XIX век: браки и разводы. Три любовника и прилипчивая болезнь жены офицера Таракина

Источник материала:

В 1799 году в жизни унтер-офицера Матвея Таракина случились «военные обстоятельства». Пятый артиллерийский батальон, в котором Таракин служил в должности и звании фейерверкера 1-го класса, командировали в Австрию на борьбу с французскими войсками. Багаж с собой в поход брать возбранялось, жен — это оговаривалось особо — также следовало оставить дома.

Разводы в XIX веке не приветствовались, более того — ограничивались и допускались лишь по строго определенным поводам. Что, впрочем, не мешало семьям распадаться — фактически, а не на бумаге — по тем же причинам, по которым они распадаются и в наше время: из-за измен, лжи, пьянства и тривиального несходства характеров. Об этом свидетельствуют Дела о разводах, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси. Мы предлагаем читателям познакомиться с ними в новом проекте «XIX век: браки и разводы».

Все обстоятельства, сопутствующие делу о разводе, имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов приводятся без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией изложенных в документах фактов.

Запрет несказанно огорчал Матвея Ивановича, который старался не расставаться с женой ни в военное, ни в мирное время. Он оставлял свою Лидию лишь однажды, и из-за короткой разлуки едва не потерял ее навсегда. Дело было еще в пору жениховства.

«Зачем вы меня оставили?»

Матвей встретил Лидию в 1796 году в Полоцке в доме ее родителей, влюбился в девушку с первого взгляда и через приличный срок, то есть спустя неделю, попросил ее руки сначала у отца и матери, потом у самой Лидии. При этом Таракин знал, что у девушки уже есть жених, что назначена дата ее свадьбы, однако этот факт его не смущал. Жених Лидии был лицом штатским, а значит, его как бы не существовало. Ведь штатские — это несерьезно.

Получив согласие на брак, Матвей Иванович уверился, что Лидия и ее родные думают так же. Неделю он ходил в дом Лидии в качестве нареченного, был неописуемо счастлив, потом отлучился из Полоцка «по служебной надобности», а, вернувшись, с удивлением узнал, что его Лидия стала невестой третьего по счету мужчины.

«Зачем вы меня оставили? Женщина по своей слабости одна быть не может». Так Лидия объяснила свой поступок Матвею. Тому было что возразить, но он предпочел смолчать, отбил Лидию у очередного жениха, скоренько с ней обвенчался и увез с собой к месту службы в Брест Литовский.

За три года брака супруги все время были вместе. Не расстались бы и впредь, если бы не грозные события в Европе, где набирал силу молодой и дерзкий Наполеон Бонапарт.

Однако приказ не брать в поход жен был строгим, исключений не делалось ни для кого. Артиллеристу Таракину пришлось подчиниться. Он снял для Лидии небольшой домик, поручил заботам жены все свое имущество (экипаж, нагруженный разными вещами — одеждой, предметами быта), оставил ей деньги, которых должно было хватить на 7−8 месяцев безбедной жизни, и отбыл на войну.

«Кроме платья, воры ничего не взяли: раздели спящих, схватили платье и убежали»

На родину 5-й артиллерийский батальон Таракина вернулся уже в новом, 1800 году. Матвей Иванович спешил увидеть Лидию. Он привез для нее подарки, собирался попотчевать супругу историями из военной жизни — теми, что наименее жестоки и кровавы, но жены в Бресте Литовском не обнаружил. Таракин решил, что Лидия уехала в Полоцк к родителям. В самом скором времени он собирался последовать за ней и лишь на пару дней задержался, чтобы побыть на вечеринке, устраиваемой однополчанами по случаю возвращения домой.

На торжественной встрече были как те артиллеристы, что воевали, так и те, что оставались дома в вакантных и запасных ротах. Разговаривали, пили вино, поминали погибших. Вроде бы все, как и прежде, но все же по-иному: наш фейерверкер заметил, что одни знакомые избегают смотреть ему в глаза, другие же, напротив, смотрят с вызовом и усмехаются. Что такое?

Дело прояснил один из сослуживцев. Основательно выпивший, он подсел к Таракину и спросил заплетающимся языком:

— А что, платье вашей благоверной, господин фейерверкер? Отыскали или так и пропало?

Матвей опешил:

— Платье моей Лидии Григорьевны? Что с ним? Была какая-то история?

— Была, — подтвердил сослуживец. — Платье-то с госпожи Таракиной сняли, украли.

— Лидию Григорьевну ограбили? — вскричал Таракин. — Когда? Что еще унесли из моего дома?

— Не из вашего, — «успокоил» Таракина собеседник, — из дома господина Котельникова. И, кроме платья, воры ничего не взяли: раздели спящих, схватили платье и убежали.

Спящий Яков Котельников, спящая в его доме Лидия… Пока Матвей осмысливал услышанное, его пьяный собеседник, сообразив, что сказал лишнее, ретировался. Остаток ночи Таракин потратил на то, чтобы выяснить, что же все-таки произошло в его отсутствие. Потом сложил разрозненные сведения с тем, что сам «знал и понимал о своей Лидии», и получилось следующее.

Как виноградная лоза не может расти без опоры, цепляясь своими усиками за все, что попадается на ее пути, так и Лидия не могла жить без того, чтобы не опереться на сильное плечо. Ее первой «опорой» после отъезда мужа на войну стал Яков Котельников. Тот был фейерверкером 1-го класса, как и Матвей, благодаря чему Лидия могла тешить себя иллюзией, что почти не изменяет мужу — просто нашла ему равноценную замену из другого полка: 3-го артиллерийского.

Оказалось, что поддержанию иллюзии очень помогает алкогольное опьянение. Поэтому во все время связи с Котельниковым Лидия много пила. Пил и Яков, причем пил за счет Лидии (читай: за счет Матвея). Однажды в дом к любовникам забрались воры и сняли с мертвецки пьяной пары одежду. Случай получил огласку, и тайная связь Таракиной и Котельникова стала явной.

Как поступили сослуживцы Матвея Ивановича, узнав, что жена ему изменяет? Самый сильный из них оттеснил Котельникова и сам стал любовником Лидии. Прошел месяц, и этот любовник был вынужден уступить место другому — старшему по званию, давно пленившемуся красотой Лидии. Услыхав о третьем по счету любовнике своей жены, Матвей Таракин, близкий к помешательству от горя и бешенства, прекратил расспросы: все и так было понятно.

Впрочем, один вопрос у него оставался, и он задал его тем сослуживцам, которые не были перед ним виноваты, которые на протяжении ночи честно смотрели ему в глаза — артиллерии поручикам Мансальскому и Кирьянову. Вопрос звучал так: «Где сейчас Лидия Григорьевна?». Оказалось, что неверная жена, узнав о скором возвращении мужа в Брест Литовский, в панике сбежала в Вильню (современный Вильнюс). Матвей поехал за ней.

«Я по молодым летам моим немогши угасить натуральных склонностей…»

Отыскать супругу в Вильне было нетрудно, гораздо труднее было примириться с новыми обстоятельствами, сопутствующими тем, что Таракин уже узнал о своей жене. Во-первых, все любовники предпочитали жить с его, Матвея, женой на его же деньги: от экипажа с имуществом почти ничего осталось. Во-вторых, выяснилось, что Лидия больна «любострастною болезнью, приключающейся от блуда».

Более полугода Матвей и Лидия пробыли в Вильне, пытаясь наладить свою семейную жизнь. Вероятно, сделать это было крайне трудно, потому что в один из дней Лидия не выдержала и оставила мужа, уехав в Полоцк к родителям. На этот раз Таракин за женой не поехал.

Прошло 3 года. Теперь Матвей Иванович Таракин был не фейерверкером, а унтер-цейхвартером (начальником арсенала) Виленского Литовского запасного артиллерийского полка. Служба шла хорошо, сердечные раны зажили. Герой нашей истории стал задумываться о новой женитьбе, чтобы «все-таки узнать сладость и справедливость жизни» (его собственное выражение). Однако прежде чем жениться, следовало развестись с Лидией.

Унтер-цейхвартер взял в руки перо и бумагу и написал прошение о разводе на имя отца Иова, архиепископа Минского и Литовского. В прошении он честно изложил историю своего несчастливого брака. Ответ пришел незамедлительно, из него следовало, что по совокупности совершенных Лидией Григорьевной проступков развести супругов Таракиных можно, но где доказательства, что все изложенное в прошении правда? Известно, что нет ничего проще, чем оговорить женщину.

Доказательства у Матвея были. Перед отъездом жены в Полоцк, он попросил ее написать ему что-то вроде объяснительной, которую сам же и продиктовал: «Я, Лидия Таракина, по молодым летам моим немогши угасить натуральных склонностей, влекущих к мужскому полу, вела распутную жизнь…» и так далее. Была у Таракина еще одна бумага, подписанная полковым лекарем Сорокунским: «Жена господина фейерверкера Таракина была лечена мною от прилипчивой любострастной болезни, которая приключается от блудодеяния и только от него». Оба документа были отосланы по назначению.

Но и на этот раз Матвея Таракина не развели с женой. Ответ был таким: заразить Лидию Григорьевну «любострастной болезнью» мог сам муж; что касается «объяснительной», то женщина могла написать ее под давлением. Вот если бы Лидия лично призналась в блуде или же если бы в том признались ее любовники — это было бы доказательством и поводом для скорого развода.

«Но это же непристойно! — отвечал Матвей Иванович архиепископу Минскому и Литовскому. — Как я буду опрашивать любовников моей жены, как я стану выискивать их?! А честь моего мундира, а стыд, каковой мне придется перенести?»

Однако делать было нечего: хочешь развестись — предоставь доказательства. Выбрав меньшее из двух зол, унтер-цейхвартер Таракин решил, что лично признаваться в блуде будет Лидия, а не ее любовники, и поехал за женой в Полоцк. Что там произошло, нам неизвестно. Возможно, встретившись, муж и жена смогли помириться и начать все заново. Может быть, случилось так, что Матвей нашел свою жену на кладбище под могильным камнем и надобность в разводе отпала сама собой. Нельзя исключить, что привезти Лидию в Минск по делу развода нашему унтер-цейхвартеру помешала служба и новые «военные обстоятельства» — ведь действия Наполеона Бонапарта по-прежнему лихорадили Европу. А раз так, то нельзя исключить гибели самого Матвея Таракина.

Как бы там ни было, но дело о разводе супругов Таракиных с отъездом Матвея Ивановича в Полоцк было прекращено.

Теги: знакомства, Брест