Почему Коласа не репрессировали, или 10 наивных вопросов о классике

Нынешней осенью Константину Михайловичу Мицкевичу исполняется 130 лет. Анатоль Трофимчик, исследователь творчества Якуба Коласа, простыми словами объясняет, как литератор превратился в деятеля национального масштаба, а также какими у него были отношения с Купалой и коммунистами. 

 

У каждой нации есть свои апостолы. К числу апостолов белорусской нации, безусловно, относится Якуб Колас. Он один из основателей литературного белорусского языка – того языка, который мы используем сегодня. Якуб Колас не только вобрал в себя все богатство роднай мовы, но и внес в нее креатив, заряд.
 

Что касается самой литературы, то классиков большей величины, чем Колас, Купала и Богданович, у нас нет.
 

В тюрьме, по большому счету. Ведь начинал Константин Мицкевич, грубо говоря, как "тутэйшы". Но когда стал политзаключенным (попал на три года в тюрьму за участие в организации нелегального учительского съезда), то диапазон его творчества значительно расширился. В заключении благодаря глубоким душевным переживаниям покорились высокие художественные вершины.
 

В "Володарке" Якуб Колас написал знакомые всем со школы "Родныя вобразы", "Не сядзіцца ў хаце хлопчыку малому" (самые известные строки из белорусских детских стихотворений) и стихотворение "Мужык", окончание которого стало афоризмом:
 

Более того, в тюрьме Якуб Колас начал писать "Новую зямлю", задумал вторую свою гениальную поэму "Сымон-музыка".
 

Пребывание во время Первой мировой и советско-польской войн на Курщине, или как писал сам Колас – "на Московщине". Он был мобилизован в царскую армию, но большевики после прихода к власти издали указ об освобождении учителей от военной службы.
 

Пожив и поработав в Курской губернии, Колас почувствовал, насколько мы с россиянами разные народы. Доказательство тому – его письмо Купале в 1918 году. Колас пишет, как ему надоело жить на Московщине, и затем следует фраза с оттенком национализма: "Татарский здесь народ, друже".

Колас очень тосковал по Беларуси, более того – по независимой Беларуси, на этой почве им были созданы многие строки.
 

Нет. Предугадать, кого поставят первым, по моим наблюдениям, можно по социальному статусу человека. Интеллигенция в целом склонна ставить на первое место Купалу. А если спросить у народа (точнее у массы), то на вопрос "Каких белорусских писателей вы знаете?" - называют в первую очередь Коласа.
 

Купалу, прогремевшего с запрещенными "Тутэйшымі", мы знаем как пророка национальных и социальных процессов, а Колас больше воспринимается как крестьянский поэт: "Мой родны кут, як ты мне мілы…".
 

Корректно говорить только о наиболее известном произведении. Им, как правило, признается "Новая зямля". Поэма Коласа является визитной карточкой белорусской литературы, она широко известна внутри страны и за ее пределами.
 

Границы их дружбы значительно превосходят некоторые недоразумения. Показательна следующая история.
 

В начале 1930-х чекисты собирали компромат на Купалу. На допросе Коласа попросили рассказать об их отношениях – "все с самого начала". Колас воспользовался старым (со времен учительского съезда) конспиративным методом, когда важно было не сдать человека, но тебя просили рассказать побольше.
 

Первая встреча будущих классиков состоялась 100 лет назад в августе 1912 года в Смольне, где Коласа навестил Купала. Константин Мицкевич стал о ней рассказывать чекистам примерно следующее: помню, как Купала первый раз ко мне приехал, я взял бутылку, и у него с собой была, мы сидели до утра, потом пошли в гумно спать, Купала оказался покрепче, а мне стало плохо… На утро мы пошли опохмеляться, и я от Купалы уже не отставал, зашли к ксендзу, он быстро заснул, а мы выпили все запасы и пошли в кабак… А потом еще на станции… И т.д. и т.п.
 

То есть Колас избегал на допросе любых упоминаний разговоров о политике, которые могли навредить Купале. Кстати, позже Колас спас от репрессий сестер и мать Купалы, которые уже были посажены в вагон.
 

Константин Мицкевич еще в 1925 году понял, куда подул ветер. В этом году он дал знать некоторыми стихотворениями, что замолкает. И стал гнать не ширпотреб, а владпотреб – то, что нужно власти.
 

Но добиться от Коласа написания шедевров не смогли. Самые главные свои произведения, которые позже он под давлением признал национал-демократическими и даже контрреволюционными, Колас написал до своих 43 лет. После он ушел во внутреннюю эмиграцию.

 

Руководителям БССР было выгодно репрессировать Коласа и Купалу, чтобы самим соответствовать сталинской политике. Тот же Пантелеймон Пономаренко, став первым секретарем ЦК КПБ в 1938 году, собрал компромат на Купалу и Коласа (национальные поэты – этого было уже достаточно). В письме Сталину он изложил их вину, но не решился сделать заключение, которое стало бы приговором. Пономаренко, являвшийся всего лишь винтиком системы, попросил: дайте мне совет, как поступить.
 

Сталин решил иначе, и классики остались живы. Видимо, верховной власти нужны были поэты, воспевающие строй, и демонстрация того, что апостолы нации вместе с советской властью.
 

Купала погиб спустя 4 года, свалившись, по официальной версии, в лестничный пролет.
 

Сыновья Коласа, Данила и Михась, знавшие Купалу лично, сошлись во мнении, что это был несчастный случай. Михась Константинович вспоминает, что у Купалы ноги были слабые. И даже когда он выпивал рюмку-другую, то это сказывалось.
 

Хотя лично мне наиболее убедительной работой на тему смерти Купалы представляется исследование Владимира Некляева, опубликованное лет пять назад в "Дзеяслове".
 

Он был закрытым, но добрым человеком, всегда идущим навстречу людям. Некоторые говорят, что Колас был скупым – это неправда. Он был рассудительным, на себя тратил мало, много занимался благотворительностью. Каждый случай разбирал отдельно, просто так деньги не бросал.

Жену свою очень любил. Если бывало что-то не так скажет, то, уезжая в командировку, напишет: извини, слово не то сказал, я жалею.
 

У Коласа была удивительная работоспособность. Это можно проследить по числу написанного. Сегодня его собрание сочинений издают в 20 томах. А он же не только писал! Колас активно участвовал в развитии белорусской гуманитарной науки, целиком и полностью отдавался депутатской деятельности.
 

В бытовом плане Колас был неприхотлив. Сразу после войны ему предложили построить особняк, но классик отказался: я, народный поэт, не имею права на шикарные условия, когда 2 миллиона белорусов живет в землянках. Особняк (сейчас там музей) на месте снесенной хаты возвели только в 1952 году. Однако Колас жил там с семьями двух сыновей. Все, что ему было нужно, – маленькая спальня в 7-8 квадратных метров и кабинет.

 

Колас соответствовал конъюнктуре, потому что над ним висела угроза лишения жизни и он опасался расправы над своей семьей. И нельзя категорично сказать, что он молчал. В 1930-е годы он заступился за многих писателей. И это в то время, когда даже не сдать человека считалось беспредельным мужеством!
 

13 августа 1956 года Колас, как утверждают многие исследователи, пошел в ЦК КПБ с письмом, где говорилось о тяжелом состоянии белорусского языка и принятии необходимых мер по исправлению ситуации. Народного поэта, к его возмущению, не приняли.
 

Вернувшись домой, Колас взялся за работу с корреспонденцией, стал писать письмо российскому переводчику Евгению Мозолькову. Когда ему сделалось плохо, старший сын Данила подумал, что отец поперхнулся. Но оказалось, что это сердечная недостаточность. Колас умер.
 

Письмо о тяжелом состоянии белорусского языка он шлифовал несколько месяцев, вложил в него душу и, как оказалось, остатки своих сил. Оно выглядит сегодня как заповедь. А заповеди апостолов нации должны быть возведены в ранг государственной идеологии. Пока ни Колас, ни другие наши классики в нее, к сожалению, не вписываются.