Принято считать, что сегодня в Беларуси представители творческих профессий ограничены только своим воображением и вдохновением. Что цензура ушла в прошлое, хотя государство по-прежнему пытается занимать в культурной нише доминирующее положение.
Так ли это, не тянутся ли из темного советского прошлого в наше светлое настоящее призраки цензуры, репрессивной политики государства в отношении деятелей театра, кино, эстрады?
Об этом Naviny.by беседуют с историком Александром Гужаловским — автором книги «Красный карандаш», которая подвела итог многолетней работы над деликатной, практически неизвестной широким читательским кругам темой цензуры в БССР.
Александр Гужаловский — историк, профессор БГУ. Член Республиканского научно-методического совета по музейному делу при Министерстве культуры, Белорусского национального комитета Международного совета музеев. Стажировался в Университете Джорджа Вашингтона, Амстердамском университете, Кливлендском художественном музее. Сферой научных интересов много лет является история культуры Беларуси, теоретическая и прикладная музеология.
После тюремного заключения в 1925 году уехал из Беларуси основатель Белорусского театра Всеволод Фальский. В 1930-м «как члена театральной группы» арестовали и осудили на пять лет лагерей Флориана Ждановича (расстрелян в 1937 г.). В 1937-м почти в полном составе арестовали и расстреляли труппу БДТ-3 во главе с руководителем Владиславом Голубком. Как нацдем арестован и расстрелян в 1938-м дирижер и композитор, главный хормейстер БДТ-1 Владимир Теравский. В том же 1937-м был расстрелян руководитель Государственного еврейского театра Михаил Рафальский. В 1936-м арестован, обвинен в троцкизме и в 1937-м расстрелян редактор издания «Литература и искусство»…
— Работая над документами, где столько низости и свидетельств человеческой подлости, удается сохранить профессиональное равнодушие?
— Нет, конечно. Наваливается тяжесть от понимания трагизма человеческих судеб, поневоле становишься, ну если не участником, то непосредственным свидетелем конфликта между творцом и цензором, который в большинстве случаев заканчивается в пользу последнего. Я поставил точку в изучении советской цензуры в Беларуси. Во всяком случае для себя, в обозримом будущем. Хотя, понимаю, что не все важные для понимания истории белорусской культуры цензурные сюжеты мной раскрыты. Это очень широкое исследовательское поле.
— Что толкнуло на выбор именно темы цензуры?
— Пример соседей. Прежде всего московских и петербургских историков, архивистов, филологов. Многое сделано в области изучения советской цензуры в Латвии, Украине. На эту тему у наших соседей в 1990-е — 2000-е годы написаны книги, изданы сборники документов, защищены диссертации. Игнорировать ее и дальше белорусским историкам было невозможно, хотя бы из этических соображений.
— Для большинства людей реальная жизнь деятелей культуры кажется столь же безоблачной, как и их сценическая, литературная жизнь…
— К шекспировскому «весь мир — театр» я бы добавил эпитет «кровавый». И абсурдный. Не раз ловил себя на мысли, что в работе белорусских цензоров примитивизм оценки достигает степени искусства абсурда. Так, в мае 1952 года конфераньсе Шишкин во время концерта в Минске пошутил: «А теперь единственный иностранный номер в нашей программе — антракт». И уже на следующий день шутка обсуждалась в кабинете секретаря ЦК КПБ Горбунова.
А чего стоит замечание цензора драматургу Алесю Махначу, автору пьесы «Во имя жизни». В ней говорится о борьбе корейского народа с американцами.
Показанная автором ненависть корейских детей к американцам полностью удовлетворила цензора. Но технические замечания весьма примечательны: «У вас американцы как немцы — хотят облить хату бензином и поджечь ее вместе с людьми. А почему бы не заставить американцев обливать корейцев кипятком, как об этом писали наши газеты?».
— При чтении «Красного карандаша возникает ощущение какой-то уникальной атмосферы стукачества «по зову сердца». Возможно потому, что многие искренне верили в «светлое будущее»?
— Соглашусь. Политическое, идеологическое воспитание ставилось во главу угла. Процитирую докладную московской бригады, присланной для изучения работы учреждений культуры: «В Белорусском театре (Минск) состав очень засорен. Большинство актеров связано с заграницей. Актриса Ржэцкая была связана с Голодедом и Червяковым, дочка попа, родители в Польше, Родзяловская — полька, член польской военной организации, Григонис… Часть актеров служила у белых».
— Для цензоров не существовало авторитетов?
— Фактически все, включая самых авторитетных сценаристов, драматургов, режиссеров, писателей, подвергались жесткому прессингу механизма цензуры. Купала, Макаенок, Литвинов, Раевский, Маслюк, Дударев, Луценко, список бесконечен.
В 50-м в СМИ объявили политически и художественно вредными спектакли художественного руководителя БДТ Литвинова. Позднее был снят спектакль ТЮЗа «Мальчик-невидимка», снят учителями, запретившими смотреть ученикам «политически вредное произведение».
Министерство культуры БССР не разрешило композитору Евгению Глебову поставить на сцене оперу «Мастер и Маргарита», которую он начал писать в середине 1970-х гг. Поставлена она была только в 1992 г., и с того времени заслуженно входит в золотой фонд белорусской музыкальной культуры.
Недолгой была сценическая жизнь одного из лучших спектаклей Валерия Маслюка «Тутэйшыя», где он соединил текст пьесы с поэмой Купалы «Вечная песня» и сам исполнил роль Здольника. После двух показов в Могилеве и Минске спектакль сняли.
В 1985-м тот же Маслюк уже в минском театре им. Горького вынужден был делать серьезные изменения в спектакле «Знак беды» по одноименной повести Василя Быкова.
— Работая над книгой, вы не испытывали ощущения, что история повторяется, не возникало желания провести знак тождества между «днем вчерашним» и новейшей историей Беларуси?
— Я бы не стал проводить прямых параллелей между степенью свободы слова в сегодняшнем обществе и в советской Беларуси. Хотя, конечно, мне известно место Беларуси в рейтингах таких авторитетных международных организаций, как «Репортеры без границ» и «Фридом Хаус». Вместе с тем, у нас сегодня не существует цензурного органа, нет тем, официально запрещенных для открытого обсуждения в обществе. Зато есть интернет, частные издательства, периодические издания, высказывающие отличные от официального мнения.
Сейчас, например, мы гордимся этническим разнообразием, которое исторически сложилось на белорусских землях. А сравнительно недавно начальник Главлитбела Орешников дал всем политредакторам республики (к нему обратилась инициативная группа спросьбой о разрешении проведения вечеров еврейской культуры — чтение литературы, исполнение музыкальных произведений) следующее указание: «По причине того, что, по имеющимся у нас сведениям, эта группа связана с сионизмом, который за последнее время приобрел явно антисоветский характер, Главлитбел, по согласовании вопроса с соответствующими органами, в организации вечера отказал. Главлитбел предлагает Вам в случае, если представители упомянутой группы обратятся к Вам с просьбой о выдаче разрешения на подобный вечер — разрешения на подобный вечер ни в коем случае не давать». В апреле 49-го закрыли Государственный еврейский театр…
С моей точки зрения, применительно к сегодняшнему дню следует говорить о политкорректности, правилах игры, о степени свободы слова, которая предлагается властью обществу. Сегодняшняя ситуация — результат негласного компромисса власти и общества.
Каждый из нас решает сам: переступать ли невидимую черту… На сколько шагов… Или вообще ее не замечать.
Главная
Гороскопы
Показанная автором ненависть корейских детей к американцам полностью удовлетворила цензора. Но технические замечания весьма примечательны: «У вас американцы как немцы — хотят облить хату бензином и поджечь ее вместе с людьми. А почему бы не заставить американцев обливать корейцев кипятком, как об этом писали наши газеты?».