«Потребовалось 11 лет, чтобы встать на ноги». Каково это - быть музыкантом и уехать в Нью-Йорк в 30

Источник материала:

До 30 лет Зисл Слепович жил в Минске. Здесь он получил образование музыканта, защитил кандидатскую диссертацию, стал преподавателем. Осознав, что в Беларуси он «сказал все», принял решение переехать в Нью-Йорк. Это было в 2008 году — как раз в разгар мирового финансового кризиса. В городе миллионов возможностей музыканта с белорусским образованием и еврейскими корнями ничто не ждало — только неизвестность, в которой все пришлось начинать с нуля.

В интервью TUT.BY Зисл Слепович рассказал о том, какая реальность ожидает музыкантов после переезда в США, почему каждый из них обязан быть бизнесменом, по какой причине надолго уезжать из города «чревато последствиями» и сколько времени нужно для того, чтобы приобрести «фантастическое ощущение стабильности».

7 ноября Зисл Слепович выступит в Минске на бесплатном фестивале еврейской культуры и клезмерской музыки Litvak Klezmer Fest. Время его выступления: 21.00 — 22.30 (Минск, Октябрьская, 16)

«У каждого из нас может быть много разных лейблов, за которыми важно видеть главное — человека»

По паспорту Зисла Слеповича зовут Дмитрий. Но так к нему уже давно никто не обращался.

— Так повелось, что Зисл — мое еврейское имя, которое со временем стало артистическим. Оно приросло ко мне, я ощущаю его своим. Никто не звал меня Дмитрием уже много-много лет.

С Зислом мы общаемся по WhatsApp. У нас в Минске — 17.30, рабочий день практически завершен. У Зисла в Нью-Йорке — 10.30, и его день только-только начинается.

— Если играю вечерние спектакли и ложусь в два часа ночи, то стараюсь поспать подольше, — объясняет свой поздний подъем Зисл. — Правда, когда есть ребенок, это довольно проблематично.

Между нами — континентальная Европа и целый Атлантический океан. Вскоре Зисл сядет в самолет и окажется в Минске — в городе, где началась его музыкальная история и карьера. В Беларусь — страну, где он родился, — Зисл приезжает по приглашению давнего друга Сергея Долгушева на фестиваль еврейской музыки Litvak Klezmer Fest. Несмотря на «потерю» обычного белорусского паспорта, от своей белорусской идентичности Зисл никогда не отказывался.

— Это много значит для меня. Редко бываю в Беларуси, но когда меня спрашивают, всегда подчеркиваю, что я оттуда. Все-таки здесь я прожил 30 лет, вырос, отучился, получил все свои степени. Это большой кусок моей жизни.

— Однажды общалась со скульптором, который бóльшую часть жизни прожил в Беларуси и уехал в Израиль. Он от своей белорусской идентичности напрочь открещивался. У вас по-другому.

— У евреев есть поговорка: «У доброго дитяти много имен». Всегда можно быть и тем, и другим. Наша идентичность — и я имею в виду не только евреев — сложная, состоит из многих наслоений и пластов. Конечно, я нью-йоркский музыкант, ведь я безвылазно живу и работаю здесь. Но при этом я остаюсь белорусским музыкантом. И просто белорусом. У каждого из нас может быть много разных лейблов, за которыми, как мне кажется, важно видеть главное — человека.

«Не хотелось, чтобы о еврейской культуре было представление как о динозавре, которого мы сейчас пытаемся воскресить»

В минский период своей жизни Зисл Слепович учился в Академии музыки, потом в ней же и преподавал. В своей кандидатской диссертации Зисл исследовал еврейскую музыку — ту нишу, которой и сегодня интересуется довольно узкий круг людей.

— Моя специальность была музыковедческая — не исполнительская. Так получилось, что благодаря научному руководителю, а позже — партнеру по исследованию Нине Самуиловне Степанской я был заражен исследовательским вирусом еще с 10-го класса колледжа при Академии музыки. И дальше просто двигался по этим рельсам к кандидатской диссертации. Это своего рода наркотик. Мы ездили в экспедиции, работали в архивах. Когда везло найти не просто фактологический материал, а непосредственно музыкальный, это было действительно здорово.

Те, кто хорошо знаком с историей своей страны, понимают: еврейская культура — это огромный пласт в истории Беларуси. Правда, если посмотреть на то, как она презентована в современном контексте, возникают вопросы: ее не видно и о ней практически не слышно.

— Самая большая проблема — стирание истории евреев, — говорит Зисл. — Это то, что происходило на протяжении советского периода. Какие-то «лица еврейской национальности» были, а их истории — нет. По сути, продолжалось такое махровое наследие сталинизма.

Своей работой — и как музыкант, и как исследователь — Зисл пытался вернуть интерес к еврейской истории Беларуси. Были ли моменты, когда он понимал, что это мало кому нужно?

— У меня не было времени об этом думать: я занимался своим делом. Всегда были люди, которым нужна еврейская музыка. Я не считал, сколько их приходило на концерты, но если это были живые адекватные люди, меня всегда это радовало.

Да, когда я ударился в идиш, порой меня посещало ощущение белой вороны. Вокруг все недоумевали: мол, зачем ты этим занимаешься? Все учат иврит и уезжают в Израиль. Я очень люблю иврит и Израиль, но почему одно должно отменять другое?

Слава Богу, сейчас усилиями Сергея Долгушева, Александра Астроуха, который составил белорусско-идишский словарь, и других энтузиастов постепенно приходит понимание единого социокультурного пространства. Просто оно слишком долго стиралось. Менять сознание людей очень сложно.

— Читала, что в советское время исполнять еврейскую музыку было запрещено. Это так?

— Нет, прямого запрета не было. Но, как в том анекдоте, есть нюанс. Был чиновничий антисемитизм и ограничения с их стороны. Потому что любое проявление национального самосознания трактовалось как национализм, что было страшным грехом в советское время.

Тем не менее были яркие певцы, исполнители, театральные коллективы. Когда убили Соломона Михоэлса в Минске, а затем был расстрелян Еврейский антифашистский комитет в Москве, еврейские театры прекратили свое существование. Но были замечательные голоса, которые выпускались на студии «Мелодия».

— То есть традиция идишской культуры, по сути, не прервалась.

— Можно так сказать. Да, виноваты Советы, да, виноват Гитлер. Но были и другие причины: добровольная ассимиляция, урбанизация. Это сложное явление, которое касается разных этнических групп. Просто евреям и цыганам не повезло вдвойне: их всех хотел истребить Гитлер, а потом зуб на них имел Сталин.

А что, белорусская традиционная культура сегодня процветает? Нет, такие энтузиасты, как Сергей Долгушев, а до него — Можейко, Назина, Якименко, собирают по крупицам и пытаются сохранить понимание и значение традиционной культуры. Потому сегодня оно сильно искажено в сторону лубочного и выставочного, а не глубинного и корневого.

Об особенностях еврейской музыки Зисл, кажется, готов рассказывать бесконечно. И тут важно понимать: она никогда не существовала как отдельный элемент, а была глубоко вплетена в культуру и историю Беларуси.

— Главная особенность — в ее контекстуальности. Еврейская музыка всегда испытывала воздействие того контекста, в котором находилась. В нее добавлялись фонемы, звучание инструментов, на которых играли в определенной местности. Ведь раньше все играли со всеми. Изоляции в обществе не было.

Приведу пример из своей экспедиции в один из белорусских городов. Вот все знают, что эта часть города польская, эта — литовская, эта — татарская, эта — белорусская, а эта — еврейская. И вот рынок, где все встречаются. И вокруг рынка — культовые заведения. При этом все друг друга знают, находят общий язык, на котором говорят.

Мне не хотелось бы, чтобы о еврейской культуре было представление как о динозавре, которого мы сейчас пытаемся воскресить из каменного века. Чтобы понимать, что такое единое культурное пространство, стоит приехать в Нью-Йорк и посмотреть, как это происходит. Та же самая ситуация, только перенесенная на другой континент.

«Если ты куда-то надолго уезжаешь из Нью-Йорка, это чревато последствиями: о тебе очень быстро забывают»

В Нью-Йорк Зисл Слепович переехал в 2008 году. О том, чтобы сменить место жительства, расширить границы той ниши, в которой он работал, и найти новые возможности для развития, он думал и раньше. К переезду подтолкнули семейные обстоятельства.

— Вторая половинка, которую я нашел и с которой мы вместе растим детей, жила не там, где жил я. Поэтому встал вопрос: либо она ко мне, либо я к ней. При этом и раньше я задумывался о переезде. Мы живем в открытом мире, а я занимаюсь довольно нишевыми вещами. Для развития в этой нише есть более широкие возможности, нежели только в Минске. Мне казалось, что дома я сделал достаточно много в той области, в которой работал. Наступил момент, когда понял, что здесь я все сказал. Нужно было искать новые возможности и горизонты. Это нормально — двигаться дальше.

В Нью-Йорке Зисла ждала только супруга — ни работы, ни связей у него в тот момент не было. Несмотря на все свои степени и заслуги, начинать приходилось с нуля.

— Это был разгар кризиса. Реального. Огромное количество людей были уволены. Я встал в очередь на поиск работы со своей кандидатской степенью, вместе со мной в очередях стояли безработные люди с гарвардскими дипломами.

В тот период, говорит Зисл, он получал десятки рекомендаций сменить профессию, бросить клезмерскую музыку и начать свою карьеру заново. Но от своего пути Слепович не отступал.

— Мне часто давали советы: «Почему бы тебе не освоить программирование?». Я говорю: «Ребята, вы в своем уме? С кем я буду конкурировать? С выпускниками MIT?» Нет, я музыкант. Это то, что я умею делать хорошо и чему могу научиться больше и лучше. И оказался прав. Не знаю, насколько был неправ насчет того, что мог еще освоить. Люди ведь становятся агентами по недвижимости, зарабатывают приличные деньги. Почему нет? Все дороги для человека открыты, пока он жив. Но я сторонник того, что в своем деле стоит идти до конца. Просто нужно вникать в то уравнение, в координатах которого ты существуешь, делать выводы и предпринимать конкретные шаги.

Новая американская реальность оказалась довольно жесткой. Нью-Йорк — отличный город для того, чтобы быть хорошим музыкантом или не быть им совсем, говорит Зисл. При этом в нем нужно забыть о праве расслабиться или элементарно простудиться.

— Очень сложно застолбить себе хотя бы минимальное место. Если ты куда-то надолго уезжаешь, это чревато последствиями: о тебе очень быстро забывают и вычеркивают из списков. Найти замену просто, каким бы ни был человек, на чье место эту замену ищут. Да, люди погорюют, напишут сочувственный комментарий в Facebook — и на этом все.

Одна из моих работ состоит в том, чтобы собирать и формировать оркестры. И вот, например, пишет моя вторая скрипка, что у нее температура под 40 и она никак не может выйти. Через два часа начинается репетиция, а потом концерт. Я пишу пост на Facebook — и через два часа у меня в кресле сидит другая вторая скрипка, которая оказалась свободной в это время.

Или однажды мой контрабасист поскользнулся, повредил себя и контрабас. Я об этом узнал в метро по дороге на концерт. Оставалось всего полчаса. Нового музыканта я нашел прямо в метро. Показал ему ноты — он внимательно, как ястреб, следил за тем, что я показывал, — и все получилось.

Это город, в котором много высококлассных голодных музыкантов. И всем нужна работа. Они очень дружелюбны, но каждый стоит за себя и за свою работу. Такая ситуация ждет любого.

С самых первых дней Зисл искал любых людей, которые могут дать работу, и возможности показать им себя. Чтобы повысить свои шансы, освоил новые инструменты: таково требование индустрии. Зисл Слепович — на тот момент уже сформировавшийся профессионал — старался всем этим требованиям соответствовать.

— Здесь это необходимость для исполнителей на деревянных духовых. Я приехал с одним кларнетом, но пришлось научиться играть на саксофоне, флейте, фаготе. Я взял инструменты и стал заниматься. Потому что ты не можешь заявиться в бродвейскую оркестровую яму с одним кларнетом.

При этом каждое выступление — даже бесплатное — в Нью-Йорке можно считать прослушиванием.

— Любая твоя — не поворачивается язык сказать — халтура всегда оценивается. Это как прослушивание. Поэтому всегда нужно быть в форме.

На сегодня Зисл фрилансер — работает как исполнитель, композитор, аранжировщик, оркестровщик, дирижер.

— Моей основной работой с первых дней стал национальный идишский театр «Фолксбине». Это организация, которая существует более 100 лет и которая только в последние десятилетия вышла на новый уровень, их постановки взяли много престижных призов. Я никогда не работал в офисе, потому что в США нет репертуарных театров, как в странах бывшего соцлагеря. Здесь есть постановка — тебя зовут, есть концерт — тоже зовут, нет — ищешь другую работу.

Но it’s ok, в Америке около 35 процентов населения — фрилансеры. Такая вот gig economy, когда большие компании выталкивают людей с полной занятости, чтобы не платить им премии, бенефиты, больничные, пенсии. Это капитализм с уродливым лицом. Порочная практика, которая есть повсюду.

— Для вас it’s ok?

— Конечно, не окей. Мне все-таки нравится это фантастическое ощущение стабильности, когда ты на протяжении полутора лет играешь музыку сначала семь, а потом восемь спектаклей в неделю и знаешь, что каждый четверг на твоем счету приземляется гонорар. Каждому человеку нужно ощущение рутинной стабильности. Это психологически необходимо. В январе это ощущение пошатнется: мюзикл закрывается. Но, вероятно, откроются новые возможности: на то это и Нью-Йорк.

— Через какое время вы стали понимать, что у вас получается и вы ощущаете почву под ногами?

— Я думаю, буквально недавно. То есть мне потребовалось 11 лет. И этот срок все увеличивается. Еще 20 лет назад говорили, что человеку нужно лет десять, чтобы застолбить себе место, начать играть реальные работы, встать на ноги. Сейчас этот срок растягивается до 15 лет, иногда даже до немыслимых 20. Не у каждого есть время, силы и терпение ждать столько лет. Многие плюют на музыку, уходят подметать улицы или продавать недвижимость.

— Были ли у вас моменты, когда вы чувствовали себя очень insecure?

— Да все время. Но недавно я открыл для себя вот что. Последние полтора года я играю в постановке «Скрипач на крыше» на идише, который привлек большое внимание. Когда приходят разные знаменитости посмотреть спектакль, я с ними фотографируюсь. Не только ради тщеславия, но и для того, чтобы в моменты, когда я буду ощущать себя г**ном, напоминать себе: может быть, я и оно, но не на 100 процентов. Ведь вот эти люди смотрели постановку, а вот эти сказали, что я потрясающе сыграл.

Самый неприятный вопрос для меня: «What's next?» Честно, я не знаю, что будет дальше. Я живу в моменте, работаю и пытаюсь найти следующую работу. Опять же, не знаю, насколько это достоинство или нет, но это дисциплинирует и заставляет держать себя в форме. Не дает расслабиться, но делает из тебя хорошего профессионала.

Теги: Минск