых скрипок, виолончелей, арф, кларнетов, фаготов, тромбонов, ударных инструментов прошел в Национальном академическом Большом театре оперы и балета Беларуси. Нынче — и в музыкальном театре. Главный дирижер Белорусского государственного академического музыкального театра Олег Лесун вводит в курс дела:
— Мингорисполком выделил для нашего оркестра 20 дополнительных ставок. Теперь у нас есть возможность распределить нагрузку. Можно требовать от музыкантов более детального подхода к работе, у них появилось время для самоподготовки. Представьте: у струнников нагрузка составляла 20 — 25 вызовов на спектакли и столько же репетиций в месяц! Это очень много. В современном музыкальном театре столько вызовов у музыканта быть не должно.
— Сколько желающих пришло на конкурс?
— Он проводился на замещение 12 ставок. Пришло примерно человек 25. В группу скрипок небольшой конкурс все–таки был. В остальных на место претендовали 1 — 2 человека или как такового конкурса не случилось. Отчасти мы владели ситуацией: сколько, кого и откуда можно пригласить. Но с другой стороны, честно говоря, надеялись, что откликнутся и незнакомые нам дарования. Увы. Пришла скрипачка — стипендиат Президентского фонда. В группу валторн пришел приличный студент из академии музыки. 6 человек взяли оттуда же по распределению.
На мой взгляд, конкурс выявил некоторые печальные тенденции в системе образования и общей ситуации. Сегодня порой даже на вступительных экзаменах конкурса не получается. Педагоги вынуждены брать то, что имеют. От этого уровень исполнительского мастерства, к сожалению, падает.
— Быть музыкантом непрестижно?
— Когда я поступал в консерваторию на свою первую специальность как пианист, на одно место претендовали 3 — 4 человека. Это прилично. Сейчас 1,5 — 2. Хотя на какие–то специальности спрос сохраняется: на флейту, например. На скрипку конкурс даже вырос.
— Видимо, после победы Александра Рыбака на «Евровидении»?
— Не исключено. Стереотипы у людей работают...
Без срока давности живет только память
Далее Олег Владимирович вдается в детали, которые человека со стороны не могут не позабавить. Наш Большой театр объявляет, что открывает так называемые филиалы в регионах, а в это время, оказывается, академия музыки из–за отсутствия набора закрывает филиалы в регионах.
— Остался единственный — в Могилеве. И набор там очень слабенький. Поток ребят из музыкальных школ иссякает. Наверное, родители обращают внимание на экономическую перспективность будущей профессии своего ребенка? — продолжает рассуждать Лесун.
В нашем оркестре стараемся находить возможности дополнительно поощрять музыкантов. У нас все–таки плотный репертуар, есть свой премиальный фонд, заработную плату поднимаем. Но все равно она небольшая.
Не будем забывать, что Москва и Петербург по–прежнему как губки высасывают со всего постсоветского пространства музыкантов и вокалистов. И туда едут самые лучшие, кто верит в себя, в свой потенциал, знает себе цену. Европа активно питается кадрами из Минска, Москвы, Санкт–Петербурга, Нижнего Новгорода...
— Но, несмотря на все искусы и проблемы, оркестр театра для такого проекта, как грядущая «Вестсайдская история», укомплектован?
— Это бродвейский мюзикл. Вещь в стандартах своего жанра. Соответственно для ее исполнения нужно чуть больше саксофонов, чем есть у нас. Будем приглашать музыкантов со стороны, заключать с ними договоры.
Мы все время говорим о кадрах, но есть и еще один очень непростой вопрос — вопрос инструментария.
— Изношенный?
— Эта беда пока еще не катастрофических масштабов. Но признаки того, что она может их приобрести, уже есть. Слышу по клацанью клапанов, что исполнение переходит на другой уровень шума.
Медные и деревянные духовые имеют, к сожалению, свой срок эксплуатации. Это не скрипка, которую мастер мог сделать в XVI веке, и если инструмент хороший, со временем звучит только дороже и богаче. Медные и деревянные духовые надо менять через 10 — 12 лет эксплуатации. Иначе их дефекты начинают сказываться на качестве исполнения. Изнашивается механика, клапаны, трескается дерево, которое мы латаем. Медные тоже начинают немного ломаться. И если мы расширили штатное расписание на 20 человек, за что отдельная благодарность Мингорисполкому, значит, должны предоставить им и достойные инструменты. Иначе для чего все это?..
Компетентно
Расставить точки над «i» мы попросили заместителя начальника управления капитального строительства и материально–технического обеспечения Министерства культуры Владимира Пантелейко.
— Владимир Петрович, верно ли, что износ инструментов в музыкальных школах страны составляет 70%?
— Так и есть. Но это не значит, что эти 70% мы должны выбросить. Что–то можно отремонтировать, залатать. У нас свыше 5.000 старых инструментов — цимбал, пианино, роялей. Имеющаяся материальная база очень большая. Есть мастерская по ремонту, фирмы, которые готовы реставрировать инструменты. Из этих 70% многое еще может эксплуатироваться. На местах так и делают.
Мнение по поводу
Дирижер Вячеслав Волич, работавший главным дирижером белорусской оперы, не понаслышке знает все проблемы:
— Престиж профессии музыканта не просто падает, а давно упал. На уровне поступления в музыкальное училище набора сегодня нет. Музыкальные школы не укомплектованы. В необходимом количестве там нет ни струнников, ни духовиков. Никого. Да, профессия трудная. Она требует ежедневных занятий с 5 — 6 лет, а экономического выхода в профессии нет. Родители современных детей это, видимо, понимают. Сейчас проблема еще стоит не так остро, но через 5 — 6 лет будет катастрофа.
— Можно ли упрекать академию музыки в том, что профессия классического музыканта перестала быть перспективной в глазах современной молодежи?
— Академию музыки, в которой я имею честь преподавать, надо только поддержать в ее стараниях, всеми силами холить и лелеять. Она делает все для того, чтобы сохранить в стране классическую музыку, абсолютно соответствуя статусу первого музыкального вуза Беларуси.
— Для оркестра Большого театра актуален вопрос износа музыкальных инструментов?
— Наш оркестр находится в достаточно неплохом состоянии. Периодически происходит закупка инструментов, последняя была, по–моему, 3 — 4 года назад. Сейчас, кстати, у коллектива праздник: приобрели новую арфу, которую ждали много–много лет.