Центральное место Холокоста. Каким будет мемориал в Благовщине, где уничтожили 150 тысяч человек

Кого расстреливали в Благовщине? Только «мирных советских граждан»?

Тростенец — это не только концентрационный лагерь, как об этом пишут в школьных учебниках по истории. Название объединяет несколько локаций: собственно лагерь принудительного труда (на его территории находится бывший колхозный сарай, где в июне 1944 года были расстреляны и сожжены последние заключенные лагеря и минских тюрем), места массовых расстрелов в Благовщине и кремационная печь в урочище Шашковка, предназначенная для массового сожжения трупов.

— Расстрельное место в урочище Благовщина — это обычная поляна в лесу, рассказывает сотрудник Исторической мастерской имени Леонида Левина, историк Александр Долговский.

В советское время, с 1957 года, Благовщина соседствовала со свалкой мусора, которая позже переросла в полигон «Тростенецкий». Только в 2002-м здесь появился памятный камень, указывавший на трагизм этого места. До этого на монументах, а также в публикациях советского времени писали, что в Тростенце погибли подпольщики, партизаны, мирные советские граждане и «заключенные, привезенные из тюрем Германии, Чехословакии, Австрии, Франции, Польши». В 2002-м впервые появилась надпись о том, что в Благовщине были убиты в том числе «яўрэі Мінскага гета і іншых краін Еўропы».

По словам историка Александра Долговского, одной из главных причин, зачем были созданы лагерь в Тростенце и Благовщина как расстрельное место, стали депортации евреев из Западной Европы в 1942 году.

— В 1941-м в Минске создается несколько центров уничтожения. Для советских военнопленных — Шталаг в Масюковщине, для минских евреев — Минское гетто. В 1942 году возникает лагерь в Малом Тростенце. Для кого и зачем? Ученые считают, что импульсом для создания этого места уничтожения стали депортации из Западной Европы.

Евреев, которых привозили в 1942 году, не размещали в Минском гетто (в отличие от 1941-го), а сразу вывозили на расстрел в Благовщину, рассказывает Долговский. Первый «транспорт» с тысячей депортированных из Вены евреев прибыл 11 мая 1942 года.

— Только некоторые уцелели — их преступники использовали для принудительного труда. Но это не было шансом спастись. Их привозили сюда убивать. Вернее, могли использовать, а потом все равно убивали.

Первый задокументированный расстрел депортированных евреев произошел в середине мая 1942 года. Примерно в то же время для усиления минской СД (службы безопасности. — Прим. TUT.BY) из Латвии приехала часть подразделения «Арайса» (подразделение латышской вспомогательной полиции. — Прим. TUT.BY). Также прибыли душегубки. Все это было связано с большими акциями уничтожения.

В тот период основной категорией людей, которых убивали, были евреи из Минского гетто и Западной Европы, рассказывает Александр. Тогда возникает вопрос: где белорусы, военнопленные, подпольщики, мирные советские граждане, которые в советской культуре памяти всегда присутствовали на мемориалах? Они, конечно же, были — массово уничтожались в этот период и позже, объясняет Долговский.

С 1942 года Благовщина стала центральным местом расстрела не только для депортированных евреев, но и для минских. Там же убивали белорусов, которые оказывали сопротивление.

— Самая известная акция уничтожения белорусов в Благовщине — это сентябрь 1943 года, когда была взорвана столовая СД и убит Вильгельм Кубе. За это нацисты окружили определенные улицы, взяли в заложники гражданское население (от 300 до 1000 человек) и, минуя Володарскую тюрьму, вывезли их в Благовщину.

После октября 1942 года, когда закончились депортации из Западной Европы, в Благовщине убивали заключенных из Минского гетто, а также минских тюрем.

— Это были люди, в чем-то заподозренные или просто больные, — рассказывает Александр Долговский.

Расстрелы в Благовщине прекратились лишь в конце 1943 года.

— В это время происходит уничтожение Минского гетто. Тогда же прекращает существовать Благовщина как расстрельное место. Можно сказать, что Благовщина — это центральное место Холокоста в Беларуси, где уничтожались депортированные евреи, минские евреи, белорусы из числа мирного населения, партизаны, подпольщики и военнопленные.

Историк обращает внимание, что сейчас пирамида памяти по категориям перевернута.

— В нашем общепринятом нарративе это мирные граждане, подпольщики, партизаны и — на последнем месте — депортированные евреи. Но позитивный и важный момент заключается в том, что сейчас происходит демократизация культуры памяти.

Каким планировался мемориал и каким он пока будет

Мемориал, открытие которого запланировано на 29 июня, условно можно поделить на две части: путь, по которому люди шли к месту расстрела, не зная или догадываясь, что их ждет, и непосредственно места уничтожения. Первую часть проекта создавала УП «Творческая мастерская архитектора Левина Л.М.», вторую — УП «Минскпроект». Возникла такая творческая интеграция сил не сразу.

В 2012 году газета «СБ. Беларусь сегодня» опубликовала материал, в котором был назван победитель конкурса на лучшую мемориальную композицию в Тростенце. Им стала скульптурная композиция «Врата Памяти» скульптора Константина Костюченко. Расположить ее должны были на территории, где находился лагерь смерти. Историки тогда высказали мнение, что место для основной скульптурной композиции выбрано неверно. Они посчитали, что начать мемориализацию «Тростенца» стоило именно с урочища Благовщина, где было убито примерно 150 тысяч человек.

Спустя год творческая группа под руководством Леонида Левина, в которую вошли скульпторы Максим Петруль, Константин Селиханов, Александр Шаппо, архитекторы Галина Левина и Александр Копылов, представили собственный проект мемориализации Благовщины. После обсуждений и прохождения художественного совета он все-таки был включен в общий проект.

— Не принято говорить, но наша память держится на семейных чувствах. А ведь первое, чем она передается, — это из поколения в поколение, — рассказывает главный архитектор проекта «Последний путь» Галина Левина. — Отец (Леонид Левин. — Прим. TUT.BY) прошел через войну, будучи ребенком. Он чувствовал ее не через энциклопедические формулировки — война была в его жизни. Это дало сильную эмоцию и в то же время огромную ответственность, ведь в Благовщине были уничтожены евреи как из Беларуси, так и из Европы. В Тростенце важен каждый метр истории, которую нужно рассказать. Не просто подойти к монументу и отдать дань памяти и уважения, а пройти эти метры, прочувствовать то, что когда-то испытывали узники.

Начинается мемориал с площади Жизни — она выполнена в белом цвете надежды. На этом месте планировалось установить скульптурную композицию «Чемоданы», однако к дню открытия она не появится. Далее стоят четыре бетонных вагона — символические залы памяти.

— Человек не идет по тротуару. Он заходит в вагоны длиной 20 метров, высотой 4 метра и шириной 3,4 метра — и оказывается в реальном пространстве, куда загоняли депортированных людей. Он может все это ощутить, задуматься среди звуков природы, которые вступают в парадоксальный конфликт с происходящим. И ведь так было! Пели птицы, шумели деревья, шуршала листва, а рядом убивали людей. По задумке, на стенах внутри вагонов мы хотели указать фамилии погибших. Но когда начали работать над проектом более детально, оказалось, что списки уничтоженных из Западной Европы есть, а из Беларуси — нет.

За вагонами следует площадь Парадокса. Вместе с планируемыми скульптурами она символизирует парадокс войны: человек убивал человека.

— Этот парадоксальный мир отображают перевернутые дерево, дом, менора (один из древнейших символов иудаизма. — Прим. TUT.BY).

Для скульптур пока только залили фундамент, но ко дню открытия, по словам Галины Левиной, они не появятся. В планах это должно произойти позже.

Площадь выполнена из брусчатки красного оттенка.

— Это материал истории Минска и Беларуси в целом. Не плитка, приятная для ног, а именно брусчатка. В задумке (я думаю, мы это когда-нибудь сделаем) хотелось бы установить на площади булыжники из городов, откуда были депортированы погибшие люди.

Проходя через последний вагон, мы оказываемся на черной площади — площади Смерти. Оттуда — спуск к местам уничтожения.

— В нашем проекте все сделано из бетона, а также металла, брусчатки, щебня. Материалы простые: война ведь не была в мраморе. Даже газон мы предлагали делать не гладкостриженым, а разнотравьем.

По признанию Галины Левиной, для нее этот проект был не просто сухим проектированием, а очень личной историей.

— Нам было сложно, потому что это не сделать велодорожку в парке — здесь каждый шаг отзывается историей, в том числе семейной. Поэтому нам хотелось, чтобы каждый элемент был сделан так, как задумывалось.

Получилось, к сожалению, не все и не совсем так. При открытии мемориального комплекса в Благовщине пока не появятся смыслообразующие скульптуры и имена погибших. Сместилось место парковки — из-за особенностей уже существующей инфраструктуры.

— Также нам хотелось бы, чтобы в этом месте было больше тишины. Но дорога, которая идет к СТО, расположенной рядом, лишает тишины. Это реалии города.

Дорога к месту расстрела — почти 800 метров в длину. Галина Левина надеется, что каждый, кто будет по ней идти, будет видеть свое и задавать свои вопросы.

— Это путь осмысления, — подчеркивает Галина. — Без него невозможно понять, что произошло и как стало возможно то безумие ненависти. Эти 800 метров нужны нам и сейчас, чтобы пройти и подумать, как сделать так, чтобы в человеке не возникало чувство ненависти к другому по какой-то причине: расовой, уровню благосостояния и т.п.

Места, где находятся останки расстрелянных, а потом сожженных жертв, обозначат и засыплют колотым черным гранитом, уложат плиты из полированного камня. Такое решение предложило УП «Минскпроект». Вдоль границы бывшего расстрельного места установят колоннаду, каждый элемент которой напоминает обожженных черный столб, рассказывает minsknews.by.

Почему мы чаще вспоминаем о расстрелянных белорусах, но не о депортированных евреях?

Историк Александр Долговский отмечает: важно не только построить мемориал, но и то, как мы будем рассказывать о его истории.

— Для нас это лакмусовая бумажка: как мы будем работать с памятью. Одно дело — поставить важные стелы, проложить дорожки, другое дело — рассказывать об истории. Мне кажется, закончилось время преподавания на основе круглых чисел. Мы должны говорить о конкретных людях, которые были там убиты, конкретных судьбах: об учителях, школьниках, писателях, партизанах, простых людях, благодаря которым можно понять весь драматизм. Если мы просто выучим число, этого будет недостаточно, чтобы проникнуться историей. И тогда уже у нас нет права выставлять претензию детям, что они не понимают историю. Они не понимают, потому что мы сами до конца не поняли. С открытием мемориала у нас появляется возможность помнить лучше о местах уничтожения близ Тростенца. И не только у нас, но и в других странах.

Почему сейчас наша культура памяти искажена и местом памяти для родственников депортированных евреев стали деревья с желтыми «цетликами» и фотографиями? Александр Долговский объясняет это конкретными историческими фактами.

После того как в Благовщине прекращаются расстрелы, появляется крематорий-яма в Шашковке. Она действует с конца 1943-го до конца июня 1944-го.

— Депортаций уже нет, нет и Минского гетто. Логично, что в Шашковке основные категории жертв — это белорусы, которых привозили туда на уничтожение из тюрем Минска. В лагере «Малый Тростенец» в любой период абсолютным большинством жертв были западные евреи. Не было смысла отправлять туда евреев из Минского гетто на постоянное размещение. Только если на краткосрочные принудительные работы. Потому что гетто само по себе являлось резервуаром рабочей силы, которую контролировали и убивали.

Жертвами сарая в Шашковке в основном были заключенные минских тюрем, прежде всего Володарской, которая в период оккупации была тюрьмой СД.

— Когда закончилась война, люди потянулись на место лагеря, а точнее сказать, сарая, где были расстреляны последние заключенные Тростенецкого лагеря, минских тюрем, и искали свидетельства, которые могли бы указать, что там их родственники. Когда летом 1944 года пришла чрезвычайная комиссия, она делала снимки именно на территории сарая, потому что там лежали недогоревшие трупы. В Благовщине же трупов не было, потому что преступники убрали следы преступлений. Потому мы и думаем, что так было во всех местах уничтожения близ Тростенца. Долгое время убитых евреев Минского гетто называли мирными советскими гражданами. Но идентичность должна возвращаться жертвам.

Как считает Долговский, чрезвычайная комиссия умышленно посчитала депортированных евреев мирными советскими гражданами, хотя было найдено множество предметов, указывавших на их идентичность.

— Комиссия не хотела с этим дискутировать: по словам одного из членов комиссии, это был «политический вопрос».

Сколько людей погибло в Благовщине?

В июле 1944 года на территории Тростенца работала чрезвычайная комиссия, которая фиксировала преступления, совершенные нацистами. По ее заключению, в Благовщине было уничтожено примерно 150 тысяч человек, в Шашковке — 50 тысяч, в сарае — 6,5. Всего — 206 500 человек. Александр Долговский говорит, что эти числа стоит считать символическими, ведь нацисты сделали все, чтобы скрыть следы массовых убийств и сделать невозможным назвать точное количество убитых: с октября по декабрь 1943 года с помощью заключенных они вскрывали рвы в Благовщине, где были погребены расстреляные жертвы, и сжигали их трупы.

— Мы до последнего можем назвать имя каждого, кто был депортирован из Западной Европы, а позже убит в Благовщине, поскольку сохранились транспортные листы. Их было около 23 тысяч человек.

Из числа белорусского населения доподлинно можно назвать имена лишь нескольких сотен человек.

— Минская СД вела списки, но ее архив утерян. Скорее всего, он был уничтожен. Поэтому мы не можем реконструировать число всех наших жертв. К тому же после войны у нас повсюду висели круглые цифры — индивидуальные судьбы были не так важны, как общее число убитых.

Реконструировать число жертв можно только по самым большим операциям уничтожения, говорит историк. Так, во время акции конца июля 1942 года в Благовщине было убито примерно 5 тысяч минских евреев, уничтожение Минского гетто осенью 1943-го — это еще свыше 10 тысяч жертв. 23 тысячи убитых — депортированные евреи из Австрии, Германии, Чехии. Также, по свидетельским показаниям, в феврале 1943-го из Полоцка на уничтожение привезли 3 тысячи человек из числа гражданского населения. На основе этих данных можно получить число в 40 тысяч, говорит Долговский.

— Сверху историки набрасывают еще 20 тысяч. Так делает исследователь Кристиан Герлах, который написал фундаментальную работу по политике уничтожения в Беларуси. Сюда он относит число убитых в рамках небольших карательных операций, о которых есть документальные упоминания и о которых нам неизвестно. Так выходят на число в 60 тысяч — столько было убито во всем Тростенце. Более точно реконструировать невозможно, потому что люди были сожжены.

На основе чего чрезвычайная комиссия получила 206 500 убитых? Александр Долговский объясняет:

— Из 34 рвов она частично вскрыла пять, измерила их площадь, массу, которая осталась после сожжения, — таким образом получила 150 тысяч убитых в Благовщине. Конечно, это символическая цифра. Потому что если вы посмотрите на поляну, то поймете, что это едва ли возможно — убить там такое количество людей.

В сарае, по словам Долговского, комиссия измерила площадь сарая и посчитала, сколько трупов помещалось на квадратном метре. Так получилось число в 6,5 тысячи.

— Это, наверное, самое близкое к реальности число, — замечает историк. Однако и к нему были вопросы: комиссия считала площадь прохода, на котором не лежали трупы.

Самым сложным считается урочище Шашковка, говорит Долговский, поскольку количество убитых там посчитали на основании слов нескольких свидетелей. Вполне вероятно, что по этой причине число погибших не озвучивалась на Нюрнбергском процессе.

— В Шашковке людей расстреливали и сразу же сжигали. Поэтому, чтобы установить количество погибших, опрашивали местное население. Оно говорило так: в день приезжало столько-то машин. Чрезвычайная комиссия умножала их число на количество дней с конца 1943-го по конец июня 1944-го. Так получились круглые 50 тысяч. На Нюрнбергском процессе озвучивалось только 150 тысяч убитых в Благовщине и 6,5 тысячи жертв из сарая.

Однако, отмечает Долговский, зацикливаться на цифрах — это в определенной степени ошибка.

— Цифры уводят нас от конкретных жертв, их имен, судеб. Важнее противодействовать замыслам преступников и возвращать людям имена и лица. Когда мы пишем фамилии, мы противодействуем злым умыслам нацистов. Ведь они забрали у людей не только жизнь, но и память о них. Возвращая им фамилии, лица, мы показываем, что такое преступление скрыть невозможно. Это — наш долг перед жертвами.