Малолетние Вика и Костик переехали из Минска в небольшой городок. Теперь они живут не с мамой в грязной квартире, где постоянно появляются незнакомые пьяные дяденьки и тетеньки, а с бабушкой в тепле и сытости. Они почти не вспоминают те времена, когда частенько оставались дома одни, когда постоянно хотелось есть, а холодильник всегда был пуст. Из прошлой жизни им не хватает лишь мамы...
Муки тела
...Если б кто увидел сейчас Таню Москалеву, не узнал бы. На сине–багровом распухшем лице не было живого места: один глаз совсем заплыл, второй кое–как открывался. Все ее тело превратилось в один сплошной синяк и невыносимо болело. Она проснулась от собственных стонов в луже крови. Кое–как сползла с грязного матраца, безуспешно пытаясь встать. Но все, на что хватило сил, это проползти несколько метров по полу. Каждый миллиметр давался с адской болью:
— Никогда не прощу этого гада, — вспомнила она события вчерашнего вечера. И сознание выключилось.
В таком ужасном положении ранним утром нашел Таню Юрий Иванович, отец того самого «гада». И очень пожалел, что вчера вечером, когда молодежь стала ссориться, ушел из дому. Хозяйка квартиры Татьяна впервые за несколько месяцев явилась домой пьяной, пришла поздно. Сын Дима тоже много выпил с приятелями. Сначала они громко ругались на кухне. Всего, что там происходило, он не видел. Когда зашел, она плюнула в лицо сыну, а тот, разъярившись, набросился на нее с кулаками и стал нещадно колотить. Юрий Иванович попытался оттащить Диму, но тот оттолкнул его так, что оторвал карман на куртке, велел не вмешиваться.
— Не надо было мне злиться и хлопать дверью, надо было в тысячный раз учить уму–разуму, — корил он себя. — Что же Димка натворил? Что теперь делать?
А Димка Терещук в этот час безмятежно спал в соседней комнате.
Его пробуждение было тяжелым, голова гудела, а когда отец показал полуживую Татьяну, сделалось намного хуже.
— У меня вчера просто крышу сорвало, — оправдывался младший Терещук. — Я спросил, получила ли она зарплату. Сказала, что дали мало и все уже потрачено. Стала говорить, что мы с тобой не мужики, не можем даже хлеба в дом купить, велела выметаться. Я ответил, что мы уйдем, а она будет спать с первым встречным за бутылку водки и валяться под забором. Тут Танька схватилась за нож. Нож из ее руки выбил и дал раз в ухо. Потом, понимаешь, она стала что–то нести про заговор тебе на смерть, про то, что меня она заразила гепатитом, про то, что сдаст нас в милицию за вымогательство. Я чуть сдерживался. А потом плюнула мне в лицо, тогда уж меня понесло. Злости было столько, что не помню, куда бил. Остановился, когда она уже хрипела на полу, вся в крови. Потом повел ее мыться и уложил на кровать.
Татьяна, лежащая на полу, вдруг застонала. Похоже, она слышала их разговор, только сил у нее не было ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова. Жизнь еле теплилась в ее теле.
Терзания души
О чем она думала, приходя в сознание, можно лишь гадать. Возможно, вспоминала своих двоих деток, маму, которая забрала их к себе, когда ее четыре месяца назад лишили родительских прав. Было жаль и их, и себя.
Несколько последних лет она пила чуть ли не каждый день. А однажды приятельница познакомила ее с Димой и его отцом Юрием Ивановичем. Попросила приютить их на время. Старший из новых жильцов много рассказывал про другую жизнь, в которой царят любовь и добро. Про Париж, в котором все, дескать, устроено совсем иначе. И в какой–то момент она наконец решилась все изменить: бросила пить, устроилась на работу. У нее появилась цель, которую, в первую очередь для себя самой, она выразила маркером на стене. Большими буквами в убогой комнатушке значилось: «2010 год мы встретим в Париже». Туда она хотела поехать с детьми. Сейчас эта мечта казалась недостижимой. Неужели ей никогда не выбраться из этой грязи и вони? Неужели все вот так и закончится?
В голове же у Юрия Ивановича мыслей было не меньше. С одной стороны, как человек верующий он понимал, что должен помочь несчастной, которая испытывала ужасные мучения. Помоги ближнему, подай руку в беде, поступай правильно и т.д. Именно этому он сам учил всех вокруг.
С другой стороны, осознавал, что совершено преступление, в котором косвенно замешан и он. И самое главное, как любящий отец не представлял, как сможет собственными руками сдать в милицию сына, зная, что тому светит большой срок. На одной чаше весов была жизнь пусть не плохого, но малознакомого человека — хозяйки квартиры, а на другой — судьба родного сына. Терзания души и совести Юрия Ивановича оказались вполне предсказуемы и недолги: зов крови оказался сильнее чувства милосердия. Скорую помощь он решил не вызывать.
Не собирался этого делать и Дима. Он думал лишь о том, что возвращаться за решетку, где недавно провел четыре года, совсем не хочется. А с его богатым криминальным прошлым — судимостями за побои, кражу, разбой — очередной срок будет очень долгим. Значит, никто не должен узнать о том, что произошло.
Поразмыслив, отец с сыном решили... помолиться за Танино здоровье. А потом потащили ее в ванную, испугавшись, что она может захлебнуться собственной кровью. Пока сын приводил несчастную в чувство, поливая холодным душем, отец замывал пятна крови во всей квартире. После водных процедур Таня совсем ожила. Опираясь на спутников, даже дошла до спальни.
Крах надежд
— Оклемается, — уверял Терещук–младший. — Полежит да отойдет.
— Отойдет ли? — сильно сомневался Юрий Иванович.
Родственники отправились по делам в центр города, где у них была назначена встреча. А, вернувшись в обед, застали Москалеву скорчившейся на диване. Дыхание ее было прерывистым, она не шевелилась. С каждым часом, с каждой минутой надежд на то, что Татьяна выживет, оставалось все меньше. К вечеру она совсем затихла. Навсегда.
Через час отец с сыном были уже далеко от места преступления.
В обед следующего дня в Таниной квартире было полно людей: следователь, эксперты, сыщики, понятые.
— Хозяйку квартиры нашли мертвой в кресле на кухне, сквозь открытую конфорку газовой плиты воздух в квартире наполнялся газом, на столе стоял огарок свечи, — уточняет детали следователь по важнейшим делам прокуратуры Минска Андрей Борисик. — Собственно, этот запах утром и привлек внимание соседей, которые тут же вызвали службу газа. Газовщики расценили увиденное как самоубийство. А вот следствию сразу же эта версия показалась неубедительной. Погибшая была в крови, а на полу в квартире — ни пятна. Как она умудрилась дойти до кухни, не наследив?
Раны ужасали. Эксперты насчитали более 100 травм! Почти все ребра сломаны. Кроме того, у нее были ожоги на ногах. Походило на то, что кто–то перенес тело на кухню, уничтожил улики и инсценировал самоубийство.
Соседи в подробностях рассказывали о квартирантах погибшей, которых видели еще накануне. Знали их хорошо и в местном РУВД. У Татьяны они прожили больше полугода и уже не раз попадали в поле зрения милиции. Так что поиски беглецов длились меньше недели.
Вскоре Дмитрий Терещук сознался и в убийстве, и в инсценировке самоубийства:
— Сколько раз ударил, не помню. Был пьян и разъярен. Перед тем как отнести тело на кухню, колол ее ноги иголкой и поджигал зажигалкой. Хотел убедиться, что она действительно мертва.
Той боли Татьяна уже не чувствовала...
P.S. Вика и Костя еще долго будут привыкать к мысли, что мамы больше нет. Возможно, когда–нибудь, став взрослыми, они побывают в Париже, о котором мечтала она. Неизвестно, что будет к тому времени с Дмитрием Терещуком, которому за убийство предстоит провести в тюрьме 16 лет. Отец убийцы, вероятно, еще долго будет замаливать грехи сына да свои собственные, пытаться исправить непоправимую ошибку. Которой могло бы не быть, набери он номер «скорой»...
Малолетние Вика и Костик переехали из Минска в небольшой городок. Теперь они живут не с мамой в грязной квартире, где постоянно появляются незнакомые пьяные дяденьки и тетеньки, а с бабушкой в тепле и сытости...