Огненное чудо Марины Цветаевой

Источник материала:

Что скрывает знак между двумя датами: 1892–1941

В этом году исполняется 120 лет со дня рождения великой Марины Цветаевой. Она ушла молодой, не дожив и до пятидесяти, успев испытать в тот бурный век и в то суровое время столько, сколько Создатель отмеряет обычно на несколько жизней.

Огненное чудо Марины Цветаевой – поэта, воплотившего собственную личность как мир, как дух человеческий, навеки осталось пылающим, обжигающим и зажигающим другие души. Сколько бы читателей у нее ни было в разные периоды ее жизни и посмертной судьбы – а их бывало от горстки до многих сотен тысяч, – слава ее, то потаенная, то широко разлетающаяся по сердцам, никогда не гасла. Стоило стихам ее, порой отдельным строкам хотя бы задеть слух, они проникали в сердце, притягивали к ее необыкновенной личности, к завладевающему душами поэтическому мастерству, образности неповторимой природы, к ее поражающему, жизнеутверждающему дару. В творчестве Марины Цветаевой высоко представлены все главные личные, духовные события ее жизни. Словно не доверяя будущим биографам, она четко запечатлела мгновения своей судьбы. Начиная с поры рождения:

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Москвичка, рано потерявшая мать, дочь собирателя и основателя Музея изобразительных искусств И.В. Цветаева, внучка автора известного учебника российской истории Иловайского, Марина Ивановна ревностно отстаивала первенство великого в веках  города, сама став его неотъемлемой частью:

Царю Петру и вам,
о царь, хвала,
Но выше вас, цари, колокола,
Пока они гремят из синевы,
Неоспоримо первенство
Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей.

Художественно сливаются в духовное единство – «я» и «Москва»… Врастание цветаевского «я» в окружающий мир идет от врожденного чувства своего предназначения – Поэта.  Мистического, явленного свыше: «В черном небе слова начертаны…» Неведомого ей самой веления: «А на венки и на апофеозы один ответ: Откуда мне сие?»

Гордость – свойство, как ни у кого, поэтически высвечено у Цветаевой. Но источник ее – глубинная любовь. И глубинное понимание ее роли в земной человеческой, женской судьбе. Сколько любви и волшебного смирения в неповторимом видении Москвы:

Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный,
Мы все к тебе придем.

Также с рождения влились в ее жилы буйные волны бузины: «Бузина цельный сад залила! Бузина, бузина, бузина… Бузина  – моих глаз зеленей». Это с детства родной мир – подмосковной природы, любимой Тарусы, воспетой Цветаевой в стихах и в прозе.

Не случайно в честь и память великой поэтессы в 60-е был выпущен альманах «Тарусские страницы», правда, недолго просуществовавший. Имя Цветаевой в пору выхода альманаха не входило в официально признанный советскими властями пантеон классиков ХХ века. Но самой ей было словно неважно, в каких обстоятельствах высказывать свое – вселенское, всепланетное – чувство родства ко всем, к кому близкородственно была обращена ее речь.

С первых шагов литературной деятельности женщине-поэтессе трудно было пробиваться к признанию равенства своей творческой миссии творцам Серебряного века. И это несмотря на раннее  признание ее поэтического таланта. Показательный пример: на одном из поэтических конкурсов, который вел Валерий Брюсов, юная Марина, выйдя на эстраду вместе с сестрой Анастасией (они вместе читали  «Волшебный фонарь», первую книгу Цветаевой), завоевала первое место. Но… ей присудили только второе  – первое, мол, не занял никто. Нетрудно даже из этого обидного эпизода понять бесстрашную дерзость свойственных в ее дальнейшем творчестве громких самоутверждений Цветаевой-поэта, которые, неостывшими, вплавлялись навсегда в русскую поэзию.

Героическое в жизни, в любви, в истории родины, народная вера, широкий – вселенский – кругозор, всепланетное чувство истории – всем явственным пламенем живо охватывает читателя цветаевских строк.

Героический круг ее стихов «о юности и смерти» вместил живших в двадцатом веке – воинов Первой мировой, «лебединый стан» белой гвардии. Не боясь эмигрантского осуждения, она воспевала красных матросов, бравших Перекоп. Она одна публично подняла голос приветствия Маяковскому, выступавшему перед враждебной эмигрантской аудиторией. Приветствовала – из эмиграции – челюскинцев, свою страну:

Родили дите
И псов не оставили!..
Сегодня – да здравствует
Советский Союз!
За вас – каждым мускулом
Держусь – горжусь:
Челюскины – русские!

Активно не приняв гитлеризм, она оплакала оккупацию Чехии, где нищенствовала в эмиграции.

Все ее мысли тогда были о непобедимой России, о Москве.

Но во всех судьбоносных испытаниях она жила в своем царстве – русской поэзии, в магнитной, равной близости с родными поэтами.   Ею создан великий труд «Мой Пушкин», вызвавший множество подражаний и перепевов.

Она в стихах говорила современникам: «Пушкинскую руку жму, а не лижу…»

Говорила молодому Державину: «Целую вас через сотни  разъединяющих верст», Блоку: «Имя твое – льдинка на языке»,  Анне Ахматовой посвящено стихотворение – ревниво признательное: «Не отстать тебе – я острожник, ты – конвойный. Судьба одна. И одна в пустоте порожней подорожная нам дана…»

Всюду сказывалась раздольная природа дара Цветаевой. Но развернуться ему в полную мощь помогли роковые препятствия. С особым бесстрашием сказалось это в роковые для нее годы  нищенского существования, голода, когда умерла ее младшая дочь, – и революции, и эмиграции, и в горькие предсмертные годы. Но Цветаева творила неустанно. «Вас положат на обеденный, а меня – на письменный…»  Ею созданы поэма-сказка «Царь-девица», «Поэма горы», «Поэма конца», «Поэма воздуха», сборники литературоведческих эссе «Эпос и лирика при свете совести», «Живое о живом», «Поэты с  историей и поэты без истории», «Пленный дух», «Пушкин и Пугачев», воспоминания. И всюду они взрывали почву под устоявшимися воззрениями. Цветаева преданно и дерзко видела  в этом свое служение родине и литературе.

Краткий срок жизни поэта по возвращении из эмиграции в 1941-м, таинственная смерть мужа на Лубянке, гибель сына – то ли погибшего на фронте, то ли убитого, разлучение с дочерью Ариадной, ссылка в Елабугу не отмечены стихами. Может быть, они были, но не найдены. Имя Цветаевой на десятилетия было вычеркнуто из советской литературы. Ее добровольный уход из жизни вызывает, как и гибель Есенина, вопросы и сомнения. Потомкам достались торжественно умиротворяющие строчки: «Спи, успокоена, спи, удостоена, спи, увенчана, Женщина». (Сегодня они растащены попсой по рифме, по словечку.) По возвращении в Союз она встречалась с немногими писателями. Известна ее встреча с Ильей Эренбургом, отказавшимся принять в ее судьбе участие, и многочасовая встреча наедине с Анной Ахматовой. О чем говорили две великие поэтессы, осталось неизвестным. Но «запрещенным» стихам Марины Цветаевой, «как драгоценным винам», сегодня открылась новая жизнь.  Неумирающе свежо, царственно звучат ее стихи.

Август – ветры,
Август – звезды,
Август – грозди
Винограда, и рябины
Ржавой – август!

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским:
Август! – Сердце!
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
Август! – Месяц
Ливней звездных!

В ветрах планеты Земля к родине и к бурной, исполненной трагизма истории, к вселенской красоте жизни взывает творящий человек.