"Многие принципиально не ругаются русским матом": рассказ белоруса, переехавшего во Львов

Источник материала:

Имя Андрея Николаевича Азарова, может быть, и не на слуху, но он личность небезызвестная. Андрея называют первым белорусским веб-дизайнером (член Белорусского союза дизайнеров), он сделал на этом поприще карьеру в России. Но позже увлекся кулинарией и создал первое приложение для iPhone и iPad на русском языке Talerka. В сентябре 2012 г. приложение попало в топ-50 американского Apple App Store в категории Food&Drink.

Спустя два года вышла книга «Как научиться готовить», текст, фото и дизайн которой создал сам Андрей Азаров. Позже книгу с дополнениями перевели на украинский язык. Уникальность издания — в том, что к каждому рецепту есть QR-код, открывающий через планшет или смартфон сайт с пошаговой видеоинструкцией по приготовлению блюда.

Сейчас Андрей Азаров вместе с семьей живет во Львове. Он поделился своим опытом и впечатлениями о переезде в Украину.

— Я читала в одном из интервью, что вы были в кулинарном путешествии в Израиле и что у вас были планы на Лондон, Валенсию, Львов, Одессу, Ташкент, Баку. Но получилось, что вы оказались во Львове и остались. Почему?

— Деньги закончились.

— Это единственная причина? Почему Львов? В любом городе могли закончиться деньги.

— Во-первых, во Львове говорят на родном украинском языке чаще и больше, чем в остальной Украине. После Москвы, в которой я 10 лет жил и работал, особенно после Майдана и начавшейся войны, мне не хотелось иметь ничего общего ни с Россией, ни с русским языком. Я смотрел на Майдан как на событие, которое станет ключевым. Так и случилось. Многое поменялось в жизни и у меня, и у Украины.

— Почему вы после возвращения из России не остались в Беларуси?

— Понял, что там я совершенно не нужен. В Минске уже доснимал рецепты к своей книге, нигде не работал, и жили мы фактически на деньги, которые остались от дедушкиного наследства. И пока я дорабатывал книгу и думал, как ещё себя применить, случился Майдан. И я понял, что Украина как раз та страна, где я, наверное, бы мог пригодиться.

— Вы чувствовали себя ненужным в качестве кого? И почувствовали, что можете пригодиться в качестве кого?

— Я дизайнер, более 20 лет делал сайты. Первый белорусский веб-дизайнер — это я. В Москве вырос до должности креативного директора по интерактивным проектам Leo Burnett и вернулся обратно в Минск в 2012 году, думая, что делать дальше. Мне стало интереснее возиться на кухне, создавая материал для своего сайта, чем общаться с клиентами на темы дизайна. Захотелось свободного творчества на уровне вытянутой руки: кухня, плита, я и традиционные рецепты.

— Почему это нельзя было делать в Беларуси?

— Это можно бы было делать, если бы были деньги, у меня они просто стали заканчиваться. Как и свобода в стране.

— В Украине для этого тоже нужны деньги.

— Да, но я приехал, потому что мне просто захотелось жить тут, с этими людьми. Я не предполагал, что буду делать тут колбасу и другие продукты.

— То есть это были больше эмоции, чем расчет?

— Да, конечно, я же художник. Когда прилетел сюда и увидел на Майдане огромное количество людей, как они поют гимн, как у них горят глаза, тогда и решил: «Я хочу быть здесь, «душой и телом», как в гимне поётся, за свою свободу. В Беларуси уже давно такого не видел, там почти у всех потухший взгляд и каменные лица.

Я загрузил все, что имел на тот момент, в бус и поехал, не думая ни о чем. В итоге привез сюда кухню, грили, плиту, кастрюльки, тарелки, книги, специи. Во Львове мне помог Костя Ковалышын, президент Львовского кулинарного клуба. Вот к нему, в его полуподвал, который пустовал, мы все это барахло и сложили. И начали искать мне квартиру. А еще виртуально притащил проект «Талерка», поменял хостинг с российского на американский. Сжег все мосты, получается. Забанил человек 200 читателей, которые писали, какой я козел, мол, «кусаю кормящую руку, раньше работал в Москве, деньги наши получал, а теперь с бандеровцами» живу.

Я поехал не за длинным рублем. Первое время не понимал, как тут остаться жить и работать. Потом, когда подсказали как, открыл компанию, где я теперь директор. Буду заниматься производством продуктов, ресторанным бизнесом, ну и рекламой, конечно, раз я ещё и дизайнер. Если говорить про бизнес в Беларуси, то я там себя вообще не вижу. В Украине меньше государства, оно не будет заглядывать тебе в тарелку и говорить, что вот там написано «веточка петрушки», а ты положил сюда сельдерей, получи штраф. По каким-то ГОСТам невозможно делать бигос. Да, он делается 3 дня: замораживается, размораживается, потом опять добавляется мясо, опять замораживается. И плевать на ГОСТ, если так делали рецепт наши предки.

Что касается творчества, то художнику всегда не хватает двух вещей — денег и внимания. Денег у меня еще нет, но внимание уже есть. За эти два года, что я здесь нахожусь, всё, что сделано, сделано публично. (На своей странице в Facebook Андрей фиксирует все свои кулинарные эксперименты и делится прошлым опытом.)

— А расскажите нам не о том, что вы делаете, а о той среде, в которой вы живете. Вот вы вышли в город, встретили каких-то людей, что вам нравится, что не нравится, что вас удивляет, что бы хотели изменить.

— Первый месяц во Львове я жил на кухне у друга Кости. Спал на бамбетли (деревянная такая лавка), на волчьей шкуре. Ждал, пока освободится квартира, которую буду снимать. Думал, чем же заниматься теперь в свои 45, живя эмигрантом в другой стране. Решил делать нашу сыровяленую, пальцем пиханую колбасу, потому что ее здесь нет. Походил по рынкам, посмотрел. С мясом долго не заморачиваются. По этому поводу у меня есть собственная теория, почему здесь делают в основном варёно-копчёную колбасу, а не как у нас в Беларуси — сыровяленую. Потому что всю историю Украины тут были войны, потому что тут ходили все кому не лень, и все хотели получить эту богатую во всех смыслах землю. Поэтому колбасу делают быстро: на мясорубку, потом коптят, через пять дней уже продают, чтобы успеть между одной войной и следующей. Что-то сыровяленое, что зреет минимум месяц в тишине и покое, а то и год, можно найти разве что в горах, где живут чудом уцелевшие в войнах старики. И вот я начал делать сыровяленую колбасу на кухне у знакомого, а вялили её на чердаке.

Чуть позже обратил внимание, что потихоньку и другие стали делать сыровяленые продукты, кто во Львове, кто в Киеве. Но до сих пор это считанные единицы, по сути крафтовый продукт. Характерная черта такого бизнеса — родственники: кум, кума, сват, брат, родители. Как в киношной Италии. В чем-то отсталая, в чем-то, наоборот, мудрая, но не хочет меняться. Каждый регион ругает другой регион: наше вкуснее, нет наше вкуснее, а мы делаем это так, а мы делаем лучше. Всё пришлое не понимают, не впитывают. Все очень консервативно. С одной стороны, это хорошо, есть своя галицкая кухня. С другой — это мешает развитию. Хотя поживем — увидим.

Почему я выбрал Львов? Во-первых, он старый, красивый и «маляўнічы», а я сам художник. Во-вторых, этот город более космополитичен, чем остальные в Украине. В-третьих, он гастрономический, и с моим немаленьким багажом кулинарных знаний было бы неразумно здесь не остаться.

— В ресторанном бизнесе в основном используют местные продукты или импортные? Развито ли здесь сельское хозяйство?

— Есть импортные продукты, но в основном это «контрабас». Их спокойно можно купить на рынке. Если сравнивать с Беларусью, то здесь больше развито частное, домашнее хозяйство. На Комаровке, например, сложно найти домашнюю, правильного откорма свинью. На весь рынок за день продают всего две свиньи. Разве это нормально? Все остальное мясо государственное, с мясокомбинатов. Понятно, что с применением технологий быстрого выращивания за 3−4 месяца, когда животное обкалывают антибиотиками и стимулируют набор веса, мясо не будет иметь правильный вкус, какой бывает у домашних свиней, с частного двора. Здесь же, в Украине, во Львове больше шансов купить правильное мясо. Хотя слышал истории и о том, что замороженное мясо из Латинской Америки возят в Польшу, откуда оно попадает на украинские рынки как свежее украинское.

— Как вы можете охарактеризовать местных жителей?

— Есть семьи, у которых много детей. Большое влияние церкви. Половина маршрутки крестится, если не вся, проезжая мимо храма. При этом в каждой семье свои скелеты в шкафу, верно? В любой стране многое скрыто за стенами дома. Это опять же напоминает Италию с ее патриархальным черно-белым миром. Празднично — белые одежды, траурно — черные.

Мне нравится, как люди здесь отмечают праздники. Например, День вышиванки. Тут человеческие, христианские ценности выше и прекраснее, чем государственные институты. Крестные ходы или же как встречают на коленях убитых в АТО.

Во Львове ужасные маршрутки и скорые помощи, но ведь это все можно починить, заменить, что и случится скоро. Полиция более дружественная, хотя бы внешне, благодаря новой форме и реформе. В Минске при виде патруля милиции или ОМОНА я чувствовал себя минимум неуютно, скорее как в оккупированном городе.

Очень высокая самоорганизация у людей.

Понятно, что многое — пыль в глаза, чтобы отчитаться за полученные международные кредиты, но само общество готово меняться. Появляется «безвиз», а это хорошо для детей. Они будут расти с Европой, в более свободном мире, чем росли мы.

— Ваша дочь ассимилировалась?

— Первое время дочка на детской площадке с восторгом бежала: «О, мама, русские!» — когда слышала русский язык. Потому что ничего не понимала на украинском, смущалась. И мы смущались. Сейчас она забрала у папы компьютер, играет в детские сетевые игры и общается там на английском лучше, чем мы. Планируем найти ей украиноязычную школу с английским. В реальной жизни еще друзей нет. Они с женой всего полгода тут.

Жена в шоке. Она минчанка, а после жизни в Москве Львов и вовсе вызывает клаустрофобию. В Минске по улице четыре танка пройдет одновременно, для парадов его таким и построили. А вот Львов другой, он для людей. Жена как художник понимает прелести вот такого потолка (показывает на сводчатый потолок из красного кирпича. — Прим. автора), стареньких домиков, всего вот такого. В основном они ходят с дочкой на детскую площадку, выбираются в парк. Дочка любит жареную картошку в Макдональдсе и игрушки, поэтому ходим и туда.

— Я постоянно сталкиваюсь с украинцами, которые говорят, как прекрасно в Беларуси. В вашем окружении есть такие люди?

Конечно. Знаете кто? В основном чиновники, госслужащие, бюджетники. Те, кто ничего в своей жизни не делает, а получает зарплату. Они являются такой публикой, которая смотрит передачи о том, как в Минске хорошо, верит в это. И не понимает белорусов, которые сюда приехали.

— Можете охарактеризовать цены?

— Когда я приехал, цены были ровно в два раза меньше на всё. Я платил за однушку 100 $, это, конечно, не центр, но рядом парк. В Минске в это время я платил за однушку в центре 350 $. Например, виски: ровно в два раза дешевле такой же объем и бренд. Продукты, даже мясо, дешевле. Коммунальные за эту зиму были дикие. Но до первых повышений были ниже, чем в Минске. По идее, Украина должна привести все свои законы в соответствие с европейскими, наверно и цены не могут быть дешевыми на коммунальные услуги.

— Во Львове много учебных заведений. А как вы оцениваете уровень образования?

— Во Львове много студентов и студенток, что добавляет прелести городу. Но как я знаю, народ особо тут не задерживается. Они стараются куда-то подальше свалить. Надо мотивировать, чтобы они оставались. А уехать отсюда слишком просто, все рядом, а тут еще и «безвиз».

Сложно найти хорошего повара и официанта. Здесь много людей из села, которые сразу спрашивают, «сколько я буду получать», а уж потом «что я буду делать». Это же тупик.

— Есть что-то, по чему вы скучаете из Беларуси? Что-то делают у нас лучше, чем здесь?

— Не думал об этом. Разве только друзья.

Можно поскучать по нарочанскому (хлебу. — Прим. автора). Ничего похожего тут нет. Наверно, потому что здесь теплее (имеется в виду, что выращивают пшеницу и что тут более развиты традиции пекарства из белой муки. — Прим. автора).

— По моему опыту, украинцы едят картошки больше, чем мы. Почему мы «бульбаши»?

— Не знаю, как там сейчас белорусы, а украинцы, по-моему, только и едят, что картошку. При этом в Минске, когда ты покупаешь картошку на рынке, стоит много продавцов с ведрами — минимум 10 сортов. А здесь проще: красная и не красная. Белорусская картошка другая, потому что земля другая и климат.

— Вы планируете навсегда остаться во Львове?

— Я как-то считал, что каждые 7−10 лет снимаюсь с якоря и отчаливаю. Два года прошло, вполне вероятно, что через 8 лет будет что-то новое в моей жизни. Уверен, что таким образом человек меняется, не врастает в диван и в телевизор. Переезд — это развитие. И детям в кайф: чем больше они знают языков, тем лучше. Здесь дети и раньше были другими, граница рядом, многие понимают на польском. Тут многое не так, как в Минске, где испытываешь ощущение, что люди не хотят знать, кто их предки и откуда они вообще взялись, белорусы.

Здесь люди чтут свой язык и культуру. Не все, но многие принципиально не ругаются русским матом. В Минске не понимают, что, думая на русском, ругаясь на русском, отмечая 23 февраля, День Победы и размахивая флагом БССР, страна ничем особенным от «совка» не будет отличаться. А это приводит к тому, что турист не едет. Зачем ему на парад смотреть? Зачем ему в Минске безвкусная пицца и пиво? Как-то дни белорусской кухни объявили, так власти распорядились, чтобы драники были в меню чуть ли не в каждом ресторане, даже если это ресторан итальянской кухни. Маразм!

Я не думаю, что буду во Львове всю жизнь жить. Но хотел бы здесь иметь такое «место силы», локацию, где можно единомышленников собрать — как отдохнуть, так и поработать вместе. Учиться никогда не поздно.

Теги: Минск