Старое полесское село было воистину дремучим уголком. Недаром здешние жители говорили о себе: «Полешуки мы, а не человеки». Белорусское Полесье. Начало 60-ых годов прошлого века.
Тяжело там жилось: ни дорог, ни света, ничего.
Заболоченный лес на юге Столинского района. До цивилизации – сутки пути.
Адам, житель Мерлинских хуторов: С этих хуторов – моя семья. Отец и мать, старшие брат и сестра. Мать рассказывала, около 20 домов там стояло.
Первые хаты появились здесь сразу после Столыпинской реформы. Маленькая родина полешуков вскоре обретет свое имя – Мерлинские хутора.
Иван Супрунчик, директор Музея этнографии деревни Теребличи: Это мне кажется от слова «мерять», мерщики были.
До ближайшего посёлка – пять переправ. Болота были извечной преградой. Они же кормили, защищали и давали силу.
Иван Яромич, заместитель председателя Столинского райисполкома, начальник передвижной механизированной колонны: Люди селились где раньше? Река, лес, а в лесу есть грибы, ягоды.
Иван Супрунчик: Тишина, покой, природа. Красота такая была.
Размеренный уклад жизни вдруг нарушит тревожное известие – в окрестностях якобы зафиксировали аномальное повышение радиационного фона.
Западнее бывших Мерлинских хуторов на десятки километров тянутся зыбучие и непроходимые трясины.
По ним раскиданы многочисленные и урожайные клюквенные и черничные места. Эти болота – уникальные. Как и традиции, живущие здесь.
Место силы.
Люди, уехавшие отсюда десятки лет назад, до сих пор не вырвали его из сердца.
Мария Потрубейко, жительница Мерлинских хуторов: Всё там родило: и картошка была такая вкусная! Картошки сейчас такой нет. А хлеб свой пекли. Муку покупали и пекли. Как приехали сюда, не могли сразу привыкнуть.
Поначалу не могли привыкнуть ко второй родине – не уходили из памяти картины прежней жизни.
Иван Супрунчик: Детей было богато: и по 10, и по 15, и по 18 даже.
Как можно представить, что не увидишь уже свою школу, куда пошёл в первый класс и откуда отправился во взрослую жизнь?
Мария Потрубейко: А это учителя наши, директор, наш класс. Одни девчата, хлопцы не пошли фотографироваться.
Интересный факт, но согласно постановлению Совета Министров Республики Беларусь от 12 ноября 1998 года №1737, эксплуатация 41-го авиационного полигона, размещённого на территории заказника, не прекратилась.
Два мира – военный и природный – дружно соседствовали.
Алексей Маринич, директор полесского лесхоза (1990-2018 гг.): Правый берег реки Припять от Мозыря до Пинска – ни железной дороги нет, ничего. Нетронутый этот участок. На болотах собирали клюкву. А на песчаных дюнах – уникальные были места. Леса палубные, но их же не взять – это же острова.
Лесное хозяйство туда не заходит.
Ольманские болота – клюквенный рай в центре Европы. Благодаря полигону он сохранился в первозданном состоянии. Богатейшая фауна, наглядная Красная книга Беларуси, 16 исчезающих видов птиц. Единственное место в стране, где обитают ядовитые змеи. Приезжали экспедиции из Академии наук.
Алексей Малашко, заместитель командира по идеологической работе авиационного полигона: Люди из близлежащих колхозов выпасывали скот, здесь всегда собирали грибы и ягоды – люди жили здесь за счёт леса!
Непростая была жизнь. Каждый день – проверка на прочность. Слабых здесь не было. Стояли на ногах крепко, несмотря на трясину, окружавшую хутора со всех сторон.
Иван, житель д. Дроздынь (Украина): Они этим жили. Собирали, возили в Брест, в Пинск. Меняли на пшено, гречку. И назад возвращались на хутора.
Надежда, жительница Мерлинских хуторов: Косили на болотах траву и вывозили её.
Казалось, здесь и намека нет на радиацию. Возможно ли это? Ведь разговоры о ядерном взрыве то и дело всплывают до сих пор!
Что же на самом деле произошло в этих местах почти 60 лет назад?
Уникальность Ольманских болот – в полном отсутствии цивилизации.
Хотя ещё заметны следы проживания людей: гати, остатки дорог, кладбища.
Поверить сложно, что когда-то здесь располагался крупнейший в Союзе и Европе 41-ый авиационный полигон.
Владимир Бытченко, начальник авиационного полигона: Наш полигон Полесский был в центральной европейской части Советского Союза самым крупным. Более 50 авиационных полков отрабатывало.
Хотя предназначение у этих мест изначально было иным.
Алексей Маринич: Здесь должен был быть в 1961 году Национальный парк «Припятский». А на нашей территории сделали полигон. Он больше подходит, потому что здесь песчаные дюны, самые крупные болота в Европе. Такого нигде нет.
Василий Ярошик, командир полигонного взвода: Довольно-таки безлюдное место. Наверное, удобное для таких действий. Тут авиационная база: прилетали – улетали. Болота – это плюс: меньше пожаров, всяких внештатных ситуаций, людей меньше.
Размер – 40 на 42 километра плюс спецполя для боевых манёвров. Военные называли его Полесским. В народе – Мерлинским.
Алексей Малашко: Полигон был образован, как полигон для ракетных войск и артиллерии. И подчинялся сухопутным войскам.
Некогда тихий и провинциальный Давид-Городок стал армейским.
Владимир Бытченко: Мне говорили: «Ты едешь в цветущий край!». Говорю: «На Давид-городок паром ходит?» Там все засмеялись: «Какой паром? Автобусом доедете».
На улицах появились люди в форме, военная часть, отделённая от гражданской высоким забором, влила в это место новую, неведомую ранее жизнь.
Владимир Бытченко: Солдатов в части было – более 14 национальностей. Впервые слышал такие как дунгане , горные евреи, были турки-месхетинцы, из Горно-Бадахшанской области – это Таджикистан. Солдаты служили из разных краёв.
Иван Яромич: Здесь есть такой Ташкентский мост. Служили здесь два товарища из Ташкента. Они попросились на дембель пораньше у командира. Он им сказал: «Вот построите этот мост и можете быть свободны». Они неделю там жили, но построили. И ушли на дембель. И до сих пор этот мост называют Ташкентским.
Потрясения посерьёзнее пришли сюда вместе с паводком конца 70-ых.
Иван Яромич: Создана новая ПМК после паводка 1979 года для строительства объекта по защите Давид-городка от паводков. После паводка 1979 года больше никогда не затапливало.
Кто-то даже считает: полигон организовали, как прикрытие первых ядерных испытаний. Однако перед тем, как здесь упали бомбы, он и вовсе был ракетным.
Василий Ярошик: Когда был создан полигон, мне было 8 лет. До 1974 года был ракетный, но я о нём мало что знаю.
Владимир Бытченко: Было очень хорошо, что позволяло безопасно и стрелять, и бомбить.
Между тем, по сведениям очевидцев, история полигона началась куда раньше, чем пишут в официальных источниках.
Иван Супрунчик: Я помню даже ещё до выселения, этого полигона, в детстве, в 50-ые годы самолёты летали над этой территорией, тягали мешки и по ним стреляли.
Даже коня убили, когда стреляли.
Болотам можно было доверить самые важные тайны. Вдобавок ко всему это ещё и бюджетный вариант: Министерство обороны не платило за эксплуатацию земель, не пригодных к земледелию.
Иван Яромич: Мы туда возили технику, делали имитацию взлетной полосы, песок завозили. Мы занимались на полигоне строительством дорог. Там были такие острова, где был лес. И в зимнее время мы делали дороги туда. Помогали друг другу. У них запчасти были, металлолом был.
Тренировочная база располагалась на территории Полесского военного лесхоза. Его площадь – свыше 135 тысяч гектаров. Функции – те же, что и у гражданских. Единственное отличие – полный запрет на передвижения по лесу во время учений.
Владимир Бытченко: Сбрасывали и по одной, и по четыре бомбы ФАТ-500 ТС. 500-килограммовые, термостойкие. Потому что самолёт мчался на скорости более 2 тысяч километров в час.
Впрочем, много хлопот лётчики не доставляли – работали они над так называемыми спецполями.
Иван, житель д. Дроздынь (Украина): Видел, как по 4 самолёта были почти над болотом. Делали заход и бросали бомбы.
Иван Яромич: Как пройдёт самолет, так можно было и присесть. Они имитировали колонны, имитировали взлётную полосу, имитировали бомбометания по тёплым точкам.
Мишени – самые настоящие танки, грузовики и самолёты.
Некоторые из них до сих пор лежат в болотах.
Мария Потрубейко: Ездили за ягодами, недалеко было болото, и там хвост самолёта вверх, в этом болоте.
Николай Чергинец: Помню, достали танк. Почистили его, обмыли брандспойтом, залили бензином. Завёлся и пошёл своим ходом.
Василий Ярошик: Мишени поражались, уничтожались. Мы их меняли. Раньше были реальные цели. Эшелоны приходили на станцию Горынь, мы их оттуда транспортировали сюда, складировали и доставляли, по мере необходимости, на полигон.
С точки зрения стратегии – более чем выгодно: место тихое, неприметное, болотистое.
От хуторов на тот момент не осталось и следа.
И этот аргумент был, пожалуй, самым тяжеловесным. Неточное попадание в цель не единожды едва не обернулось бедой.
Алексей Малашко, заместитель командира по идеологической работе полигона: Летит самолёт, он бросил бомбу. Бывает недолёт.
Даже люди, пастухи подрывались.
Адам, житель Мерлинских хуторов: Возле самой деревни бомбы взрывались.
В Бухче на школьном дворе тоже взорвалась.
Владимир Бытченко: Одни лётчик-подполковник из 18-ой М-3 выводил из пикирования, а сам пускал ракету С-24. Эта С-24 взорвалась, самолёт низко вывел, схватил осколки, и произошла катастрофа.
Страны ещё ощущали послевкусие Второй Мировой, как грянула новая – холодная – война. Идеологическое и экономическое противостояние между США и СССР в середине 60-ых прошлого века было в самом разгаре. Не было доверия и к Европе.
Николай Чергинец: Всегда пахло порохом в отношениях. Но этот порох не мог взорваться только потому, что нельзя было одной стране уничтожить другую.
Всё это самым прямым образом отражалось на жизни БССР. По некоторым сведениям, здесь базировалась крупнейшая группировка ядерных ракет средней и малой дальности.
Почти треть от общего арсенала СССР!
Николай Чергинец: Самым страшным оружием во время холодной войны являлась атомная бомба. И если мне память не изменяет, по-моему, 81 шахта для запуска межконтинентальных стратегических ракет, которые были направлены далеко за десятки тысяч километров.
Мощности боезарядов хватало бы на то, чтобы превратить половину земного шара в выжженную ядерную пустыню. Противники, казалось, замерли в ожидании.
Алексей Малашко: Авиация достаёт большие расстояния. Сюда прилетали со многих стран из Варшавского договора.
Николай Руц, командир полигонного взвода: Весь Советский Союз, 15 республик было, все сюда летали, где стояли полки авиационные.
Владимир Бытченко: Хорошо пускали ракеты. И немцы, и поляки пускали.
Василий Ярошик: Они взлетали с аэродромов, допустим, в ГДР, садились в Лунинце на авиационной базе, проходили обслуживание, подготовку, и потом наносили бомбовые удары у нас на полигоне.
Воронки от авиабомб хоть и заросли, но хорошо заметны.
Во времена полигона и бомбометания сформировался пейзаж, сравнимый с космическим. Частота полётов – несколько раз в месяц. График устанавливало Министерство обороны.
Владимир Бытченко: Это была 1169 авиационная база ВВС, в подчинении московском. А мы входили, как полигон в подчинении авиационной базы. ЛТУ проходило порядка 3-4 дней.
Яков Линник, начальник Полесского военного полигона: Нам сообщали, что такого-то числа закрывается полигон. Мы обзванивали свои лесничества, своих рабочих всех, чтобы они не появлялись на полигоне. Везде до полигона посты стояли, лесная охрана. Предупреждали, чтобы никто не шёл, не ехал.
Очевидцы утверждают – учения не были такими уж безобидными. На полигоне испытывали запрещённое оружие?
Адам, местный житель: Испытывали кассетные бомбы на этом полигоне. Это – запрещённые бомбы. Это бочка, в которой есть шарики металлические. Бочка падает, разбивается об землю, эти шарики разлетаются.
Интерес к полигону был велик не только среди своих. В своё время на нём побывало немало высокопоставленных персон в погонах.
Владимир Бытченко: Мне в своё время приходилось общаться: заместитель командующего по боевой подготовке Войска Польского Роман Хармоза. Генерал авиации. Ещё был генерал национальной армии ГДР – тоже лётчик. Фамилия его была Циммерман.
Оттачивал здесь военный навык начальник Главного штаба ВВС, первый заместитель Главнокомандующего ВВС СССР, а затем России генерал-полковник Анатолий Малюков. Бывал в этих краях и командующий 26-й воздушной армией генерал-лейтенант Леонид Беда. К учениям проявил интерес трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб. Тогда ещё не маршал, а генерал-полковник, он уже служил в центральном аппарате ВВС в Москве. Некоторые, впрочем, утверждают, что причина столь частых визитов – в белорусском сале, которым его здесь неизменно угощали.
Василий Ярошик: Он у нас выступал в части перед коллективом. Когда-то была общая фотография вместе с ним, где-то утерялась. Я с ним находился на командном пункте, так как с вами, может даже ближе. Такой дяденька хороший был. Спокойный, вежливый.
Ничего, говорит, сынок, работай.
К гулу в небе местные давно привыкли и не обращали на него внимания. Как и на запреты посещать полигон.
Иван, житель д. Дроздынь (Украина): Вертолёт в рупор предупреждал, чтобы все уходили. Но мы не уходили.
Светлана, жительница д. Дроздынь (Украина): В кусты все прячемся. И смотришь, сколько их летит. Бомбёжка – спрячемся и всё.
Если ловили – забирали машину или мотоцикл и тут же выдворяли из леса. Впрочем, такие строгие меры мало на кого действовали.
Иван Супрунчик: Пасли скот там колхозы. И косили там, я помню. Приехали на машине, пошли косить. Пришли, а в машину бомба попала. Это на такой риск шли люди.
Из пулемёта стреляют, а они косят.
Иван, житель д. Дроздынь (Украина): Я всё помню: когда бомбили, когда солдаты там стояли. Там был шлагбаум, нас пропускали, посторонних не пропускали. И там тоже собирали чернику и везли обратно домой.
Секретным полигон был до 1976 года, а после его передали ВВС.
На нём одновременно могло разместиться до восьми десятков танков. Среди них и весьма редкие машины – Ф-10. Таких на весь Союз было немногим более тысячи.
Владимир Бытченко: У нас работала ещё и армейская авиация. Штурмовая авиация, фронтовая авиация. Они бомбили в грозу. Мы им хотели запретить в грозу. Нет, говорят, нам гроза не страшна. И они из-за облаков бросали, бомбили. Ту-24. Их американцы называли «бэк файер».
На вооружении в 41-ом авиационном находились самые современные виды самолетов – МиГ-29, Су-25, вертолёты Ми-8, Ми-24, Ми-26. Военная часть по обслуживанию полигона размещалась в Давид-Городке. После ее расформирования в начале 2000-ых все танки сдали на металлолом. Проход на полигон стал свободным.
Иван Яромич: Прекращены все бомбометания. Сюда был высажен десант из города Бреста, из организации. Люди приехали и прямо на полигоне жили в палатках, и косили сено. Там было раньше очень много сенокосов старых болотных. Косили, сушили, собирали, и вывезли. И люди уехали. Допускали туда людей лес заготавливать, и дрова брали там. Территория была закрыта, огорожена, не пускали – такого же не было.
Сегодня те, кто когда-то обслуживал полигон, едва ли узнают его.
Василий Ярошик: Говорят, дороги хорошие сделали. Там всё изменилось. Там всё заросло, деревья. Я уже 20 лет на пенсии. Там, говорят, деревья уже выше крыши, как говорится.
Все истории, связанные с полигоном, давно поросли быльём, как он сам – сорняками, а местные болота – клюквой. Но главный вопрос до сих пор так и висит в воздухе.
Подвергалась ли Беларусь ядерным атакам и что недоговаривают очевидцы событий?
Алексей Малашко: Было принято решение полигон на границе закрыть. 30 октября 2005 года. Тот военный лесхоз был обратно переведён в гражданский. Все территории остались за лесхозом.
А на территории воинской части был открыт замечательный детский садик.
Михаил Бут-Гусаим, официальный представитель Пинского пограничного отряда: Так получилось, что многие жители тех хуторов на территории БССР были переселены. И после распада СССР они оказались как в Беларуси, так и в соседней Украине.
В 2011 году белорусы открыли на границе специальные пункты для соседей. С тех пор здешние пограничники оформили более 3,5 тысяч пропусков для граждан Украины. Бывало, что в день они оформляли до 1,5 тысяч человек.
Михаил Бут-Гусаим: До этого они также ходили, но хаотичное движение было. Они заходили на территорию Республики Беларусь – мы их задерживали. И дальше мы уже действовали так: если мы их видим на границе – мы их не пропускали, а если уже на территории Беларуси – мы их уже выдворяли.
В начале 2013 года на основании соглашения Совета Министров Беларуси и Кабинета Министров Украины о порядке пересечения белорусско-украинской государственной границы привилегия стала постоянной. Согласно документу, на белорусско-украинской границе действуют три сезонных пункта пропуска. Они работают дважды в год: с 1 июля до 10 августа в сезон сбора черники, и с 30 сентября до 15 ноября, когда плодоносит клюква.
Но самое главное, у наших соседей появилась возможность посетить историческую родину. Более того, многие и вовсе, невзирая на отметки в паспортах, считают себя этническими белорусами.
Светлана, жительница д. Дроздынь (Украина): Дроздынь, Ровенская область, село Дроздынь. Бывшие белорусы, когда-то был Столинский район.
В метрике у меня написано – белоруска, а сейчас – украинка.
А как это понять, сама не знаю.
Надежда, жительница Мерлинских хуторов: На Мерлинских хуторах бываем очень часто, там очень красивые места, там нетронутая природа, приехать и отдохнуть с детьми на день – это очень хорошо. Ну, и память.
Белорусы щедро делятся дарами своих лесов с заграничными братьями. Рассказывают последние новости, дружат семьями, вместе борются с трудностями.
Ведь даже спустя десятилетия жизнь на болоте не стала проще.
Артем Ракуть, начальник пограничного поста «Мутвица» Пинского пограничного отряда: По роду своей службы я наблюдаю за этими людьми и, наверное, эта земля даёт им силы. Прошлое поколение, которое жило на Мерлинских хуторах, было очень выносливое, и нынешнее поколение очень сильное. Приходится немало проходить, по 10-15 километров в день, ходят в клюкву, тягают тяжелые мешки по 40-50 килограммов.
Уникальный лесоболотный комплекс сохранился, благодаря закрытости территории, которую обеспечивали военные в свою бытность здесь.
Яков Линник: Это для военных – полигон. А для нас – обыкновенный лесхоз. Работали, как гражданские: заготавливали и охраняли лес.
Цивилизация, наконец, постепенно приходит и в эти места. Чем значительно облегчает работу спецслужб. Особенно актуально это в период лесных пожаров.
Надежда, жительница Мерлинских хуторов: Тогда дорог не было. Дороги появились года 3-4 назад. Дороги были страшные.
Пешком, в основном, ходили.
Некоторые так и живут в тех домах, которые когда-то ещё их отцы возводили на хуторах.
Мария Потрубейко, жительница Мерлинских хуторов: Сарай и эта хата – мерлинская. На машину грузили и перевозили, скинули, и делайте, что хотите.
Эта улица – полностью мерлинская, и другая – тоже.
Память, несмотря на политику, мировые финансовые кризисы, скандалы и потрясения, всё так же жива.
Надежда, жительница Мерлинских хуторов: Я знаю, что сюда часто приезжают евреи, здесь еврейское кладбище есть. Там и памятники ещё сохранились, окультуривают там всё.
Наверное, потому и не зарастают тропы на белорусско-украинской границе в окрестностях полигона, который упорно хранит все свои тайны.
Евгений, житель д. Дроздынь (Украина): Мы благодарны белорусской стороне, что разрешили нам приходить, там же наша память, деды и прадеды там прожили, детство наше тут прошло, мы выросли на Беларуси, собирали грибы, клюкву. Хочется даже просто по своим местам пройти, посмотреть.
Надежда, жительница Мерлинских хуторов: Даже бабушки, которым по 80 лет, которые жили здесь, просят: завезите, просто хочется. Лес меняется. Остаётся горочка, где фундамент стоял. Они говорят – всё поменялось, мы даже не узнаем этих мест.
Поговаривают, что в болотах до сих пор лежат упавшие самолёты и неразорвавшиеся снаряды. Так ли это, на самом деле? Всё меньше становится очевидцев тех событий. Всё труднее искать ответы на вопросы.
Несколько лет назад, во время сильной засухи, Мерлин заполыхал. Грянули взрывы – лежавшие в земле десятки лет боеприпасы напомнили о военном прошлом этих мест.
Болото всё так же не желало подпускать к себе. Как будто лишний раз напоминало: что-то неразгаданное и жуткое навсегда останется лежать под тёмными водами Ольман.
Николай Чергинец: Болота наши защитить надо. Потому что никто не знает, во что обернётся это, когда появятся научные технологии, новые технологии.
Может, это больше, чем золото будет стоить.
Алексей Маринич: Люди со всей Европы будут приезжать на экскурсии сюда, посмотреть эти болота.
Старое полесское село было воистину дремучим уголком. Недаром здешние жители говорили о себе: «Полешуки мы, а не человеки». Белорусское Полесье. Начало 60-ых годов...
Главная
Гороскопы
