Звездная мама Анна Хитрик: "Я кричала и срывалась на сына, но это не сработало"
12.06.2017 09:16
—
Разное
|
LADY совместно с « В глазах большинства они работают «звёздами», в глазах самых близких — мамами. О самом дорогом в их жизни мы поговорили с Сегодня мы расскажем последнюю в нашем цикле историю о материнстве, которой с нами поделилась актриса и музыкант Анна Хитрик, мама шестилетнего Степана. — Многие женщины работают до самых родов. Я, когда узнала, что жду Степу, на работе попросила меня не трогать — настолько, насколько это возможно. Единственный крупный спектакль, который за мной остался, — «Пiнская шляхта», да и то потому, что тогда не было замены. В нем я была задействована вплоть до восьмого месяца беременности. А так отказалась от всего по максимуму. Даже не ходила на кинопробы, потому что это сильный стресс. Да, в тот период уже замутился проект «Сундук», но это была не работа, а кайф — мы только начали писать песни. А вообще Степа не особо давал чем-либо заниматься: у меня был токсикоз, достаточно длительный и серьезный. Я даже похудела на 6 килограммов! — Наверное, вопрос, как восстановиться после родов, перед вами не стоял? — Какое там! Более того, Степку после рождения «сыпало» буквально от всего, и поскольку я кормила его грудью, не могла ничего есть. Мы постоянно перебирали продукты, пока не нашли то, от чего он не покрывался пятнами: геркулесовую кашу на воде без соли и сахара, бананы и телятину. Меня уже рвало от такого рациона, потому что я видела и поглощала эти продукты каждый день. В общем, я еще больше похудела. Я почти никогда себе не нравилась, но тогда мне казалось, что я очень красивая: впалый живот, худые ручки, скулы появились… Богиня! Разве что передвигалась, придерживаясь стенки. (Смеется.) Будучи в положении, я не особо капризничала, но без курьезных историй не обошлось. Была примерно середина срока, мы снимали не знаю какую по счету квартиру. Надо сказать, у меня и так обостренное обоняние, а во время беременности… Бедный мой супруг! (Смеется.) Я постоянно кричала: «Убери эту еду!» — и сразу бежала за тазиком. В общем, однажды прихожу домой и выдаю мужу: «Ты что, рыбу ел? С ума сошел!» Он начинается оправдываться, мол, вообще дома теперь не обедаю, а мне-то воняет! Поругалась и пошла искать. Старая хозяйская мебель, ковры, куча ненужного хлама… И я хожу и все это обнюхиваю. В итоге нашла под половицей маленький сушеный анчоус. Мы так смеялись! — Имя сыну выбирали долго — постоянно всплывали какие-то ассоциации. Муж говорит: «Вот это классное имя». А я ему в ответ: «Ты что? У меня учителя так звали!» И так каждый раз, кошмар какой-то. А скоро рожать, живот ходуном ходит, и имя не придумано. Сижу, читаю, муж чем-то занимается на кухне. И вдруг вбегает ко мне в комнату с ножом в руках. Я в стенку вжалась, думаю: все, рехнулся! (Смеется.) А он смотрит на мой живот, на меня, снова на живот, снова на меня — и выдает: «А может, там Степан?» Я опешила, с опаской на него поглядываю: «Может быть. А почему?». Он отвечает: «Не знаю. Стою, режу огурцы и думаю — Степан». Я пытаюсь включить фантазию, а она не включается, вообще никакой ассоциации. Видимо, «дядя Степа — великан» не столь сильно запал в мою детскую душу. (Смеется.) Со стороны, наверное, это выглядело странно: я и муж — с кухонным ножом в руке — стоим и просто смотрим друг на друга, переваривая эту непонятно откуда взявшуюся информацию… Так у нас появился Степан. На роды мы пошли вместе. Сережа был со мной до последнего, пережил все прелести моего характера. (Смеется.) Да, я понимала, что для него это большой шок, но для меня-то это тоже был шок! Пускай женщины рассказывают, что были готовы к родам: «Подумаешь, схватки начались». А я не была. Я вообще любую физическую боль переживаю довольно остро. Несколько часов терпела, а когда терпеть стало невозможно, муж сам повез меня в больницу. От волнения резко затормозил… Я в тот момент на заднем сиденье в подушку вопила. И вместе с этой самой подушкой между сиденьями влетела. Помню, я в такой обиде тогда кричала: «Сережа, ты меня уронил!» (Смеется.) Спустя время он сказал, что ни секунды не жалеет о том, что решился пойти со мной. Мне кажется, такой опыт нашим мужчинам даже полезен. Конечно, это классно — сидеть и пить всю ночь, пока твоя жена рожает, а потом кричать: «У меня сын родился!» — и бить себя в грудь. Потом ты встречаешь из роддома слегка помятую жену и что-то в конверте. И даже не хочешь думать о том, как все было. А мой муж все знает, он переживал роды вместе со мной. И нас это только сблизило. Но каждому своё. — Когда у сына диагностировали аутизм, мы постоянно ходили по врачам. А потом записывались к новым. Где-то очередь была на полгода вперед, где-то на год. И я начала общаться с людьми, у которых аналогичная проблема, спрашивала, какой помощи ждать от очередного доктора. На что мне часто отвечали: «Ну, мы посидели, бусы пособирали». Я поняла, что не готова ждать полгода только ради того, чтобы мой ребенок просто собрал бусы. Моя семья к тому моменту практически развалилась, мы с мужем даже заговорили о разводе, ведь нужно кого-то винить в случившемся. Нужно было срочно что-то делать, и я стала искать варианты. В поисковике нашла русскоязычный сайт какого-то центра коррекции… Если честно, точно так же я могла попасть на любой другой сайт, мошеннический, и это не изменило бы мою жизнь к лучшему. Но наткнулась на этот и тут же написала им. Мне пришел ответ: да, мы занимаемся коррекционными работами, и вы можете приехать к нам в Израиль. И выслали прайс. Я сидела в шоке: у нас было всего 600 долларов, а нужно было собрать около 12 тысяч. Плюс квартира, перелет, проживание… В общем, когда муж пришел домой, я сразу сказала: «Мы едем в Израиль. Или нам помогут, или мы разведемся». Мы подсчитали, что необходимо около 16 тысяч, и вовсе не на походы в кафе, как многим кажется — мы жили там крайне скромно. Тогда мы целый день звонили всем, даже малознакомым людям, просили одолжить хоть сколько-нибудь. Признаться, я даже не думала, как потом буду отдавать эти деньги — у нас была цель. И мы смогли собрать нужную сумму! Это было чудом, какую-то часть нам и вовсе дали за неделю до отъезда. Может показаться, что все это далось просто, но это ни разу не так. Простых ситуаций вообще не существует, мне кажется. Слава Богу, что есть настоящие люди! Сейчас мне уже сложно вспомнить, что когда-то мы хотели развестись. Эта поездка помогла нам буквально во всем. Во-первых, мы увидели, как надо работать с особенным ребенком. Мы сидели на абсолютно всех занятиях, просили, чтобы нас учили. Во-вторых, я поняла, что у меня неплохо получается! Сначала решила, что буду развивать этот навык ради Степы, а потом начала работать с другими детками. Вернувшись на родину, мы стали всему учиться заново. Мыться, стричь ногти, не бояться воды, шума, людей. Навыки, которые приходят к каждому ребенку просто так, будто с неба упали, нам нужно было развивать с нуля. — Болезнь аутизм или нет, мне неважно. Лекарства от него нет, и сам по себе он не проходит. Но важно, что многие проявления аутизма можно корректировать, если много работать. Нам очень повезло, что у Степы легкая форма аутизма — хотя от слова «легкий» ни маме, ни папе не становится проще. Я даже не могу сказать, что приняла этот факт: я вообще не верю, что есть родители, которые это приняли. Бывает, пореву, когда день не задался. Иногда вообще кажется, что все плохо. Но теперь это «иногда» стало очень редким. Если раньше все постоянно было плохо, и один день — хорошо, сейчас наоборот: все хорошо, а что-то одно плохо. Просто для результата нужно пахать. Мы очень много работали, я пошла учиться на тераписта (специалист по работе с людьми с аутизмом. — Прим. ред.), и, если честно, просто не осталось времени на страдания. Мне очень сложно перечислить по пунктам, чего сейчас нет в Степе — в нем много того, чего нет у его сверстников. А в чем-то он на уровне пяти лет или даже трех. Но мы знаем его слабые места и работаем с ними. Я знаю детей, у которых нет никакого диагноза — не потому, что его не ставят или родители скрывают наличие такового. Его просто нет. И они в 8 лет еще не знают, как себя правильно вести, как говорить со сверстником, а как — со взрослым. Просто потому, что у них все в порядке, и родители решили — пусть ребенок сам растет, и так сойдет. А ведь с любым ребенком нужно заниматься! — В том, что Степа пойдет в школу, я даже не сомневаюсь, и не потому, что я слепая мамаша. Я просто вижу, что он сможет. Я бы никогда не отвела ребенка туда, где ему некомфортно — и именно поэтому он не пойдет в 1-й класс в этом году, хотя ему уже шесть лет. Вообще, даже если бы у меня был ребенок без особенностей, я бы не отдала его в школу так рано. Я наблюдаю за детьми и вижу, что большинство из них психологически не готово к учебе в этом возрасте. Просто в детских садах мест нет, вот детей оттуда и выпроваживают. Сейчас у нас практически всё «как у всех». Уже три года Степа влюблен в одну и ту же девочку. (Смеется.) На утреннике читал стихи наравне со всеми, исполнял сольный танец в костюме поваренка. Хотя у него есть проблемы помимо аутизма — гиперактивность и синдром дефицита внимания. Он вообще волчок: сначала спать не хочет, а потом встает раньше всех. Я сова, мне его режим тяжело дается, но все это ерунда! Ведь он читает, играет, общается, ходит в подготовительную школу вместе со всеми. И там никто не считает его каким-то не таким. Да, он чувствителен, раним, но сложно сказать — это от того, что он особенный, или от того, что он просто ребенок. Я вот тоже в детстве была ранимой. — Долгое время я работала в благотворительном центре помощи аутичным детям. Недавно поняла, что центр захватил меня полностью и Степа от этого начал страдать, поэтому пришлось уйти. Но эта работа дала мне многое. Иногда в процессе занятий со сверстниками сына что-то экспромтом рождалось, и я пробовала это с ним. И наоборот, навыки общения со Степой я могла применить на других детях, которые не умеют чего-то, что уже умеет он. Кроме того, общение с особенными детьми научило меня быть человеком. Десять лет назад покажи мне такого ребенка — и я не знаю, как бы я среагировала. Думаю, что неправильно. Недавно я ехала в метро, а напротив меня сидел мальчик-аутист — это было заметно по многим признакам — со своим очень уставшим папой. Мальчик невербальный, но папа понимал его с помощью жестов. И так смотрел на своего ребенка, что в искренней родительской любви не оставалось сомнений. В это время люди в вагоне разве что не отпихивали друг друга, лишь бы все хорошо рассмотреть и громко пообсуждать поведение мальчика и его папы. А я смотрела на отца и понимала, что нет у него денег, чтобы отвезти сына на другой конец города на такси. И, поверьте, вряд ли при наличии авто он бы решил кайфануть и поехать на метро, чтобы все пялились на его ребенка. Во мне боролось столько чувств… Я смотрела на папу и понимала его. Поглядывала на мальчика — и не чувствовала ни страха, ни безудержного любопытства. Смотрела на людей — а им было плевать на чужую проблему, для них этот ребенок был будто кусок мяса: посмотрите, он завыл, он прыгнул. От такого отношения противно. — Я берусь за любую работу: веду детские праздники, корпоративы, озвучиваю мультики, пою песни и при этом еще пытаюсь помочь другим, как когда-то помогли моему сыну. Но когда мне становится сложно со всем справляться и я понимаю, что ребенок требует больше внимания, я ухожу с одной из работ. Хотя знаю, что вернуть ее потом будет практически невозможно. Даже когда Степа только родился, я не ходила на кастинги, и мне говорили: «Так ты ведь уже родила». Ну и что с того? Я понимала, что 12-часовая смена в кино, сколько бы она ни дала мне финансово, — это не то, что нужно моему сыну. Для Степы огромное счастье пойти в парк, например, и устроить пикник. Вообще счастья вокруг много, и для этого не нужно получать баснословные гонорары. Иногда я сомневаюсь в том, что я хорошая мама, а иногда в этом уверена. А потом думаю — раз уверена, значит, вообще все плохо. (Смеется.) Для меня быть хорошей мамой — это сделать максимум для своего ребенка, не теряя себя. Потому что если я отдам всю себя, то, скорее всего, потом буду винить в этом его. Может, я и не скажу этого вслух, но буду так думать. Я борюсь с чувствами, когда хочется уйти отовсюду и заниматься только сыном. Я знаю, что я так не смогу. То есть смогу, но тогда меня уже не будет. — В нас с самого детства закладывали страх быть не таким, как все. Когда малыш особенный, родители начинают его стесняться. Конечно, проще сдаться и плакать в подушку. Но ребенок растет, проблем становится больше и больше. А потом педагоги спрашивают: «Где вы были раньше?» Для тех, кто оказался в подобной ситуации, у меня один совет: идите учиться. Да, нужно показывать ребенка специалистам, но только если вы сами научитесь работать со своим ребенком, ваша и его жизнь по-настоящему станет жизнью! Будет намного проще: вы сможете с ним общаться, играть, обучать. А приводя его в новый центр, сразу поймете, где грамотные специалисты, а где халтурщики. Просто представьте, что ваш ребенок уже взрослый, а вы ничего не можете сделать — ни помыться, ни сходить в туалет, ни что-то приготовить. И что абсолютно все, что может принести вред — а все может принести вред, даже крышка от кастрюли — должно лежать где-то, где даже вам сложно будет это достать. И что ваш ребенок не спит ночами, у него панические атаки, что он боится людей и зверей… Я знаю, что скажут многие люди: надо его изолировать. Но фишка как раз в том, чтобы научить такого ребенка не бояться! Его вообще всему можно научить. Просто нужно учиться самому. Сейчас очень много различных онлайн-курсов, и вы вполне можете заниматься ночью, когда ваш ребенок спит. Я и сама через все это проходила — руки опускались, и я кричала и срывалась на сына, когда он не понимал элементарного. Весь советский метод воспитания ребенка я, к огромному сожалению, применила на нем. Но это не сработало, значит, нужно искать другие варианты. И они, оказывается, есть. Так что порыдайте, пострадайте вдоволь — и идите учиться. Все будет хорошо!
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Как воспитывать ребёнка с синдромом аутизма и не терять себя - в нашем разговоре. |
|