Риски социального протеста при левом президенте

Источник материала:

Начиная писать этот текст, я понимаю, что он вряд ли понравится как тем, кто симпатизирует протестам нетунеядцев, так и их оппонентам. Но, кроме всего хорошего и всего плохого, что уже сказано об этой волне народного недовольства, у нее в белорусской политической реальности есть один непреднамеренный побочный риск. И это не возобновление репрессий, срыв потепления с Западом, социальный раскол или революция. Проблема в том, какие выводы сделает белорусский президент из этих протестов, когда они завершатся.

Вокруг маршей нетунеядцев много страшилок разной степени сказочности. Истории про то, как злобные проплаченные манипуляторы от оппозиции ведут наивный народ под пули, я оставлю творческому коллективу белорусского телевидения.

Последние сравнения лидеров и активистов протеста с «тараканами» из уст главы Белтелерадиокомпании и вовсе балансируют на грани разжигания социальной розни. Интересно, что именно «тараканами» в африканской Руанде провластные агитаторы от племени Хуту называли представителей другого племени Тутси в начале 90-х. Все закончилось одним из самых массовых геноцидов в истории. Поэтому, осторожнее, коллеги из госСМИ. Понимаю, приказ есть приказ, но, как вы любите говорить, страна у нас у всех одна.

Другая страшилка — протесты стратегически вредны, потому что провоцируют власти на репрессии и срыв потепления отношений с Западом. Что здесь страшного? Ну как же, если не Брюссель, то нас ждет голодный до новых аннексий Путин и вообще закручивание гаек по всем фронтам.

Воистину, как сказала литовская писатель Рута Ванагайте, если бы Путина не существовало, его бы стоило выдумать. Он нужен всем. Если ты вдруг чиновник, ты уже не оппозицию щемишь, а страну от внешней угрозы спасаешь. Если ты вдруг ленивый оппозиционный политик и не хочешь работать с недовольством простых людей, ты просто патриот, который мыслит на два шага вперед.

На деле, именно нежелание окончательно рубить западный вектор и внутреннее давление побудило власть пойти на уступки протестующим. Декрет приостановлен, активно выхолащивается, чиновники соревнуются в критике его исполнения. Многие эксперты уверены, что скандальный акт президента уже не будет реально возобновлен. Начнись такой протест в 2011—2012 году, когда мнение Брюсселя было до фонаря, размах репрессий был бы больше, а уступок могло не быть вообще.

Если власть не сделает каких-то вопиющих глупостей вроде брутального разгона акции в День Воли, протестная волна, скорее всего, пойдет на спад сама собой. Дело даже не в упомянутых уступках и волне арестов по всей стране. Хотя и в них тоже.

Дело в том, что этот протест с самого начала был протестом-эмоцией. Кто был на акциях или смотрел трансляции, видел, что «тунеядцев» там меньшинство. Многие выходили и выходят из-за общего обнищания, безработицы, безразличия властей, маленьких заплат и пенсий. Унизительные формулировки и исполнение декрета были спусковым крючком для гнева по целому вееру проблем. Протест все меньше становится сфокусированным, и все больше — криком души. Эмоции падают, после того, как их выплескиваешь.

Проблемы, вытолкнувшие белорусов на улицы, реальны, они вызывают абсолютно легитимное недовольство и протест. Но они неустранимы по всей стране одним волевым решением власти. Даже имей мы у руля Беларуси лишь команду смелых реформаторов, без силовиков, директората госпредприятий и не желающего перемен президента, на выход из кризиса нужны годы. И годы не самые сытые. А у нас даже такой политической воли нет.

Учитывая, что декрет подвешен, а остальные проблемы не решаемы здесь и сейчас, повторяющийся выход на улицу будет восприниматься все большим числом людей как трата своего времени и битье головой о лед. А по-настоящему революционного запала в этой волне протеста, вопреки телевизионным страшилкам, пока все-таки нет.

Так вот проблемы, о которых я хочу сказать, начнутся потом, после угасания протестов. Столкнувшись с повышением общественной температуры власть теоретически может пойти двумя путями. Первый — лечить болезнь, ускорить реформы, чтобы дать частной экономике сделать то, что не смогла государственная. Второй — вернуться к зарекомендовавшему себя жаропонижающему — печатному станку и поддержке штанов убыточных предприятий.

Представим себе селекторное совещание Александра Лукашенко в условном Бобруйске или Орше, например, в мае. Поднимается мэр, главный идеолог или директор градообразующего завода и говорит:

— Уважаемый Александр Григорьевич, недополучение господдержки в 2016 году привело к негативным социальным последствиям, протестам в нашем славном и спокойном городе. Оппозиция попыталась нагреть на этом руки и раскачать ситуацию в стране. Чтобы такое больше не повторилось, считаем целесообразным…

Ну вы поняли. Дальше будет — дайте денег нашему убыточному колхозу или заводу.

Провластные эксперты уже начали с симпатией к протестующим писать, что праведный гнев народа вызван не кризисом, а излишне либеральной политикой правительства. Шептуны в президентское ухо подталкивают его к тому чтобы свернуть любое подобие приличной монетарной политики Нацбанка и снова начать, банально говоря, печатать деньги и раздавать их талантливо просящим. «Всем по 500», «трудоустройте всех к маю» — президент уже и сам готов к этим заклинаниям.

Эта логика, конечно, переворачивает все с ног на голову. Именно годы такой экономической политики привели «социально-ориентированное государство» к экзотической идее штрафовать безработных, чтобы те платили свою долю за бесплатные медицину и образование. Эта политика — не лекарство, она и есть болезнь. Традиционные подходы работали только в те годы, когда нас было кому кормить. Теперь может сработать только коренной отход от них.

Но Александр Лукашенко по взглядам — левый политик, который уже больше двух лет терпит более правое, более рыночное правительство, чем он. Это терпение питалось общественным спокойствием — «ладно пусть парни делают, что МВФ просит для нового кредита, вроде никто в обществе сильно не против».

Теперь народ вышел на улицы. Он не вышел с требованием свернуть реформы или продолжить реформы. Он вышел с требованием «сделать хорошо». Как хорошо? А хотя б как было, когда была работа и зарплата по 500. На том самом совещании в Орше или Бобруйске какой-нибудь смелый вице-премьер, возможно, робко возразит:

— Но как было, не получится, Александр Григорьевич. Чтобы стало, как было, нельзя делать как раньше. Наоборот, нужно…

Что-то мне подсказывает, что президент теперь даже не дослушает его до конца.

Мнение авторов может не совпадать с точкой зрения редакции TUT.BY.