XIX век на скамье подсудимых. Белорус - грабитель могил

Источник материала:

Соседа Андрея Метельского звали Никитой. Дом у Никиты был теплее, земельный надел — больше, но позавидовал соседу Андрей лишь однажды: когда тот вернулся с весенней ярмарки в Пинске, подпоясанный новым поясом. С кистями на концах, украшенный вышивкой и кожаными вставками, пояс, по словам его владельца, стоил 8 злотых — весомую для Метельского сумму. Носил свой пояс Никита недолго, так как той же весной умер от воспаления легких. Андрей пришел на похороны и едва не воскликнул: «Какое расточительство!», когда увидел, что сосед лежит в гробу в том самом поясе. Ночью Метельскому не спалось…

Чего боялись наши предки, жившие 150−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный, или безымянный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.

Эта история произошла 185 лет назад — в 1833 году. Местом ее действия стало кладбище, на котором хоронили своих умерших жители местечка Городная Пинского уезда Минской губернии (теперь деревня в Столинском районе).

«Копать землю „свежего погребения“ оказалось нетрудно»

Ночью Метельскому не спалось: все представлялся пояс — мягкий, теплый и яркий, обернутый вокруг холодного тела и скрытый в темной сырой могиле. К полуночи Андрей встал с постели, оделся, взял в сарае факел, вооружился лопатой и отправился на кладбище.

Копать землю «свежего погребения» оказалось нетрудно. Сняв с мертвого Никиты пояс, Андрей объяснил соседу: «Тебе он больше ни к чему» и еще раз попрощался с ним: «А теперь покойся с миром». Потом закрыл гроб, закопал могилу и насыпал аккуратный холмик.

Вернувшись домой, Метельский спрятал снятый с мертвеца пояс в сенях в бочке с зерном и вошел в комнату. Жена Хавронка (Феврония) спала, не заметив отсутствия мужа.

Дня два-три после своей ночной эскапады Андрей Метельский под тем или иным предлогом заходил в дом к соседям — родным Никиты, прислушиваясь к тому, о чем там говорят. Сделав вывод, что никто из близких покойного не догадывается о том, что могила была вскрыта, а Никита теперь «спит без пояса», он вздохнул с облегчением и решил действовать. Вытащил из бочки с зерном пояс мертвеца, отвез его в Столин (за 26 с лишним верст от местечка Городная), там продал за 7 злотых 25 грошей и на вырученные деньги купил себе другой пояс — тоже с вышивкой, но без кистей.

Видимо, на обратном пути у Метельского возникла и оформилась мысль «пограбивать мертвые тела» и продавать снятую с них одежду, так как, вернувшись домой, он объявил жене, что отныне займется скупкой — продажей — обменом «мещанского и крестьянского платья». А на вопрос Хавронки о том, с чего он начнет, где возьмет деньги или одежду, Андрей с усмешкой ответил: «Есть кое-какие мысли».

«Волки и одичавшие собаки бродили вокруг кладбища и подбирались поближе, едва Андрей открывал домовину»

В 1830-е годы в местечке Городная и окрестностях проживало более тысячи человек. Нам неизвестно, как часто проходили похороны на местном кладбище, но известно, что Метельский раскапывал новые могилы примерно раз в три недели. Неподалеку от кладбища он соорудил тайник, в котором держал факелы из лучины, лопату и топор. На дело грабитель выходил в любую погоду и всегда только ночью — и лунной, и беспросветно темной.

Шума ветра в кронах кладбищенских деревьев, непонятных шорохов и звуков, отблесков лунного света на крестах, старых полуразрушенных склепов, скрипа, с которым открывалась крышка гроба, хладных мертвых тел Метельский не боялся. Зато опасался волков и одичавших собак, которые бродили вокруг кладбища и подбирались поближе, едва Андрей открывал домовину. Однажды ему даже пришлось отбиваться от голодной собаки лопатой.

То, что в первой из раскрытых могил с покойника был снят только пояс, Метельский считал своей большой ошибкой. Теперь он снимал с умерших почти всю одежду: сермяги и свиты (верхняя одежда наподобие кафтана), рубахи, андараки (длинные юбки из шерстяной ткани), наметки (женские головные уборы из длинного полотнища). Было у него, как у всякого уважающего себя вора, свое нерушимое правило, свой «кодекс чести»: не трогать детские могилы и не снимать нижнее белье (сорочки) с женщин. С мужчин грабитель снимал даже подштанники.

Одежду мертвецов Метельский отвозил в Столин и Пинск. Там он продавал или обменивал ее у портных Абрама Шмуйло и Берко Фельдмана, разумеется, не сообщая, откуда у него это «мещанское платье». Портные считали Метельского торговцем. Выменянную у Шмуйло и Фельдмана одежду Андрей продавал в Городной: заходил в дома к соседям и незнакомым людям и предлагал свой товар.

«Послышались новые крики ужаса — люди узнавали одежду, которую они надевали на своих умерших»

Полгода Метельский раскапывал могилы, раздевал покойников и жил за счет вырученных от продажи одежды денег. Он почувствовал свою безнаказанность, поэтому стал беспечен. И однажды был пойман. Случилось это следующим образом.

Осенью на кладбище появилась могила Артемона Вечерко — еще одного соседа Метельского. Андрей могилу вскрыл, покойного соседа ограбил, а его шапку и свиту обменял у портного Фельдмана на похожие. Через две недели, привезя новый «товар», он еще раз поменялся и получил шапку и свиту Артемона назад (не узнав их). Удивительное совпадение, но продавать эту одежду Метельский пришел не к кому-нибудь, а в дом к родным покойного Вечерко.

Увидев в руках Метельского шапку, к которой был пришит красный цветок с пятью лепестками, молодая вдова Артемона Устынка (Устиния) закричала и замахала руками (цветок она сшила сама, сама же положила шапку с цветком в гроб мужа). Проследив за взглядом невестки, закричала и мать Артемона. После беглого осмотра женщины узнали свиту умершего сына и мужа. Снова поднялся шум.

«Сказывай, где взял, сказывай!» — подступал к Андрею отец Артемона. Впрочем, и без слов было понятно, откуда взялись эти вещи.

К дому семьи Вечорко спешили привлеченные криками люди. Узнав, в чем обвиняют Метельского, жители местечка решили провести обыск в его доме и дворовых постройках. В одной из бочек, стоявших в сарае «торговца"-грабителя, они обнаружили 1 белую сермягу, шапку, 3 рубахи, 2 пояса, андарак, фартук и подштанники. Послышались новые крики ужаса — люди узнавали одежду, которую они надевали на своих умерших.

Обескураженные, возмущенные, оскорбленные жители местечка решили отнести найденные вещи в Ратушу и оставить их там для дальнейшего разбирательства. Преступника связали и отвели в местный острог.

«Как ты мог, не боясь суда и страха Божия, беспокоить мертвые тела?»

Судил Андрея Севастьяновича Метельского, 36-летнего мещанина, Городенский словесный суд (словесные суды разбирали незначительные преступления, возглавлялись городовыми старостами и выборными заседателями из числа уважаемых жителей города). Разбирая дело своего земляка, судьи Денис Еромич и Тихон Кисель старались найти для него оправдание. Они отмечали, что глава семьи и отец двух сыновей — двухлетнего Антона и годовалого Микиты — Андрей Метельский небогат: земельный надел у него крошечный, домашнего скота нет. Так не «скудная» ли жизнь толкнула его на злодеяние? Учитывали судьи и то, что Андрей всегда аккуратно закапывал могилы, тогда как иные преступники — «разрыватели гробов, грабители мертвых» (а таковые порой объявлялись в городах и селах) — не утруждали себя приведением захоронения в порядок: оставляли гроб с голым покойником открытым, «на осквернение» одичавшим собакам.

Однако судей сильно возмущал тот факт, что преступник ничуть не раскаивался в содеянном. На вопрос: «Как ты мог, не боясь суда и страха Божия, беспокоить и пограбивать мертвые тела?» Метельский пожимал плечами: «А почему нет? Мне их одежда была нужнее!»

Городенский словесный суд приговорил Метельского к наказанию кнутом и высылке в Сибирь. Раппорт с решением словесного суда был отправлен в Пинск. Пинский земский суд, разобравшись в данном деле, приговор городенских судей утвердил.

Количество ударов кнутом и срок, на который Метельского отправляли в Сибирь, в материалах судебного дела указан не был.