Я помню: "Бабушка вскинула винтовку и начала стрелять по самолету". Истории о войне от наших читателей

Источник материала:

С каждым годом тех, кто пережил войну и мог бы о ней рассказать, остается все меньше, поэтому роль детей, внуков, правнуков, которые сохранили их воспоминания об этом событии, сложно переоценить. Редакция LADY.TUT.BY во второй раз собирала письма читателей, чтобы рассказать истории свидетелей Великой Отечественной войны.

«Бабушка вскинула винтовку и начала стрелять по самолету»

Мою бабушку зовут Надежда Платоновна Ермак. Фашисты угнали ее родителей в Германию, и она осталась следить за домом со своими сестрами. Но остаться в стороне она не смогла — молодая девчонка, которая хорошо знала немецкий язык, приходила в деревни, где на постое стояли фашисты. Местные бабульки ее знали и помогали. Одета она была, как старушка, лицо мазала углем, чтобы выглядеть старой. Во время совещаний фашистов занималась уборкой в хате, подметала, мыла пол и слушала.

Рассказывала, как однажды во время очень важного разговора немцев прислушалась и замерла. А один из немцев привел ее в чувство, когда спросил у другого, а чего это бабка замерла.

Еще бабуля рассказывала, как они «ходили за языком»: схватили немецкого офицера и отступали под огнем. Офицера ранили в ногу, но он во время перехода жаловался на боль в сорванном ногте на пальце руки, а не на ногу, чем сильно удивил партизан.

Еще она рассказывала, как во время лесного перехода их заметили с воздуха. Немецкий самолет стал кружить над отрядом. Все стрелки начали стрелять из автоматического оружия, но толку от этого не было. Тогда бабушка вскинула винтовку и начала сама стрелять по самолету. После нескольких выстрелов самолет резко дернулся, начал снижаться и, зацепив деревья, рухнул в лес.

А еще бабушка рассказывала, как не хватало хлеба во время войны. Поэтому ее самым любимым лакомством был черный хлеб, она буквально смаковала каждую корочку.

«Придут во двор и кричат: «Матко, яйко»

Моей прабабушке Марии Игнатьевне 92 года. Несмотря на возраст, она может рассказать стихотворение наизусть, помнит дни рождения и номера телефонов всех родственников.

Разговаривать прабабушка любит: нужно же узнать, как у всех дела, и быть в курсе событий! Особенно эмоционально она рассказывает про войну. Какие-то моменты вспоминать больно, горько. «Ну, а что уже сделать? Что было, то было. Почему бы не поделиться с новым поколением?» — считает бабуля.

Родилась прабабушка в Логойском районе, в деревне Бояры. В семье было их трое: два старших брата и она. Война пришла через полтора месяца после пятнадцатилетия молодой Маши. Она еще не знала, что 9 мая станет для нее двойным праздником — днем рождения и Днем Победы. Старший брат не успел вернуться из армии — отправили на фронт. Погиб в России, под Калинином (сейчас — Тверь). Среднего из-за плохого зрения не взяли в армию, и немцы его угнали в Германию. Там пробыл он до 1944-го года, но только в 1945-м вернулся домой.

В Боярах остались вдвоем две женщины — мама и пятнадцатилетняя дочка. Отец умер, когда бабушка была совсем маленькой. Мужской силы не хватало. Справлялись они, как и все. Где продуктами поделится кто-то, где свое вырастет. Единственная радость была — корова. Говорит про нее прабабушка с любовью:

— Со мной коровка везде ходила. Худющая была, а молока неплохо давала. Правда, только я ее доить умела правильно. Да и какая умная скотинка! К дому никого не подпускала, будто сторожевая. Когда немцы приходили, мы в лес убегали, а она за нами мчалась. Даже привязь не нужна была.

— Зимой мы у родственников в другой деревне жили. Она в глуши находилась, среди леса, туда ни немцы, ни полицаи не заходили. Там был партизанский район. Ближе к весне мама домой вернулась, а я осталась с коровкой там. Как только стало тепло, я пошла в родную деревню проведать маму. Пришлось идти в обход по лесу, чтобы немцы не заметили. Коровку оставила, но не привязывала: она обычно не убегала никуда. Оказывается, она по моим следам шла, догнать меня хотела. Но в Закрыничье (деревня недалеко от Бояр. — Прим. автора) ее партизаны перехватили. Мама ходила к ним, просила вернуть, а они все одно твердили: «Верим, что ваша это корова, но нам мясо нужно. Не отдадим». До сих пор жалею, что сама не пошла забирать свою умницу. Мама не разрешила, волновалась за меня. Так жалко…

Тяжело было потом без коровы. Приходилось есть только то, что на огороде вырастет. Еще куры были. Немцы часто заезжали за яйцами, а потом и кур забрали. Бабушка рассказывает, что немцы уже немного понимали наш язык и даже пытались что-то говорить:

— Придут во двор и кричат: «Матко, яйко». А я до войны 6 классов окончила, и мне за хорошую учебу подарили новенький красивый чемоданчик. Все с торбами ходили, а я с чемоданом. Завидовали мне. А потом немцы его увидели да и забрали вместе с яйцами. Эх, обидно было.

Несмотря на то что немцы забирали кур и яйца, среди них и неплохие были, которые воевать пошли не по своей воле. Агрессии к белорусам не проявляли, а просто мечтали вернуться домой к семье. Но проверяли их дома часто, потому что в лесу близ Бояр были партизаны:

 — Придут, посмотрят. Только отметят себе, что бандитов, как они сами говорили, среди нас нет, да и пойдут. Другое дело — полицаи. Они никого не жалели. Столько своих людей уничтожили эти предатели. Их мы боялись.

— Помню, нам сообщили, что в деревню идет немецкая колонна. Мы спрятались во ржи. Сидим, боимся даже дышать. И тут один из мужчин решил посмотреть, прошли ли немцы, и поднял голову. И тут голос солдата: «Чего высунулся? Мы б мимо прошли, не заметили. Сейчас придется вас к коменданту вести (комендант был в соседней деревне Тхарницы, которую позже сожгли вместе с людьми)». Комендант был хороший, нас отпустил, еще и по лошади дал! Лошадей бросили и снова залегли во ржи до ночи.

Страшная война пришлась на бабушкину юность. Вместо танцев и прогулок с подружками она убегала от немцев, помогала партизанам. Она всегда очень хотела учиться, но во время войны никто в школу не ходил. Сразу после пришлось много трудиться на полях в колхозе. Еще ее назначили счетоводом (насчитывать трудодни), так как у нее хорошо было с математикой. Но ей хотелось учиться дальше, поэтому молодая девушка уехала поступать в Минск. К сожалению, не получилось. Город почти полностью был разрушен, жить негде, пришлось идти работать, чтобы выжить.

На войне еще много всего было. Как говорит бабушка, «чтобы тебе все рассказать, нужно три года сидеть и говорить».

Тогда они соорудили «ринг» и одного петуха назвали Гитлером, а второго Сталиным

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, а 25 июня бабушке, Тамаре Яковлевне Уродовой, исполнилось 13 лет. Она родилась в деревне Хоминичи Горецкого района Могилевской области. В семье было пять детей. Самые старшие бабушкины братья — Марк и Александр — были призваны на фронт. Марк погиб через месяц после начала войны, а Александр — за месяц до ее окончания.

Когда немцы вошли в деревню, их дом как самый новый и большой они выбрали для квартирования. Бабушкиных родителей и детей выселили в баню. Однажды бабушкин двоюродный брат, Сергей Вычев, рассказал, что рядом с деревней сформировался партизанский отряд, но туда принимают только с оружием. Бабушку это очень заинтересовало, и она начала думать, где раздобыть автомат или пистолет. Ей помог случай. Один немцев, что квартировали в их доме, колол дрова. Ему мешала кобура с пистолетом, он ее снял и положил на колоду вместе с курткой поодаль. Бабушка, конечно же, не могла упустить такой шанс. Она украла пистолет! Когда офицер заметил пропажу, поднялась шумиха. Провели обыск, допрос, но, к счастью, все обошлось.

Через неделю бабушка побежала к двоюродному брату, рассказала, что теперь у нее есть оружие, поэтому она может уйти в партизаны, и ей бы только как-нибудь на них выйти. Дядя Сергей пообещал помочь Тамаре связаться с партизанским отрядом и обо всем договориться, но только пусть пока пистолет полежит у него. Счастливая бабушка побежала домой, она уже представляла, как будет сражаться, сколько подвигов она совершит! Дядя Сергей этой же ночью сбежал к партизанам с бабушкиным пистолетом. Он прошел всю войну, вернулся домой в 1945-м, был много раз тяжело ранен, награжден орденом Красной Звезды.

Дважды бабушку пытались угнать в плен. Первый раз их прогнали через две деревни и уже загружали в эшелоны до Германии, но их увидела Фаня, подруга старшей бабушкиной сестры. Она очень хорошо знала немецкий язык и была переводчицей у немцев. Фаня обратилась к немецкому офицеру, и всех, кто был из их деревни, вернули домой.

Во второй раз бабушку спас мой прадедушка, бабушкин папа. Он узнал, что немцы опять собираются угонять детей, и решил спрятать бабушку. Рядом с домом росла большая раскидистая липа. Прадедушка, на тот момент уже 60-летний мужчина, взял веревку, залез с бабушкой на это дерево и привязал ее высоко веревкой к веткам — бабушка просидела двое суток на липе.

Были и забавные случаи. Один из таких — про победу петуха Сталина над петухом Гитлером. В хозяйстве, помимо других животных, были куры и два петуха. Однажды немцы увидели, что эти два петуха не дружат и пытаются клевать друг друга. Тогда они соорудили «ринг» и одного петуха назвали Гитлером, а второго Сталиным. Петухи начали биться. Сначала побеждал Гитлер и они всячески радовались, свистели, смеялись, но через какое-то время, уже почти побежденный Сталин пошел в атаку и почти заклевал Гитлера. Немцы очень разозлились. Схватили петуха, отрубили ему голову и сварили суп. Можно сказать, что петух, хоть и ценой своей жизни, предсказал, кто одержит победу в войне.

Когда закончилась война, бабушке исполнилось 17 лет. Она столько видела страданий и смертей, что ей хотелось помогать людям, спасать их. Бабушка поступила в брестское медицинское училище и закончила его по специальности «фельдшер-акушер». Она проработала 54 года в деревне Долголесье Гомельского района. Бабушка пользовалась огромным авторитетом не только среди своих коллег: все жители деревни ее очень любили и уважали. Тяжелые военные годы не только не сломали и не озлобили ее, но сформировали в ней главные человеческие качества: честность, отзывчивость, доброту и любовь ко всему живому.

С особым трепетом бабушка относилась к хлебу. Она часто повторяла, что сидя в холодном погребе за то, что не смогли вырыть свою норму траншей в мерзлой земле, не зная, поведут их завтра снова на земельные работы либо расстреляют, она и представить не могла, что настанет время, когда хлеб будет лежать на столе и его можно будет есть вдоволь.

Бабушки не стало в прошлом году. Она не дожила ровно один день до своего 89-летия. 9 мая мы будем отмечать День Победы. Но уже без нее. Это был ее любимый праздник.

До сих пор перед глазами бабушки ряды солдатских трупов с бирками на руках

Я хочу поделиться историей своей прабабушки Анастасии Гавриловны Черной.

Война застала молодую и красивую девушку с Витебщины Тасю Гуц в городе Сортавала Карело-Финской Республики, куда ее после медучилища распределили на работу медсестрой в больницу. Сюда привозили раненых — их было очень много. Иногда их было так много, что про отдых и сон приходилось забывать, а потом вышел указ об эвакуации.

— Плыли по Ладожскому озеру, вдруг в небе откуда ни возьмись появился вражеский самолет, — вспоминает Анастасия Гавриловна. — Бомбы взрывались совсем рядом, и каждая минута казалась последней. Было очень страшно. А как хотелось жить!

Ей повезло, она чудом выжила в той бомбардировке. Страшно было настолько, что и сейчас от ее воспоминаний мурашки бегут по коже. Без слез бабушка не может говорить о войне.

После бабушка спасала жизни раненым в госпитале недалеко от Казани, потом еще несколько месяцев на Урале, и, наконец, в 1942 году она попала в эвакуационный госпиталь № 2556 в г. Молотов (в настоящее время г. Пермь).

Как-то в один из летних дней 1943 года, когда бабушка пришла на свою смену, подружка ей сказала, что в госпиталь привезли новую партию раненых, среди которых есть белорус. Неимоверная радость охватила бабушкино сердце, так как это был первый земляк за все время. Сразу же побежала посмотреть и увидела молодого лейтенанта, всего в бинтах и гипсе. Это был Антон Черный, уроженец деревни Гута Березинского района, будущий муж Анастасии Гавриловны и мой прадед. Война навек соединила их в далеком от малой родины месте.

Не было романтических встреч, не было цветов и подарков. Но среди боли, стонов и постоянного дыхания смерти появилась любовь в их отношениях. Брак они потом зарегистрировали в местном отделе ЗАГС, без свадебного наряда и праздничного застолья, без цветов и подарков. Ей было 22, ему 30. Мало кто верил в будущее этого союза, ведь шла война.

Бабушка очень много работала в госпитале. Постоянно голодала, по карточкам получала 500 граммов хлеба в день. Карточки были хлебные, промтоварные, их выдавали ежемесячно, а при утере не восстанавливали. В магазине было пусто, ежедневно можно было отоварить только хлебную карточку. Торговля осуществлялась следующим образом: вырезали соответствующую карточку, принимали плату, отпускали товар. Отовариваться разрешали на день вперед. А вот если просрочил, потерял, украли — ничего не получишь. На рынке буханку хлеба продавали за 200 рублей. В то время как зарплата медсестры была 60−70 рублей в месяц.

— Очень хотелось кушать, пока принесешь домой этот хлеб, весь его сощиплешь — вспоминает бабушка. Особое внимание уделяли питанию раненых. В госпитале их кормили очень хорошо: на обед давали первое, второе и третье блюда. Антон, видя мое полуобморочное от голода состояние, отдавал мне часть своего обеда. Этим он тоже покорил мое сердце.

Потом спасала та половина продовольственного пайка, которую будущий муж, лейтенант Черный, отдавал ей. В госпитале работали сутками, до изнеможения. Держались только на силе воли, жаловаться и в голову не приходило, ведь тем, кто на фронте, было труднее. Большим потрясением в военные годы была смерть ее первого ребенка. Недолго длилось материнское счастье. Через полгода после родов пришлось выйти на работу в госпиталь. Шестимесячную дочь отдала в ясли, где она вскоре заразилась ветрянкой. Слабый детский организм не пережил осложнений после болезни, но горевать было некогда — боль и смерть всегда стояли рядом. Бабушка помнит военные события до мельчайших подробностей. С большим почтением вспоминает она военного хирурга, которому она ассистировала на операциях. Он проводил сложнейшие операции без необходимых инструментов и лекарств, совершая своеобразный подвиг ежеминутно. До сих пор перед глазами бабушки ряды солдатских трупов с бирками на руках.

Что меня особенно удивляет: в ее рассказе не чувствуется отчаяния, а, наоборот, — любовь к жизни. Она справилась, выдержала, выстояла, сохранила себя, чтобы прожить долгую и яркую жизнь. Ей сейчас 96 лет, она по-прежнему рада каждому дню. Мы восхищаемся ею!

«Ну я думала: поеду, посмотрю, что это за Германия»

Когда бабушку, Логунову Екатерину Никитичну, вывезли в Германию в трудовой лагерь, ей было 14 лет. Детей из ее деревни везли в поезде, и во время одного из обстрелов ее младший 5-летний брат убежал и шел 20 км по путям назад домой. А бабушка поехала дальше в Германию. Когда я у нее спрашивала, не было ли ей страшно, она всегда говорила: «Ну я думала: поеду, посмотрю, что это за Германия». Но, конечно, ей было страшно, просто она всегда была сильной. В лагере детей распределили на работу на завод. Я мало знаю о ее жизни в лагере: только то, что они работали много и их заставляли поддерживать идеальный порядок в бараках, в которых они жили, а еще — плохо кормили. После войны моя бабушка всегда очень следила за чистотой в доме, и у нее всегда в доме не было ни пылинки. После освобождения бабушка вернулась в свою деревню. Ее родители, а также 4 брата и сестра — все пережили войну.

После войны бабушка снова пошла в школу. Школа находилась в 10 км от деревни, и она ходила на учебу пешком — и в слякоть, и в дождь, и в мороз. После школы было педучилище, тяжелая болезнь, работа в школе. Бабушка была настоящим бойцом. Она всегда шла вперед и всегда стойко переносила все, что ей посылала жизнь. Она не просто плыла по течению, она действовала. Даже с дедушкой она познакомилась сама, пригласив его на танец. Вышла замуж после 2 лет переписки (дедушка жил в России) и не побоялась уехать из дома в далекий и холодный Новосибирск. И потом с семьей переехать в Могилев, а затем и в Минск — а ей уже было около 70.

Бабушка всегда для нас была нашим тылом, постоянной величиной в наших жизнях, примером и источником силы. Она любила жизнь, она хотела жить! Даже после 2 инсультов она встала на ноги в 82 года. Она пела, она всегда интересовалась всем, что происходило вокруг нее. И если ей что-то не нравилось, она это говорила не стесняясь!

Бабушка умерла 23 июня 2016 года. Ей было 86 лет.

«А мы и сына твоего скоро поймать — и пиф-паф!»

Уже несколько лет, как нет моей бабушки, Клавдии Петровны Лысенок. Много пришлось пережить ей, однако самым тяжелым испытанием была война. Она ворвалась в жизнь семьи, когда старший сын Петр ушел в партизаны. Молодой человек не мог сидеть дома и наблюдать, как убивают его товарищей, а лес он знал как свои пять пальцев — и выбор был сделан. Дома остались мама, старенькая бабка и две сестры — Женя и Клава.

Немцы еще не успели прочно обосноваться в этих краях, поэтому в деревне Алашковщина Поставского района у людей в хлеву стояли коровы, кудахтали куры, а лошади помогали в хозяйстве.

Середина октября 1943 года ничем не отличалась от остальных дней, пока в один из дней во дворе не раздалась немецкая речь с русским акцентом: «О, курка, мьясо. Гут!» Женя, старшая сестра, которая в этот момент пряла, выронила все из рук и побелела от страха.

Клавдия, которой было всего 17 лет, схватила сестру и побежала с ней прятаться. Очень скоро из дома послышались выстрелы. Перепуганные девушки решили, что убили маму, и зарыдали. А немцы чувствовали себя хозяевами: очень быстро они освоились в доме, перевернули все вверх дном, залезли на чердак, где хранились колбасы и мясо, и стали перестреливать веревки, на которых они висели — именно это и услышали девчата. Затем стали выносить вещи: забрали велосипед, сняли со старушки теплую куртку.

Мама стояла и смотрела на это спокойно, понимая, что ничего не изменишь, но когда стали выводить скотину, не выдержала, подбежала к лошади, обняла ее за шею и заплакала, как по родной дочери. Один немец подошел к ней: «Чего плачешь, мамаша? Зачем твой сын в партизаны пошёль? У вас же все было. А мы и сына твоего скоро поймать — и пиф-паф!» И заржал, как та лошадь, а у Анны Петровны речь отняло: донес кто-то на сыночка.

Когда немцы со двора ушли, сестры выскочили из сарая, побежали к маме. Та сквозь слезы приказала им уходить из деревни, прятаться у родственников. Так они оказались в Черемушниках, но фашисты были повсюду, а умирать вдали от дома было страшно, и девочки вернулись.

На следующее утро всех жителей деревни выгнали в поле, окружили, навели автоматы. Кто плачет, кто молится — всем страшно, особенно маленьких деткам: за юбки матерей хватаются, слезки рукавом вытирают. Все ждали смерти. Особенно страшно было, что ещё секунда — и все, не будет их на этом свете. Немцы о чем-то долго спорили, показывали прикладами на молодых девушек, детей, смеялись, потом ругались. В конце концов сельчанам приказали расходиться по домам, а рано утром с вещами стоять на улице.

Эта ночь была самой длинной и самой короткой в жизни сестер: они понимали, что завтра случится что-то очень страшное, что их, скорее всего, разлучат, поэтому прощались друг с другом и не могли насмотреться, пытаясь запомнить дорогие лица. Брать с собой было нечего: всю еду забрали немцы, а из одежды осталось немного, поэтому сборы были быстрые. Утро 14 октября встретило их густым туманом и какой-то давящей тишиной. Хотя вскоре эту тишину взорвали причитания и рыдания женщин.

На поселковой дороге уже ждали повозки, на которые посадили стариков и детей. Клава тоже присела на краешек, за что тут же получила удар плетью: «Слезай, ты сама идти можешь!» Так и пошли: кто пешком, кто на повозках, до Постав, а это около сорока километров. На вокзале уже стоял поезд, вагоны которого были без единого окошка, сплошные доски. Людей стали заталкивать в эти «ящики»: молодежь отдельно, кто постарше — отдельно. Сестрам повезло — их определили в один вагон. Двери закрыли. Мужчины тут же стали проделывать дырки в досках, что бы хоть как-то можно было смотреть и дышать. Женя услышала голос матери: та умоляла оставить ее дома со слепой старушкой, бросить которую означало верную смерть для нее. До сих пор для Клавдии Петровны остается загадкой, как надсмотрщик поддался на эти уговоры и не расстрелял ее на месте. Девушки поняли, что это, возможно, последняя возможность увидеть маму, и стали колотить по стенам вагона и кричать: «Мама, мамочка! Дайте попрощаться!» Ответом им были удары плетью, когда двери открыли посмотреть, что там творится. Поезд тронулся.

Следующая остановка была только в Польше, где всех вывели из вагонов и отправили в баню, после чего снова в путь, уже до Магдебурга. После короткой остановки прибыли на конечную станцию — городок Нойхауз. Здесь и предстояло провести нашим соотечественницам долгие два года в охраняемых бараках, где ютилось по 60 женщин.

Двухъярусные кровати, тумбочки — вот и все удобства, но после изнуряющей работы жесткий матрас казался роскошной периной: поднимали засветло, а возвращались, когда уже было темно. Белорусов здесь звали «хольцшнайдеры».

Работать предстояло на лесопилке, где начальником, или шефом, как его называли, был Отто Урлих. Клавдия Петровна вспоминает его с благодарностью: это был очень добрый и справедливый человек, как и все немцы, с которыми бок о бок тут работали. У каждого было свое задание: кто-то подносил доски к пилам, кто-то складывал их. Клаве доверили сбивать ящики. Это была работа, которую прежде никогда не приходилось делать, поэтому пальцы очень быстро стали черными от ударов молотка и гвоздей. Вначале руки болели так, что хотелось их просто вырвать, а потом боль притупилась, уже можно было терпеть.

Но боль — это не самое страшное испытание, которое прошли девушки. Голод. Меньше килограмма хлеба на неделю — вот тот паек, который получали работники, не считая «баланды» — воды с травой, которую давали каждый день на обед. Но что такое тарелка воды для молодого организма, изнуренного работой?! Да и за тарелкой этой нужно было идти в барак, а это около трех километров. Для Клавдии обед был временем, когда она могла отдохнуть, лежа на железном столе. Суп приносила старшая сестра.

Есть хотелось все время, еда снилась, о ней говорили, мечтали, как приедут домой, а там — хлеб, картошечка, зажаренные с салом яйца. Когда приносили хлеб, его сначала нюхали, потом разламывали на семь частей, брали одну и по крошечке клали в рот. Одна крошечка, другая, третья — и нет кусочка, а есть хочется. Тогда отламывали половинку завтрашнего — так хлеб съедался почти за один раз. Голодные обмороки стали обыденностью, а потом девочки стали умирать.

Чтобы спастись от голодной смерти, Женя стала проситься на обед к шефу или просто приходить за продуктами. Ей никогда не отказывали: жена начальника после обеда всегда собирала сумку с едой, которую делили всем бараком.

Однажды на обед пошла и Клавдия. Стоя под окнами дома, вдыхая ароматы еды, девушка горько плакала. Ей стало так жалко себя, свою сестру, девчонок, с которыми она тут маялась. Сразу вспомнился родной дом, мама, отец — как они там? Что с ними? Живы ли? Плач перешел в рыдание, которое невозможно было сдержать. На улицу вышел Отто, позвал девушку в дом. Сквозь слезы она увидела чистую, аккуратную комнатку, в середине которой стоял круглый стол, накрытый цветной скатертью. Играла музыка — какая-то веселая немецкая песенка. Сразу вспомнились танцы по вечерам в родной деревне — и утихшие было слезы, покатились опять. Подошла хозяйка, что-то ласково сказала по-немецки, обняла за плечи и повела к столу. Из-за слез девушка не могла есть, а еще чувство стыда не давало насладиться пищей. После обеда хозяйка принесла большую сумку с продуктами для остальных женщин. Попрощавшись, Клавдия побежала в барак. Это был первый и последний раз, когда она обедала у шефа.

Как бы ни было тяжело, а жизнь шла, а вместе с ней нагрянула великая Победа. Освобождала их армия Соединенных Штатов. Это был счастливый день, наполненный переживаниями, радостью, печалью о тех, кто навечно останется здесь, на немецкой земле. Все, кто хотел, могли остаться жить и работать в Германии, но желающих не нашлось — все рвались домой, к родным и близким.

Дорога на Родину была легкой и скорой: Германия осталась позади, поезд вез домой под песни наших девчат.

Бабушка всегда говорила: «Не дай вам Бог перажыць тое, што мы перажылі» и ценила каждый прожитый день мирной жизни. Хочется верить, что никогда не придется нам пережить этот страшный опыт наших дорогих бабушек и дедушек.

Предыдущий выпуск проекта — Я помню: «Мама предложила спрятать Катю — зарыть в землю». Истории о войне от наших читателей

Теги: Минск, Могилев