Я помню: "Бабушку приютили родственники, а ночью пытались украсть у нее талоны на еду". 21.by

Я помню: "Бабушку приютили родственники, а ночью пытались украсть у нее талоны на еду"

07.05.2018 09:12 — Разное |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:

Скоро 9 Мая — день, когда мы отмечаем День Победы и вспоминаем наших бабушек и дедушек, которые смогли добиться мира путем нечеловеческих усилий. С каждым годом тех, кто пережил войну и мог бы о ней рассказать, остается все меньше, поэтому роль детей, внуков, правнуков, которые сохранили их воспоминания об этом событии, сложно переоценить. Редакция LADY.TUT.BY во второй раз собирает письма читателей, чтобы рассказать истории свидетелей Великой Отечественной войны. 

«Я помню тот ужасный момент, когда я увидела виселицу: казнили красивого кудрявого парня»


Много лет прошло с поры Великой Отечественной войны, но моя бабушка помнила о ней всю свою жизнь. Софья Юрьевна Бойко родилась 12 июля в 1925 году, не стало ее 7 июля 2014 года. Бабушка не была героем, если говорить о медалях, но она навсегда останется героем для меня и всей нашей семьи. Ведь суметь пережить все ужасы войны, остаться достойным человеком — это настоящий подвиг. Я хочу поделиться с вами историей, которую она рассказала:

«…Вся моя семья, а нас было семеро (мама Ксения Васильевна, папа Юрий Власович, три сестры и два брата), жили в двух километрах от деревни на хуторе Тесна. Это был своеобразный тупик, никаких дорог не было. Работали на своей земле, имели хозяйство. Осенью 1939 г. пришли воины Красной Армии, установилась Советская власть. А в 1941 г. стали появляться немцы.

7 мая 1942 г. пришел приказ: собрать молодежь и на 6 месяцев  отправить рыть окопы. Папа просил меня убежать, но я отказалась. Разве я могла это сделать, зная, что подвергаю опасности всю семью? Нас повезли через деревню Чудин в Ганцевичи на вокзал. Я помню тот ужасный момент, когда я увидела виселицу: казнили красивого  кудрявого парня, а недалеко от него стояла табличка с надписью: „Виселица, если убежишь!“. 

Нас, парней и девчат, вместе посадили в товарный вагон и отвезли в Барановичи, где была пересадка в Германию. После прибытия — сразу же отправили в баню, а нашу одежду прожигали в печи. Несколько немцев подгоняли резиновыми дубинками, насмехались над нами, нагими. В одном помещении мыли только голову, в следующем — устраивали душ. У всех проверили головы, у кого обнаруживали „живые организмы, приносящие вред“ — ставили печать на лоб.

После бани привезли на вокзал, там к этому времени собралось много людей, нуждающихся в рабочей силе. Какой же там был красивый вокзал! Я завороженно рассматривала его красоту. Тогда плакало так много людей, с полотняными мешочками с одеждой и сухарями за плечами, а я нет. Хозяин посадил меня на велосипед, а по дороге рассказывал, что когда увидел девочку, которая не плачет, сразу понял, что именно меня надо забирать. Его дом стоял на небольшой горке, и к ней прямо проходила дорога, а рядом текла бурная речка.

Хозяйка встретила возле дома, она направилась выполоскать тряпку в реке. Мне принесли таз, показали, что следует мыть голову. После мытья хозяйка тщательно перебрала мои волосы, дала гребешок, заколки, научила закреплять косы-плетенки. Какие же у меня красивые тогда были волосы — по пояс!  Отвели в комнату: на окне  —решетка, на двери наружная защелка, в первое время меня закрывали. Было страшно, в голову лезли мысли, что меня убьют. Комната служила прежде мастерской — помимо кровати и шкафа для одежды, там стоял верстак. Под теплым одеялом я согрелась, но уснуть так и не смогла. Началась новая жизнь в немецкой неволе, в деревне Генасталь (район Егенсдорф, область Троппов). Алекс и Мария Герлих — мои хозяева. У них были дети: девочки Герта (12 лет) и Брунгильда, мальчик Лейзи (9 лет) и маленький мальчик Адольф.

Однажды почтальон принес письма и увидел меня за столом. Он изумился: „Warum hat russisches Mädchen am Tisch gegessen?“ (Почему русская девочка кушала за столом?) Почтальон заявил властям. Хозяина вызвали в комендатуру, но он отстоял свою позицию, аргументируя тем, что я тяжело работаю. Я всегда ела вместе с семьей. На ужин были кофе и хлеб с маслом, на завтрак — кофе, хлеб, масло, сироп из сладкой свеклы. Хозяин разговаривал на чешском языке, а я дома училась в польской школе, поэтому мы могли общаться.

Работала тяжело: поднимали всегда в 4 часа утра, рабочий день длился до 11 часов вечера. До 7 часов утра я должна была успеть подоить коров, дать им корм, вычистить навоз. У семьи было 12 коров. Хозяйка научила меня доить коров ладошками, а не пальцами, как я это делала вначале. За непослушание била по рукам. Я косила клевер, грузила на длинные возы (это было делать особенно тяжело) и возила буренкам. В 7 утра завтракали и отправлялись в поле до 12 часов, в 12 — коровы, затем поле, к вечеру снова коровы. В воскресенье выставляли обуви ряд, выкладывали велосипедные цепи, чтобы я чистила — без дела не оставалась никогда. Почему -то у меня из носа часто шла кровь. Хозяин купил лекарство: когда я его вдыхала, кровь останавливалась.

Только один элемент разнообразия присутствовал в моей жизни в Германии в течение трех лет — это посещение костела по воскресеньям вместе с хозяйкой. Для этого мне выдали деревянные башмачки. Обычно я ходила босиком, и на ноге образовался натоптыш. Меня отвезли к врачу, почистили, но все равно отправили работать.

От такой жизни я завшивела — вши заедали, а я боялась сказать об этом хозяйке. Моя двоюродная сестра Ксения жила рядом, она приехала с печаткой на лбу. Ее хозяйка оставила остатки лекарства. Вечером, когда все улеглись спать, я тихонько выбралась из комнаты, меня уже не закрывали, и пошла к сестре. Ксения смочила мне голову лекарством, налила его в мои косы, увязала платок. Через 2 дня она пришла ко мне и помогла вымыть голову и мои длинные волосы. Вода была словно опилками посыпана вшами и гнидами.

7 мая 1945 года нас освободили. Два месяца фронт стоял в наших окрестностях. Американские самолеты летали, как стаи журавлей, особенно активно в 12 часов, когда я доила коров. А хозяйка и дети падали на колени и молились Богу.

Деревня располагалась между гор. Однажды сбросили 9 бомб зараз: земля вздрогнула так, что я упала со стульчика, пролилось молоко. Хозяин отправлял меня в подвал, а мне не было страшно, жить не хотелось. В последние дни хозяйка и дети уехали. Кстати, отступая фашисты взорвали вокзал, красотой которого я так восхищалась три года назад. А мы, все русские, собрались вместе —  ночь просидели в ельнике. Назавтра шли наши солдаты. Один из них выделился из строя и приказал всем уходить.

Невозможно было идти по полосе, где стоял фронт — месиво из коней, людей и ворон… Переночевать остановились в деревне в сарае, утром пошли дальше. Организованно нас отправили в переселенческий пункт в Ополе на территории Польши. Парней — всех в баню и в армию, а девушек в часть в город Бжег. Мы вместе с 20 пленными немцами работали в саду, собирали крыжовник, яблоки. Не ходили вместе с солдатами обедать, чтобы они нас не щипали за бока. Поэтому кто-то один из девушек получал кастрюлю с едой на всех.

С 11 мая до конца августа жили в части, затем нас переправили через Одер домой. Я примкнула к чужой семье, приехали во Львов, из Львова до Лунинца ехали на угле в товарном вагоне. На вокзале в Ганцевичах встретилась семья из деревни Чудин, они меня и привезли в родную деревню.

Я отправилась прямо на могилу: фашисты сожгли жителей нашей деревни — 74 человека, в том числе всю нашу семью. Родную сестру и двоюродную сестру немцы изнасиловали, они измывались над ними целую ночь, а наутро убили. Я ползала по той могиле, кричала от боли не своим голосом. Тетя услышала мой плач, пришла, стащила с могилы, отвела к себе в дом. Жена моего брата и дедушка остались живы, с ними я и жила, пока в 1947 г. не вышла замуж за Алексея Максимовича Бойко. У нас родилось 14 детей. Я сказала себе самой, что буду рожать детей наперекор проклятым фашистам, истребившим всю мою семью…»

«В пути к ней прибилась молодая девушка, которая поначалу помогала, а потом украла последний узелок с вещами и хлебом»


Вера Григорьевна с семьей после войны

Моей бабушке, Семенихиной (Гарнашевич) Вере Григорьевне в июне 1941 г. было 24 года. Моего деда Семенихина Радиона Емельяновича мобилизовали в первые часы войны, и бабушка осталась одна с тремя детьми (моей маме 3,5 года, дяде 5,5 лет и младенец 6 месяцев).

Их погрузили в эшелон, чтобы эвакуировать из Минска, но во время пути его разбомбили. Все начали выпрыгивать из вагонов. Когда бабушка прыгала, то зацепилась за вагон и у ребенка повредилась голова. Семья возвращалась в Минск через леса. Младенец не плакал, не ел, а голова его была вся в крови. Люди говорили бабушке: «Брось ребенка, он не жилец, у тебя же двое за юбку держатся!». Но бабушка ребенка не оставила. В пути к ней прибилась молодая девушка, которая поначалу помогала, а потом украла последний узелок с вещами и хлебом.

Бабушку настигли наступающие немецкие войска. Врач-немец заметил ее с умирающим мальчиком, обработал головку младенца и дал лекарства. (Скоро этому мальчику исполнится 80 лет!)

Вера вернулась в Минск, который уже был занят немцами. В свое жилье семью не пустили, поэтому 24-летняя бабушка сама вырыла землянку. Так и жила с детьми в оккупации: в холоде, голоде и страхах — и перед немцами, и перед своими. 

Старший бабушкин сын в свои 5−6 лет стал главным добытчиком: собирал отходы с немецкой полевой кухни. Бабушка же на целый день уходила на работы: рыла окопы. А мама моя Валентина (3−4 года) присматривала за младшим братиком. Дедушка вернулся с войны инвалидом 1 группы, потерял ногу в боях в Чехословакии. Они прожили с бабушкой долгую, хорошую жизнь. После войны она помогла вырастить меня, свою внучку, а также мою дочь — свою правнучку, а праправнук моей бабушки родился в Германии — вот такая история.

«Бабушка потеряла равновесие — девочка не удержалась, упала и сильно ударилась о подводный камень»


Бабушку зовут Анна Афанасьевна Рудник (Голыш), она родилась в 1898 году в местечке Горваль Речицкого района Глыбовского сельсовета.

Замуж вышла за Лаврентия Пантелеевича Рудника и родила 5 детей: 1928 г. Иван (умер в 1993 г.), 1934 — сын Николай (мой отец, умер в 2015 г.), 1937 — дочь Надежда (умерла в 1955 г.), 1939 — сын Михаил. Дочь Мария умерла в возрасте 2 лет от болезни.

Когда на их деревню Горваль наступали фашисты, она вместе с другими сельчанами отступала на другой берег Березины. У нее на руках был 2-летний сын Михаил, другой рукой вела кормилицу — корову, а старший сын Иван (13 лет) вел за руку 7-летнего Николая. Дочь, 4-летняя Наденька, сидела у нее на плечах. Бабушка потеряла равновесие, девочка не удержалась, упала и сильно ударилась о подводный камень. В результате повредила позвоночник, долго болела, была прикована к постели и умерла в возрасте 18 лет.

Своего деда, папиного отца Лаврентия Пантелеевича, я никогда не видела. Он родился и вырос в деревне Горваль Речицкого района Гомельской области. Служил в команде связи 17-го кавалерийского полка Красной Армии еще задолго до начала Великой Отечественной войны. Поэтому как профессиональный военный воевал с первых дней войны. Попал в плен вместе со своим братом и отцом где-то под Брянском. Сидел в концлагере под Гомелем. Бежал. После освобождения своего родного Горваля от фашистов снова присоединился к регулярным войскам. В 1943 году в боях в Жлобинском районе был ранен. Лежал в госпитале недалеко от родной деревни, где жила его семья — жена и четверо детей. Они несколько раз смогли навестить его. Умер от ран и похоронен на высоком берегу Днепра, всего в 5 км от места, где родился и вырос.

После войны бабушка сама с малыми сыновьями смогла поставить времянку, в которой и прожила до 1978 года. Каждый год на Радуницу до ее последних дней она навещала могилу деда.

«Бабушку приютили родственники, а ночью пытались украсть у нее талоны на еду»


Хочу рассказать историю моей бабушки Анны Кузьминичны Доброй. Она пережила блокаду Ленинграда одна, будучи подростком. Была награждена медалью «За оборону Ленинграда». Во время блокады потеряла своих братьев (Владимира и Алексея), а также маленькую сестричку Александру. Бабушку приютили родственники, а ночью пытались украсть у нее талоны на еду, и она ушла от них. Жила на улице, начала пухнуть от голода, но ее подобрала и выходила дальняя родственница. Уже к концу войны бабушка нашла свою старшую сестру, которая была санинструктором и выносила на себе раненных, за что была награждена Красной Звездой Победы. Медаль, к сожалению, не сохранилась.

Про бабушку мне рассказывала мама, знаю, что Анна Кузьминична не хотела говорить про войну. По ее истории даже начинали писать книгу, но она отказалась от этой идеи, так как не смогла вновь пережить воспоминания того ада.

После освобождения Ленинграда бабушка охраняла советских военнопленных, которых освободили из немецкого плена. Так она познакомилась с будущим мужем.

После конца войны она не смогла жить в Ленинграде и уехала в Беларусь. Всю жизнь бабушка искала своих родных, давала объявления, но так и не нашла, поэтому считала их погибшими. Но в прошлом году мы нашли документы в архивах, благодаря которым узнали, что ее сестричка умерла и была похоронена на Пискаревском кладбище в Санкт-Петербурге, а братьев же эвакуировали в Кировскую или Ярославскую область — они выжили. К сожалению, на этом их следы потерялись.

«Всех жителей под прицелами пулеметов и автоматов погнали в сарай, чтобы заживо сжечь»


Наша бабушка Кулик Надежда Ивановна — героиня для всех ее потомков. Подвиг бабушки в ее храбрости и мужестве. В июле 1943 года немцы пришли в нашу деревню и всех жителей под прицелами пулеметов и автоматов погнали в сарай, чтобы заживо сжечь, среди них была и бабушка с моим дядей, которому тогда было год и семь месяцев. Жгли не всех, молодых и крепких забирали на работу. Она понимала, что с ребенком на ее работу никто не возьмет. Был вариант оставить сына, зато самой остаться жить. Бабушка вспоминала, как каратели говорили: «Бросай ребенка». Но она наотрез отказалась и пошла на верную смерть. В этот момент из сарая выбежала женщина с ребенком на руках, а за ней побежал эсэсовец, оставив бабушку без присмотра — и тут уже она решилась действовать. Рассказывала нам: «Каб загнау, дык ужо пайшла б, а так я у талпу тых пайшла, якiх на работы адабралi». И что удивительно, ее прикрыли сами же немцы, а ребенка спрятали в телеге.

Маленький мальчик лежал под соломой и не издавал ни одного звука, наверное, чувствовал страх смерти. По пути в Минск, куда бабушку вместе с другими жителями деревни повезли, какой-то немецкий солдат принес подушку, чтобы ребенку было мягче — мой маленький дядя напомнил ему сына. Вот такие безжалостные, жестокие немцы, но среди них тоже встречались хорошие люди.

В Минске бабушка и сын пробыли какое-то время, а потом их отпустили домой. И бабушке вместе с односельчанами пришлось идти пешком до деревни около 60 километров: изнеможенные, обессиленные, с детьми на руках, они возвращались домой.  По дороге бабушка теряла сознание от бессилия. Ребенка нужно было чем-то кормить. Естественно, никакой еды и даже воды не было. Пыталась кормить грудью, но молока в груди совсем не было, скорее всего, он просто успокаивался от этого. Помогали люди, которых встречали по дороге, делились последней едой.

Бабушки, к сожалению, уже нет с нами, но вся наша семья помнит ее подвиг. Жизнь после войны тоже была нелегкой: она тяжело трудилась в колхозе и на своей земле, но она счастливо дожила почти до ста лет. Мы все благодарны ей, ведь если бы тогда она не оказалась такой храброй, всей нашей семьи могло и не быть.

Следующий выпуск проекта "Я помню" читайте завтра на LADY.TUT.BY

 
Теги: Гомель, Минск
 
 
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
 
 
 

РЕКЛАМА

Архив (Разное)

РЕКЛАМА


Яндекс.Метрика