"Сильные по жизни не становятся слабее в таких местах". Шарейко о СИЗО, работе, любви и проверяющих

Источник материала:

Два года в СИЗО, три месяца в процессе в Верховном суде, но расплакалась директор Витебской бройлерной птицефабрики, сенатор Анна Шарейко уже после освобождения в зале суда, оказавшись в объятиях родственников. «Чтобы защитить себя, надо было работать. Калькулятора вот не было, пришлось считать все вручную. Но время на это было», — улыбается Шарейко окружившим ее у зала суда журналистам. Она бодра, ни на кого не обижена, не хочет уезжать из страны и очень ждет освобождения своего будущего мужа Вальдемараса Норкуса, который, единственный из обвиняемых, остался досиживать один месяц.

«Я все время надеялась на справедливость. К сожалению, не совсем так, но и за это спасибо. Более или менее, но все равно разобрались и нас отпустили. Очень обидно. Что остался [за решеткой] один человек, для меня родной и любимый человек. Но осталось совсем немножко», — говорит Шарейко. Двухлетний срок, назначенный Вальдемарасу Норкусу, заканчивается 10 июля.

«Я все время думала о том, что должны разобраться. И разобрались. Я была уверена в том, что разберутся», — продолжает она.

При этом многие вопросы пока остаются без ответа: в частности, сенатор не решила, будет ли обжаловать приговор.

Виновна, но свободна. Шарейко освобождена в зале суда

Некоторые из вышедших на свободу чуть ли не в первую очередь говорили, что больше работать на государство не готовы — только на себя. Шарейко улыбается: «А меня тянет [на госпредприятие]. Очень тянет. Я жила этой работой всю жизнь, и живу этим каждый день до сих пор. И каждый день считаю, думаю, решаю — все это время я работала».

Причины и возможные мотивы своего задержания она комментирует неохотно: «Трудно сказать. Наверное, какие-то ошибки произошли, в которых разбирались долго время и частично разобрались. Частично, наверное, не хотят признать свою ошибку».

Всех, кто следил за процессом, удивил коллектив фабрики: ни тени злорадства к руководителю, который оказался в сложной ситуации. На многих заседаниях присутствовали коллеги, помятые и невыспавшиеся после ночного витебского поезда, ночи на вокзале («а брились в туалете, там же, на вокзале», вспоминают мужчины), раннего выезда из Витебска целой колонной легковушек. Они аплодировали, плакали, передавали приветы под одергивания конвоя, а потом убегали на вечерний поезд, не досидев до конца судебного заседания. Сегодня сдержанные рыдания при озвучивании сроков перешли в бурные аплодисменты при словах «от отбывания наказания освободить».

«Наверное, по-другому не могло быть. Я коллективу отдавала всю себя без остатка. Я не только любила работу, но искренне любила и люблю коллектив. Это не может быть не взаимным. Работа — это была вторая жизнь, коллектив — семья», — говорит Анна Шарейко.

Не готова она пока ответить и на вопрос, когда свадьба: «У нас же не было времени поговорить на эту тему. Вот он выйдет, тогда и решим. Мы вам обязательно скажем».

Удивительно, но у директора нет обиды на проверяющих. «Проверяли, но они и должны были проверять. А как по-другому? Проверяли, и, по-моему, они убедились, что работа была прозрачная, открытая, честная и порядочная. Уверена, что убедились». Она добавляет, что проверяющие не всегда могут вникнуть в специфику и тонкости, отсюда и возможные допущенные ошибки. «Если бы привлекли людей, которые очень тонко и узко понимают тему, наверное, этой ошибки бы не произошло. Считаю, что с их стороны была грубая ошибка», — уверена Шарейко.

«Ничего, это для нас тоже какой-то урок, закалка. Люди, которые сильные по жизни, не становятся слабее в таких местах. Только сильнее, еще больше закаляются и больше хотят работать, приносить пользу», — улыбается она.

Сенатор вообще не склонна кого-то обвинять ни в своем заключении, ни в проблемах на фабрике. «Как бы то ни было, я — государственный человек. Я понимаю ту озабоченность государства, которое хочет, чтобы везде был порядок. Если что — потом разбираются. И по делу Мальцева тоже разобрались. Наверное, если где-то есть сильные нарушения, все не заканчивается таким освобождением. Наши органы нельзя провести. Они все проверят тщательно, под лупой».

Условия содержания на Володарке Шарейко назвала терпимыми: «Нормальные. Для человека, который привык жить в системе, в режиме, это условия нормальные. Для меня ничего не было сверхъестественного. В шесть встал, в десять лег, день четко распланирован. За все два года у меня не было ни минуты свободной. Все время занята была — и по быту, и спортом. Даже на двух метрах можно заниматься спортом, и я занималась, держала себя в форме. Писала письма, читала книги, совершенствовала себя, догоняла то, что дома не удавалось сделать. Эти два года прожиты не зря».

Обиды абсолютно ни на кого не осталось, уверяет она. «Я очень благодарна этому СИЗО за то, что они относятся ко всем одинаково. Для них нет директора и бомжа. Равные условия для всех. Я люблю, когда ко всем относятся справедливо, равно, никто никого не гнобит. Я должна сказать спасибо за то свое содержание [в СИЗО], которое мы имели. Видите, я цела и здорова. Ничего плохого сказать не могу».

Планов, говорит директор, пока нет — не знала, чем закончится суд. С работы не увольнялась, членом Совета Республики также оставалась, но будет ли продолжать работу на фабрике не знает. «Наверное, я должна поехать к руководству, чтобы понять, доверяют ли мне. Если ко мне будет какое-то недоверия, я работать не буду. Я хочу приносить пользу», — говорит она. Но на вопрос о том, планирует ли после свадьбы уехать из страны, отвечает, не раздумывая: «Я живу здесь и люблю свою страну».

Гвозди бы делать из этих людей…

Все новости по теме «Суд над сенатором Шарейко»

Теги: Витебск