XIX век на скамье подсудимых. Как белоруску обвинили в убийстве новорожденного ребенка

Источник материала:

Тело новорожденной нашли служанки Домицилия Соколовская и Фекла Ревинская. Девочка была зарыта в навозную кучу головой вниз — только ножки торчали. Служанки разом вскрикнули и перекрестились, а потом бросились выкапывать новорожденную. Ее тельце было еще теплым, из носа шла кровь, но признаков жизни девочка не подавала. «Мертвая? — переспросила Домицилию и Феклу помещица Сахарова, когда служанки внесли младенца в комнаты. — Задохнулась в навозе? Тогда придется звать пристава».

История, которая будет рассказана сегодня, произошла 134 года назад — в июне 1883-го в имении Капланцы Игуменского уезда, принадлежащем генерал-майору Сахарову. Напомним, что в наши дни древний город Игумен носит название Червень.

Чего боялись наши предки, жившие 100−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный, или безымянный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.

«Врач протянул приставу два комочка сена, смешанного с соломой, найденных им в глотке и пищеводе младенца»

Прибывший в имение пристав забрал тело новорожденной и отвез его на судебно-медицинскую экспертизу в местечко Дукоры, где жил уездный врач Северин Карлович Григорович. На следующий день пристав наведался к медику и спросил:

— Есть для меня что-нибудь интересное? Или дитя умерло своей смертью? А может, родилось мертвым?

— Девочка появилась на свет доношенной, живой и жизнеспособной, — стал озвучивать результаты вскрытия врач. — Начала дышать, а затем…

— Затем любезная мамашенька зарыла ее лицом в навозную кучу? — поторопил Григоровича пристав. — Значит, налицо факт детоубийства!

— Навоз был после, — ответил врач. — Смотрите, что я нашел у новорожденной в глотке и пищеводе.

С этими словами Григорович протянул приставу два комочка сена, смешанного с соломой:

— Поначалу девочке затолкали в горло сухую траву.

— Это чтобы наверняка умертвить, — отозвался пристав.

Представитель власти поспешил в Капланцы, чтобы арестовать мать-детоубийцу. Ему не нужно было искать родильницу, так как вся округа знала, что девочку произвела на свет «безмужняя девица, дворянская дочь» Кунигунда Жолудь.

«Ее беременность стала следствием отношений с одним из служащих имения — взрослым женатым мужчиной»

Родители-католики нарекали дочерей именем Кунигунда в честь христианской святой, при этом дома девочек звали Кинга (с ударением на первый слог), Киня или Кунда. Мы станем называть героиню нашей истории Кингой.

Отец Кинги, дворянин Александр Жолудь, владевший половиной небольшой деревеньки в Минской губернии, умер молодым. Его вдова и пятеро детей остались с «недостаточными средствами к существованию», так как доходов деревенька давала немного. Вдова Жолудь стала искать для своих детей работу с таким расчетом, чтобы подрастающие «желудята» отправлялись к месту службы с 16 лет. Кингу удалось устроить одной из помощниц управляющего в имение генерал-майора Сахарова. Устроить, разумеется, по знакомству: мать Кинги и жена управляющего Юзефа Венглинская были сестрами. Так девушка попала в Капланцы.

Прошло несколько лет. 21-летняя Кинга продолжала работать у Сахаровых, замуж не собиралась, влюблена не была. Ее беременность стала следствием отношений с одним из служащих имения — взрослым женатым мужчиной, отличающимся чрезвычайной настойчивостью. Но едва любовник узнал о «плоде в чреве», как его интерес к девушке угас.

Со временем деликатное положение Кинги заметила Юзефа, потом другие дворовые служащие. О беременности девицы доложили хозяйке — помещице Сахаровой. Та вызвала к себе Юзефу, попеняла ей на то, что она плохо присматривает за племянницей и отпустила с миром: чего уж теперь — дело житейское.

«Рожала в одиночестве, и в процессе родов несколько раз теряла сознание»

Утром 16 июня, примерно за час до начала родов, Кинга, как обычно, отправилась проверять сараи, чтобы удостовериться, что работники выгнали скот на поля. В третьем по счету сарае — пустом — ее «вдруг настигла сильная боль спины и желудка». Кинга упала на солому и, «промучившись положенное время», родила ребенка.

Что было дальше, в точности не известно. Возможно, новорожденная девочка умерла от неловких действий своей неопытной матери, которая рожала в одиночестве, без помощи, и в процессе родов несколько раз теряла сознание. Или Кинга все-таки вложила в горло дочери сено, стремясь задушить ее. Одно мы можем сказать наверняка: Кунигунда Жолудь действительно закопала своего ребенка — живого или мертвого — в навоз и только потом вышла из сарая.

Обеспокоенная долгим отсутствием племянницы, Юзефа отправилась на поиски. Увидев Кингу у сарая — «глаза шальные, руки в навозе, юбка в крови, сама шатается» — она подбежала к девушке, чтобы поддержать ее, а служанок отправила на поиски младенца. О том, что было дальше, уже известно

Заявление пристава («Младенца умертвили умышленно!») вызвало у обитателей Капланцов ужас и слезы. Но все же Юзефа и помещица Сахарова упросили пристава не арестовывать Кингу, поручившись, что до суда она будет «неотлучно» находиться в имении.

«Как мертвый ребенок смог „закопаться“ на пол-аршина в навоз?»

Судил дворянку Кунигунду Александровну Жолудь Минский Окружной суд. Суд проходил с участием присяжных заседателей. «Безмужнюю девицу» обвиняли в том, что она, «родив незаконно прижитого ребенка, волнуемая стыдом и страхом», вложила в рот младенцу сено и солому, закопала его в навоз и «таким образом умышленно лишила жизни», что составило преступление, предусмотренное последней частью 1451 статьи Уложения о Наказаниях.

Кинга отрицала все: сено и солому в рот дочке не вкладывала, в навоз ее не закапывала и уж, перво-наперво, не мучилась из-за беременности стыдом и страхом, так как никто ее ни в чем не упрекал, крыши над головой не лишал и со службы не выгонял. По словам Жолудь, девочка родилась неживой, так как не кричала, не плакала — во всяком случае, Кинга крика новорожденной не слышала. Вопрос о том, как мертвый ребенок смог «закопаться на пол-аршина в навоз», обвиняемая будто не услышала.

Родные наняли для Кунигунды защитника — помощника присяжного поверенного (то есть адвоката), который развернул бурную деятельность, созвав врачей из Игумена, как состоящих на государственной службе, так и вольнопрактикующих. Он спрашивал врачей, мог ли младенец, упавший при рождении головой вниз на постилку из сухой травы, «совершить дыхательно-сосательные движения и втянуть в себя немного тертой соломы»? Этот вопрос медики оставили без ответа. Но обратили внимание суда, что вокруг шеи новорожденной обвита пуповина. Так не от этого ли задохнулась девочка? При этом определить причину смерти врачи затруднялись: останки ребенка к началу судебного заседания были сильно повреждены «натуральными процессами гниения».

Защитнику выводы медиков понравились. В своей заключительной речи он сделал акцент на том, что причиной смерти новорожденной могло скорее стать обвитие пуповины, чем «проглоченные соломинки».

Умышленное убийство? Лишение всех прав и тюремное заключение

И все же присяжным трудно было оправдать Кунигунду Жолудь. В документе, в котором им следовало написать свое решение, присяжные пометили «да, виновна», затем зачеркнули написанное, вновь начали что-то писать, опять зачеркнули и лишь потом вывели: «нет, не виновна», то есть не виновна в умышленном убийстве своего ребенка.

Однако осталось еще обвинение «в сокрытии трупа незаконно прижитого ребенка» (2 часть статьи 1460 Уложения о Наказании). Здесь присяжные твердой рукой вывели: «да, виновна», так как по собранным полицией сведениям выходило, что никто, кроме матери, не мог закопать новорожденную в навоз.

По первому обвинению — в умышленном убийстве ребенка — Кунигунде Жолудь грозило лишение всех прав состояния и тюремное заключение на несколько лет (2 − 4 года и больше). За сокрытие тела незаконнорожденных детей наказание, как это понятно, было гораздо мягче. Чаще всего женщин, похоронивших своих «мертворожденных ребят» и не сообщивших о родах полиции, наказывали церковным покаянием и арестом при полицейском участке на сроки от 3 дней до 4 недель — в зависимости от обстоятельств.

Кунигунду Жолудь наказали гораздо строже: присяжные решили, что она должна отбыть 4 месяца тюремного заключения. Видимо, оправдательный приговор по первому обвинению, если не лег на их совесть тяжким грузом, то как минимум доставил определенный дискомфорт.