Цензура, интриги и конфликт со строителем Володарки. За что сняли минского губернатора Сушкова

Источник материала:

Кто в первой половине ХIХ века терроризировал минчан, почему минский губернатор начал войну с имением Дукора и как уроженцы Беларуси «съели» своего руководителя из Санкт-Петербурга. Об этом TUT.BY узнал, почитав в Москве неизвестные служебные письма минского губернатора Николая Сушкова.

«Запрещенные картинки, книги и прочее сохраняются у многих жителей губернии»

Своим современникам Николай Сушков (1796−1871) был известен сразу в двух ипостасях — как чиновник и как литератор. Начинал он как поэт, критик и драматург, который дружил с Державиным, Карамзиным, Гнедичем и Крыловым. Затем поступил на государственную службу. С декабря 1838-го до ноября 1841 года действительный статский советник Сушков являлся минским губернатором. С этой должности Николай Васильевич ушел в отставку, поселился в Москве и вновь занялся литературой. Но его произведения не имели успеха и вызвали разгромные рецензии критиков. Впрочем, в истории литературы Сушков все-таки остался. В его салоне бывал молодой Лев Толстой, а Дарья Сушкова, жена Николая Васильевича, была сестрой Федора Тютчева.

Образец творчества минского губернатора, датированный 1958 годом. Посвящение воспоминаниям о Московском университетском благородном пансионе.

Вам, детских лет товарищи, родные —
По воспитанию в Москве родной!
Вам, члены дружные семьи младой!
Вам, граждане, во времена былые
Стекавшимся со всех сторон к стенам
Обители и доблести и знания!
Ее врата открыты были нам,
Послушникам науки… братья! вам
Я приношу души воспоминания
О светлых днях, о милой той поре,
Когда, в тиши приюта благотворной,
На счастливой грядущих дней заре,
Мы слушали доверчиво-покорно
Уроки кроткие любви!

Наибольший интерес в биографии Сушкова для нас вызывает минский период его жизни. О жизни Николая Васильевича в Минске и причинах его отставки TUT.BY узнал из материалов рукописного фонда Сушкова (№ 297), который хранится в Москве, в Российской государственной библиотеке.

Среди документов этого фонда — письмо графу Бенкендорфу. Тогда граф являлся начальником Третьего отделения (Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — высший орган политической полиции Российской империи в правление Николая I и Александра II. Занималось надзором за политически неблагонадежными лицами и сыском. — TUT.BY) и ближайшим соратником императора Николая I. Любопытно, что именно Бенкендорф в свое время внес фамилию Сушкова в список вакансий на губернаторскую должность. В то время над начальником минской губернии сгустились тучи: он получил от управляющего Министерством внутренних дел «строгое, по высочайшему повелению, замечание за неосновательное донесение». Замечания были сделаны по пяти пунктам и 12 марта 1840 года Сушков поспешил оправдаться перед начальством.

Среди пунктов в том числе значились следующие: «3) о римских каплицах, 4) о церкви и зданиях в Дисне упраздненного францисканского монастыря».

В религиозном вопросе Сушков действовал проверенным методом: все запрещать. «О римских каплицах и дисненском монастыре я доносил Государю Императору, что невзирая на высочайшее воспрещение ксендзы и монахи постоянно пребывают при каплицах и домашних церквях, что они, (…), в каждом селении, каждом доме полагают себя вправе освящать комнаты для служения, что для дела церкви нужно бы только более отдалять от соседства с православными латинское духовенство. Что латинскую церковь в Дисне удобно бы обратить в православную», — писал Сушков.

Впрочем, губернатор быстро столкнулся с ситуацией, что его распоряжения не спешат выполнять. В «Циркулярном предписании о наблюдении за обращающимися в публике запрещенными книгами и картами» (10 апреля 1839 года) Сушков писал, что его предшественники постоянно издавали распоряжения, которые отправлялись на места военным начальникам политического управления, полицмейстерам, городничим и земским исправникам. «Но (…) кроме обыкновенных донесений о получении таковых предписаний и распоряжений по оным учиненным, по настоящее время ничего не открыто (…), — возмущался Сушков. — Это сие дает мне несомненный повод думать и даже заключать о всех вообще чиновников (…) управляемой мной губернии, что они нисколько не стараются выполнять во всем отношении прямого их долга (…): ибо сколько известно из доходящих слухов, запрещенные картинки, книги и прочее сохраняются (…) у многих жителей губернии».

«Бродяги буйны и склонны к преступлениям»

Еще одно замечание со стороны МВД касалось богоугодных заведений (речь о больницах, домах для сирот, богадельнях — благотворительных заведениях для содержания нетрудоспособных лиц и др. — TUT.BY). В свое оправдание Сушков написал Бенкендорфу, что все его предшественники еще с 1829 года жаловались на частые буйства, уголовные происшествия и безнравственность лиц, находящихся в богадельнях. Но удерживать их в порядке было чрезвычайно сложно: минские богадельни находились в «четырех местах», «строения все ветхи», а бродяги, которые там находятся, «буйны и склонны ко всяким преступлениям».

Чтобы держать жителей под контролем, возникла идея — перевести их в одно помещение. Для этого было решено купить «дом прелата Раввы» (его местоположение пока не удалось точно установить. — TUT.BY). Но Сушков выступил против покупки — «ибо это здание вовсе неудобно, не вместительно и требует значительных (сверх покупки) издержек на устройство вновь служб и прочих принадлежностей кроме исправлений и переделок в главном здании». Из Вильни в Минск были откомандированы архитектор и инженерный штаб-офицер, которые подсчитали — перестройка дома потребует 30 тысяч рублей (для сравнения, гонорар Пушкина за «Евгения Онегина» составил 12 тысяч). «Дом Раввы» было решено не покупать, а Сушков с гордостью написал, что «оградил казну от значительных издержек». Впрочем, минскому губернатору «после продолжительной однако ж переписки» поручили составить «проект на устройство богоугодных заведений, который и составлен; но так, чтобы все заведения сосредоточить в одном месте, т.е. и больницу, и богадельни, и дом умалишенных».

Но идея так не была реализована. Например, своя богадельня на 15 коек в то время находилась на территории современной третьей больницы (речь о здании по улице Ленина). Другие больные содержались в здании на современной улице Янки Купалы (до недавнего времени оно принадлежало второй больнице).

В письме к Бенкендорфу Сушков попросил разрешения прибыть в Петербург, чтобы иметь возможность опровергнуть обвинения. Он предложил, чтобы в этом время в Минскую губернию прибыла ревизия любого сенатора: «И тогда обнаружится ясно и чистота моих намерений, и законность моих действий. Впрочем, представление Г[осподина] Генерал-губернатора к наградам до 50-ти чиновников, согласно моему ходатайству, доказывает уже успехи губернии».

Но одновременно в письме Николай Васильевич просил, чтобы местные прокуроры «как младшие чиновники в отношении ко главному начальнику реже бы могли входить в протесты». «Служу без связей, покровительств и имея личных врагов в Вильно и Санкт-Петербурге», — жаловался губернатор. В конце письма он резюмировал: «Если заключения мои ошибочны, то они и остаются без последствий, но коренные законы наши никогда и никого за мнения по делам службы не наказывают, а меня соображения Министерства подвели под чувствительнейшую кару, ибо невыгодное мнение Государя Императора для истинного русского дворянина свыше всякого несчастья».

Играет в карты и женат на разведенной женщине

Но окончательно карьеру Сушкова погубили его подчиненные. Их отношения с губернатором совершенно не сложились. 7 ноября 1841 года Николай Васильевич писал виленскому генерал-губернатору, которому подчинялся: «От 17 октября (…) я упомянул вашему превосходительству о стачке против меня двух из старших по губернии лиц: губерн[ского] штаб офицера подполковника Ломачевского и председателя казенной палаты статского советника Чеславского. Потом от 28 октября (…) я представил о противодействиях вице-губернатора. Ныне истощив все терпение, вынужден донести вашему превосходительству и г[осподину] министру внутреннего двора о всех, составивших заговор разными происками против меня в губернии. Как это просто: бунт против главной власти, то и решаюсь объяснить о причинах ненависти ко мне каждого члена этой шайки».

Первым в списке врагов губернатора стоял знаменитый Рудольф Пищалло, инспектор по министерству государственных имуществ и строитель Пищаловского замка. «Я убедился, что он самый тонкий и неуловимый интриган, — утверждал Сушков. — Между тем был случай: некто Прушановский в табельный день при пении гимна „Боже царя храни“, когда все в театре встали, остался полулежащим в креслах». Уточним, что действие происходило в здании Минского городского театра, которое находилось в районе площади Свободы, рядом с гостиницей «Европа». В 1984 году оно было снесено.

«Полицмейстер, до того его не встречавший, велел ему встать, — продолжал Сушков, — но он поднял ругательством на него шум; я приказал его вывести жандармам, а на другой день узнал, что Прушановский подвержен припадкам сумасшедствия, распорядился освидетельствовать его — и он признал безумным; два-три дня после Пищалло при бытности многих настаивал, чтобы я наказал полицмейстера, осмелившегося (подчеркнуто Сушковым. — TUT.BY) заметить неприличие Прушановского, и когда я ответил, что не только его, но и самого знатного дворянина и чиновника всегда велю вывести и отдать под арест в подобном случае, он ответил, что всем дворянам и помещикам должно оставить службу и удалиться в деревню». Пищалло спохватился и сразу стал извиняться. Написав о служебных делах, Сушков как бы вскользь добавляет, что Пищалло «впрочем, слывет и страстным к карточной игре» и женат «на разводной, при [бывшем] живом муже, женщине».

Бывший губернский предводитель дворянства Леон Ошторп, владелец знаменитого имения Дукора, также стал врагом Сушкова. Причин хватало. Сушков решил приобрести дом минского благотворительного общества, чтобы разместить там православную семинарию. Ошторп выступил против. Также бывший предводитель дворянства хотел учредить в своем имении католический приход и не спешил строить православную церковь. Сушков, разумеется, выступал с противоположных позиций. Кроме того, губернатор заставил своего оппонента снять с крыльца его дома пушки — символ самостоятельности шляхты.

Конфликт с председателем казенной палаты Чеславским вышел еще более комичным. Якобы, тот хотел сидеть в торговом присутствии «не как третий член после губернатора и губернского предводителя дворянства, а как бы равный мне председатель, рядом со мной, теснясь у переднего конца стола, где всегда стоит одно председательское кресло».

В итоге Сушков предложил назначить Пищалло в другую губернию «ежели не удобно переместить его из Западного края в отдаленные от всех местных происков, связей и родства, из коего двое Еленских сосланы: один по мятежу, другой по делу Канарского (руководитель общества „Молодая Польша“, расстрелян в 1838 году — TUT.BY), а братья жены и поныне укрываются от наказания в чужих краях». Остальных оппонентов Николай Сушков предложил перевести в другие губернии. «Ежели правительство единожды оставит без внимания законом воспрещенные стачки и нарушения чинопочитания, то ни один губернатор не будет в силах удержать порядок», — утверждал Сушков. Но в отставку отправили самого губернатора, чья судьба больше не была связана с Беларусью.

Теги: Минск