"Мы пожертвовали свою личную жизнь". Драма атамана Скомороха, польский суд и уход в СССР

Источник материала:

Продолжаем публикацию очерка о бывшем актере московского театра «Буфф» Германе Шиманюке, который 95 лет назад, в январе 1922 года, объявился в Польше с неожиданной партизанской миссией и организовал налет на местечко Клещели. Обратившись к документам, TUT.BY узнал, как поляки судили нападавших, как на этот суд откликнулись «Известия» и почему бывший актер был вынужден бежать в СССР.

Атаман Скоморох: драма в четырех актах. Новая сцена и псевдоним для актера театра «Буфф»

Налет на местечко Клещели. Кем был атаман Скоморох: разбойником или борцом за свободу Беларуси

Подсудимые «верили, что белорусы должны быть народом независимым»

Печатный орган правительства Белорусской Народной Республики газета «Беларускi сьцяг» сообщила об участии в антитеррористической операции двух полков регулярной армии, подразделений жандармерии и полиции. По информации пресс-бюро правительства БНР, в плен к полякам попали 19 партизан, которые являлись местными крестьянами, остальные смогли бежать.

В бюллетене пресс-бюро отмечалось, что Герман Шиманюк (псевдоним Скоморох) бежал, но задержана его жена Елизавета Шиманюк. Польские газеты передавали, что это дама интеллигентная, образованная и горячая белорусская патриотка, на допросах держит себя весьма независимо и насмешливо. Кроме нее, в сети, расставленные государственной полицией, попало еще 7 членов партизанской группы. Они, как и предыдущая группа, должны были предстать перед военно-полевым судом. Но срок последнего (24 часа) истек. Поэтому эти подсудимые предстали перед обыкновенным судом.

Другой группе партизан повезло меньше. 28 мая «Дзенник Гродзенски» напечатал отчет о военно-полевом суде и привел судебный приговор, по которому Андрей Томашук, Иван Сахарчук, Иван Петелюк, Демьян Мартынюк и Пантелеймон Ничипорук были приговорены к смертной казни через расстрел. Василия Томашука определили на бессрочную каторгу.

Правительственный защитник Славинский в своей речи доказывал, что суд имеет дело не с обыкновенными разбойниками, но с «идейным течением», что подсудимые «верили, что белорусы должны быть народом независимым», что их край должен быть государством самостоятельным. Защитник отметил, что прошлое всех обвиняемых безукоризненное, никто из них никогда под судом и следствием не состоял.

Защитник телеграфно просил вождя Польского Государства Пилсудского о помиловании осужденных. Мотивировка была такая: инкриминируемое убийство четырех лиц в Клещелях свидетельскими показаниями не доказано, а четверо из приговоренных имеют малолетних детей.

Пилсудский помиловал только Ничипорука, принимая во внимание его молодость (16 лет). Остальные четверо были казнены в Белостоке 24 мая в 4 часа 50 минут пополудни.

«Кому и зачем понадобилось демонстрировать это жуткое зрелище на многолюдной улице»

Белостокская газета «Вольная мысль» в номере от 25 мая 1922 года поместила заметку «Жуткое зрелище»:

В среду 24 мая в 7 час. вечера многолюдная, оживленная улица Сенкевича наблюдала жуткую картину: посреди улицы, под охраной вооруженных тюремных надзирателей, громыхала по направлению к Полесской станции телега, а на ней деревянные, наспех сколоченные из простых досок не то гробы, не то ящики, из-под которых виднелась кровь.

Весть о том, что в ящиках этих тюремная стража везет трупы только что казненных бандитов из шайки атамана Черта, с быстротой молнии облетела город.

Из ресторанов, кафе, магазинов и квартир стала высыпать на улицу публика, запружая собой тротуары и глазея на жуткое, невиданное до сих пор у нас зрелище.

Впечатление зрелище это оставило после себя самое гнетущее.

Мы понимаем, что беспощадная экспресс-юстиция является — по обстоятельствам нашего ужасного времени — печальной государственной необходимостью, но мы решительно не понимаем: кому и зачем понадобилось демонстрировать это жуткое зрелище на многолюдной улице, среди бела дня, как будто нельзя было использовать для этого густой покров ночи?

Казалось бы, одни уже только интересы общественного спокойствия и порядка должны были бы удержать кого следует от подобного рода демонстраций.

Ибо кровь — всегда кровь. Она пьянит, как вино, она ошеломляет, она ужасает, она волнует толпу.

И не нужно показывать ее зря…

В те годы московские «Известия» поместили карикатуру Бориса Ефимова на Пилсудского и Чемберлена: «Приговор над четырьмя коммунистами приведен в исполнение» — «Браво! Бис!»:

Сюжет карикатуры правдивый. Одно лишь уточнение: в Польше казнили за реальные убийства, а не за принадлежность или «подозрение в принадлежности» к антиправительственной организации, как это делалось в СССР.

«Мы были уверены, что Литовское правительство защитит наши семьи»

…Белорусский глагол «кiнуць» (бросить) и современный русский жаргонизм «кинуть» (обмануть) совершенно точно объясняют то, как в 1923 году поступило с атаманом Скоморохом и его товарищами правительство Литвы. 15 февраля Совет Лиги Наций (Лига Наций — своеобразная предшественница ООН) официально признал границу между Польшей и Литвой. Проблему спорной территории так называемой Средней Литвы — речь о Виленском крае — было предложено решать на месте с помощью двусторонней комиссии. Поэтому задача вооруженной борьбы на польских землях стала для литовцев неактуальной.

А главное — Литва лишила белорусских национал-партизан материального и денежного довольствия.

Сохранился замечательный по накалу возмущения документ — заявление Шиманюка-Скомороха в консульство Белорусской Народной Республики в Ковно, датированное 25 июня 1923 года:

В свое время Литовское правительство считало нужным втянуть сознательных белорусских работников в партизанскую организацию, обещая полную дипломатическую защиту за границей и полную материальную помощь, как работникам организации, так и их семьям, в случае какого-нибудь несчастья.

Поверив искренности обещаний, я и многие сотни других работников Виленщины и Гродненщины согласились принять предложение Литовского правительства и взвалил на свои плечи ответственный, великий труд по проведению организационной работы партизан по всей Белоруссии, оккупированной нашими врагами поляками.

Согласившись, мы всецело отдали себя на проведение организационной работы и верили, что Литовское правительство выполнит данные нам его обещания по отношению всех работников, почему и был такой подъем всего белорусского народа в оккупации <…> мы пожертвовали во имя организации свою личную жизнь, были уверены, что Литовское правительство защитит наши семьи, обеспечит их материально в случае нужды и будет нас считать как своих членов одной семьи. Но в действительности оказалось совершенно обратное, мало того что мы потеряли все, но за нас страшно потерпели наши семьи. Я не буду говорить о многих, т. к. потребовались бы целые стопы бумаги, а скажу о своем горе и страшной несправедливости, но это случилось у каждого работника.

После открытия поляками нашей организации первым делом бросились искать меня, и начинается горе для моей семьи, и в результате всего оказалось, что отец, старик 59 лет, от страшных пыток лишился сил и рассудка, мать, старушка 54 лет, осталась с перебитой рукой, жена, просидевшая в тюрьме 7 месяцев, перенесшая нравственные надругательства «как свидетельница лишь только», лишилась 50% здоровья, а брат, просидевши 4 месяца в тюрьме и перенесши все застенки инквизиции польской, получил чахотку.

Я не говорю о том, что было отнято при обысках и разных конфискациях поляками, и за это за все у меня отымают единственную мною полученную от группы шинель. Но этого мало, Союз шаулисов (Союз литовских стрельцов — военизированная организация, с которой на фактически федеративных началах взаимодействовал аналогичный Белорусский стрелецкий союз. — Прим. ред.) был так любезен, что причитающееся мне жалование по 200 лит за февраль, март, апрель и за половину мая выдал только по 50 лит, но это не мне одному, а нам всем ответственным работникам…

И так далее и тому подобное… Но правительство БНР в Каунасе уже ничем не могло помочь Скомороху. Получив этот протест, белорусский чиновник писал сопроводиловку на имя министра иностранных дел Александра Цвикевича…

…с просьбой указать, какие шаги следует предпринять в отношении Шиманюка-Скомороха. Однако же и сам Александр Иванович разводил руками, ибо литовское Министерство юстиции вытесняло белорусских эмиграционных деятелей из Каунаса в Берлин.

Оставалось поклониться большому советскому брату…

Из партизан — за парту

В БССР Герман Шиманюк прибыл в конце 1923-го или в начале 1924 года. Есть указание на то, что переход границы был осуществлен с помощью знатного чекиста-диверсанта Станислава Ваупшасова, который в Западной Беларуси занимался, по сути, тем же, что и наш герой.

Легализация Шиманюка-Скомороха на советской территории началась с присвоения ему новой фамилии — Поплавский. Вопрос партийно-политической принадлежности персонально решили на самом высоком уровне.

Из секретного протокола заседания Бюро ЦК КП (б)Б от 19 марта 1925 года:

«Слушали: О приеме кандидатом в члены КП (б)Б т. Поплавского (докладчик т. Виленстович).

Постановили: Утвердить кандидатом в члены партии тов. Поплавского по 2-й категории, считая срок с 1 марта 1925 г.».

Далее начался священный ритуал введения вчерашнего атамана в партийно-советскую номенклатуру. В октябре 1925 года в Минске на базе Центральной совпартшколы был основан Коммунистический университет Белоруссии имени В. И. Ленина — питомник руководящих кадров. Герман Шиманюк-Поплавский сел за парту.

Из протокола заседания Секретариата ЦК КП (б)Б № 27 от 12 июля 1927 года:

«Пункт 655. Распределение на работу студентов, окончивших Коммунистический университет Белоруссии (докладчик т. Крипец).

<…> Направляется на практическую работу в Минский окружной комитет Поплавский…»

Затем по принятому номенклатурному обычаю должна была развиваться нормальная карьера универсального руководителя среднего звена. Неважно, где и кем ты руководишь, — важно, от чьего имени это делается.

Из протокола № 12 заседания Бюро ЦК КП (б)Б от 26 августа 1930 года:

«Слушали: О распределении руководящих окружных работников (докладчик т. Гантман).

Постановили: Распределить т. Поплавского в райторг».

Далее в этом же деле, хранящемся в Национальном архиве Республики Беларусь, в списке окружных руководящих работников под номером 87 указан Поплавский Г. Д. — член КП (б)Б с 1926 г., белорус, работает в Полоцке в райторге, в других партиях не состоял, приписан к комсоставу Красной Армии, секретарь первичной организации Осоавиахима.

В 1932 году Поплавский отмечен в Минске среди руководителей железной дороги, а с 1933 года он директор Могилевского зооветрабфака — ветеринарного техникума (заметим в скобках, что в те годы существовали планы — перенести столицу БССР из Минска в Могилев). Дала знать старая партизанская любовь к лошадям?

Среди рутинных документов Могилевского райкома КП (б)Б отыскивается постановление от 9 апреля 1934 г. «О развертывании весеннего сева по Вишевскому сельсовету», где среди прочего сказано: «Указать директору техникума т. Поплавскому, секретарю т. Жигуловичу, ответственному по шефству т. Носкевичу на недопустимость таких отношений к шефству».

Каких «таких» отношений, мы точно не знаем, однако можно догадываться, что были они не вполне удовлетворительными. Привычная текучка средней номенклатуры…

(Окончание следует.)

Теги: Минск, Могилев