Зубастые вагины и групповые оргии. Что осталось в неотредактированных версиях детских сказок

Источник материала:

Думаете, сказки только для малышей? Сегодня мы убедим вас в обратном и познакомим с исходными версиями народных сказок, поэтому уберите детей от экранов. Пикантными подробностями эротического фольклора делится PR-специалист и любительница сказок Анна Мирочник.

• «Если понравится — пойдет замуж, если нет — срубит голову». Какими на самом деле были женщины в сказках
• «Зачем идти замуж, если все, что было нужно от мужчины, ты уже получила?» О роли женщины в русских сказках

Клубничка в привычных сюжетах

В 2013 году библиотека Биробиджана выдала школьникам сборники русских народных сказок. Младшеклассники принесли книжки домой, чтобы читать вместе с родителями. На сказке «Лиса и Заяц» у взрослых от изумления перехватило дыхание, а дети начали задавать слишком много вопросов. Разговор о половом воспитании в семьях пришлось провести раньше запланированного времени из-за групповой оргии зверей в лубяной избушке Зайца. Не созданного больной фантазией коллектива авторов, а лишь реальной исходной версией произведения.

Противостояние Лисы и Зайца с победой последнего — распространённый сказочный сюжет, который включён почти в каждый сборник адаптированных для детей сказок. Поэтому такого сюрприза от городской библиотеки не ожидали. Как оказалось, там ещё с начала 90-х сохранилось 5 сборников сказок с «клубничкой», которые раздавали вместе с легальными изданиями. При этом даже сами библиотекари были не в курсе содержания книг. Поэтому, родители, покупая ребёнку книжку, убедитесь, что на ней стоит отметка «Для детей», а лучше сами пробегитесь глазами по тексту.

Не все сказки подходят для семейного чтения с детьми. Тысячелетиями этот жанр создавался и транслировался только на взрослую аудиторию. Сказки про зверюшек не исключение. Вот, например, фрагменты из популярного в средней полосе России варианта «Лисы и Зайца»:

— «Зайцу уж не до [секса], со всех ног пустился бежать, ажно дух в ноздрях захватывает, а из [анального отверстия] орехи сыплются. А лиса за ним».

— «Косой оглянулся, видит — дело хорошее, забежал с заду — и ну лису [ну вы поняли, да?], а сам приговаривает: „Вот как по-нашему! Вот как по-нашему!“. Отработал её и побежал на дорогу».

Источником этих цитат стал сборник «Русские заветные сказки» великого русского учёного, фольклориста Александра Афанасьева. Рекомендую к прочтению тем, кто до сих пор верит, что народные сказки — это что-то светлое и по-доброму волшебное. Сразу начинайте с «Медведя и Бабы» (истории об очень-очень агрессивных сексуальных играх) и «Щучьей головы» (с зубастой вагиной и членовредительством).

К слову, эта книга не была опубликована при жизни автора. В России она вышла только после перестройки. А в 1872 году — ограниченным тиражом в Женеве и не была подписана именем Афанасьева. Интересно, что содержание книги, а также сборник Даля и Ефремова «Русские заветные пословицы и поговорки» изменили значение прилагательного «заветный». До этого оно ограничивалось «секретным», «хранимым в тайне». Затем по этому слову начали распознавать произведения с эротическим содержанием. Это очень полезное знание для тех, кто хочет упростить себе поиск литературных произведений с сексуальной тематикой среди работ классических авторов — вбивайте в поисковике это слово, не ошибётесь.

Пьяные царевны и многомужество

Недвусмысленного и крамольного в народных сказках хватает. Другой вопрос, что почти все мы читаем в отредактированных вариантах, когда всё «лишнее» убирается, чтобы соответствовать требованиям цензуры. Поэтому на выходе получаем детский вариант, который к тому же малопонятен, поскольку основной символизм и подтекст уходят в мусорное ведро. Посмотрим на фрагмент знаменитой русской сказки «Жар-птица и Василиса-Царевна»:

«Стрелец-молодец пустил своего коня в зеленых лугах гулять, свежую травку щипать; а сам разбил палатку с золотой маковкою, расставил разные кушанья и напитки, сел в палатке — угощается, Василисы-Царевны дожидается.

А Василиса-Царевна усмотрела золотую маковку, приплыла к берегу, выступила из лодочки и любуется на палатку.

— Здравствуй, Василиса-царевна! — говорит стрелец. — Милости просим хлеба-соли откушать, заморских вин испробовать.

Василиса-Царевна вошла в палатку; начали они есть-пить, веселиться. Выпила царевна стакан заморского вина, опьянела и крепким сном заснула».

В отредактированной версии герой хватает спящую царевну и мчит доставлять её Царю. Однако среди исследователей есть определённая гипотеза о событиях в палатке, произошедших с молодым удальцом и пьяной девушкой (которая к тому же вскоре стала его женой). И нет, к Царю, по одной из версий, она прибыла не сразу и уже не девушкой.

Мотив случайного секса с подвыпившей женщиной (как в сказке выше или «Анастасии Прекрасной», «Молодильных яблоках» и т.д.) или насильственного супружества чрезвычайно распространён в славянских сказках. В одном из предыдущих материалов я уже рассказывала о минусах замужней жизни для женщин. Это заложило определённые паттерны поведения, которые отразились в фольклоре, когда в части сказочных сюжетов мужчина выступает агрессором, а женщина вынужденно соглашается на близость. Однако, друзья, очень прошу: не надо скорбеть о несчастливой женской доле. Доставалось в то время всем: и мужчинам и женщинам. И последние получали свой пакет бонусов — подробно об этом можно почитать в недавней моей статье. Не надо ныть, что мир вам чего-то недодал, и сетовать на столетия мужского гнёта.

В части сюжетов женщина становится пассивной стороной отношений. Но много примеров, когда она сама инициирует близость, как, например, в «Марье Моревне», более феминистическом аналоге «Анастасии Прекрасной». Также в фольклоре присутствуют случаи полиандрии (многомужества). Например, «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» Пушкина написана по мотивам русских народных сказок. В них несколько молодых мужчин во время подготовки или в процессе инициации проживали в одном доме, в отдельном помещении которого жила девушка. Мужчины не только не принуждали её к близости, но и не имели права без разрешения войти на её территорию. Нужно было благодаря правильному поведению добиться её благосклонности, а в процессе соседства вне зависимости от того, состоялся половой контакт или нет, снабжать пищей, подарками и предметами роскоши.

Хочешь есть — снимай штаны

Секс был одной из центральных тем в культуре древних славян. И дело не в том, что думать долгими зимними вечерами без интернета и электричества больше не о чем, а в страхе голода, который грозил каждый год. Поэтому в период раннеземледельческой стадии развития общества обрядам, которые могли бы сократить риски голодной смерти, уделяли так много внимания. Одним словом, хочешь не умереть из-за неурожая — снимай штаны и задабривай духов.

Люди считали прямой связь между человеческим и природным плодородием, и в эротике заключались глубокие космогонические и практические смыслы. Обрядовая сторона ритуальных действий была насквозь пропитана сексуальными мотивами. Духов и потусторонние силы нужно было или разжалобить (поэтому хлеб должен сеять голодный, а лён сажать голый) или утолить их голод, в том числе половой.

На голоде умерших и их тоске по земным радостям построено много праздничных ритуалов. Например, на Радуницу, Рождество, Дзяды и другие праздники живые оставляли еду для голодных предков — чтобы те могли наконец поесть. Даже обычай не класть на поминальный стол ножи и вилки имеет свою причину: душа голодна и будет в момент застолья находиться рядом с живыми, поэтому рискует случайно наколоться на острый край прибора. И, заметьте, мёртвым всегда ставят еду и ёмкость с водой. А в первый день Тризны у древних славян ставили не кубок, а целый кувшин с водой — чтобы умерший мог сначала напиться и потом умыться. То есть земные желания сохранились и после смерти: точно так же хотелось быть сытым, чистым и сексуально удовлетворённым.

Но сексуальную энергию можно было получить либо от живого человека, либо от только что умершего, чья душа ещё не до конца отошла в мир мёртвых. Вера в это и стала базой для жертвоприношений в древности, отражение которых мы видим, например, в змееборческих сказках. В основе сюжета Змей либо похищает девушек, чтобы насильно сожительствовать с ними, либо получает их в жертву, что является символической женитьбой бога на земной женщине. Считалось, что сексуальный контакт божества, отвечавшего за плодородие, и смертного давал возможность племени рассчитывать на защиту и милость потусторонних сил и значительно повышал шансы на хороший урожай. А ради блага общины не грех пожертвовать одним её представителем.

Секс и смерть шли у наших предков рядом тысячелетиями. Только в более поздние времена человеческие жертвы почти полностью заменили на ритуальное убийство животных. Однако «бескровные» языческие ритуалы с сексуальным подтекстом оставались актуальными даже спустя столетия после принятия христианства. Так, землепашцы онанировали в поле, чтобы сперма вылилась на землю и таким образом оплодотворила её. Супружеские пары на Троицу занимались сексом в поле не только потому, что в одном доме жили все поколения семьи и уединиться было просто негде — считалось, что таким образом они пробуждают мать-землю и вносят свой вклад в богатый урожай.

И, конечно, эротизм присутствовал в ритуалах, направленных на борьбу с бесплодием. Так, например, если жена не могла забеременеть из-за болезни мужа, её отправляли просить помощи у тотема-предка. Его в фольклоре чаще всего упоминают в образе медведя, который похищает женщину, совокупляется с ней и дарит ребёнка. Например, в сказке «Иван Медвежье Ушко» главный герой становится плодом любви старухи и медведя. Это указывает на магическое происхождение ребёнка, рождённого от божества, поэтому Иван легко находит общий язык с животными в лесу, делает их своими союзниками и побеждает Бабу-ягу.

Девственность как угроза

Всё в восприятии предков имело физическую причину и часто становилось результатом правильных или ошибочных действий людей. Общины были небольшими, и каждый нёс ответственность за каждого, поэтому рамки интимности либо игнорировались, либо серьёзно расширялись. Ведь промах одного человека мог принести беду всей семье или даже поселению. Так, например, потеря девушкой невинности во времена уже патриархального общества могла стать трагедией не только матери и ребёнка, но и для всех близких.

Интересно, что к мужской и женской невинности славяне в разных регионах относились по-разному. Если на территории современной России парень до свадьбы мог безнаказанно гулять, то девушка была обязана выйти замуж девственницей. В Беларуси было иначе: здесь хранить целомудрие до свадьбы должен был и мужчина. Об этом (и о других нюансах половой жизни наших земляков) хорошо написала Анастасия Зеленкова в своей книге «В постели с белорусом».

Женская девственность считалась не только благом, но и опасностью для мужа, который в переходный период между холостой и семейной жизнью был уязвим. Поэтому в свадебные торжества нередко вводилась роль «помощника в сватовстве». Этот человек мог быть священнослужителем, старшим членом общины, другом или братом жениха. Его задачей была дефлорация невесты и таким образом защита жениха от потусторонних сил.

Роль такого помощника мы видим в сказках «Молодильные яблоки», «Иван Быкович» и др. Герои (или их помощники) дают молодому мужу наставления или сами спасают его от женщины, в которую ночью вселяются злые духи. Когда невесту ловят на вредительстве с поличным, происходит обряд подчинения: её выводят в поле и разрубают на куски, из которых вылезают гады, бьют палкой или секут тремя прутьями: железным, оловянным и медным. После этого женщина оказывается исцелена, соглашается подчиниться мужу и жить с ним счастливо.

Разумеется, невест никто не рубил на куски и не сёк прутами, но символические обряды подчинения оставались актуальными даже в начале ХХ века. Так, например, в северных регионах России, прежде чем лечь с мужем в постель в первую брачную ночь, невеста снимала с его правой ноги сапог. Из левого сапога мужчина доставал плетку и символически ударял жену. Считалось, что это изгоняло злых духов и делало процесс лишения невинности безопасным для мужчины.

Осторожное обращение с невестой и суеверный страх перед ней также имели свои корни. Ведь до фактического вступления в брак (то есть до потери невинности) женщина считалась зависшей между мирами: она ещё не стала частью семьи мужа, но уже перестала быть частью семьи своих родителей. Женщина будто умирала для своего рода. Отсюда, кстати, пошла традиция мыть полы, после того как невеста покинет дом. Сегодня пишут, что это сделает вхождение в дом жениха более лёгким. Однако изначально ритуал копировался с траурного, когда пол мыли после выноса покойника из дома.

Словом, ничего из дошедшего до наших дней хотя бы в обрывках ритуалов или фольклорных текстах не было для наших предков случайным. У всего была своя причина и глубокий смысл, который тысячелетиями передаётся из поколение в поколение. Тем не менее это совершенно не означает, что не было в их жизни радости или спонтанности. Но об этом как-нибудь в другой раз.