Новое в жизни и природе возникает как порядок из хаоса, но никак не наоборот. 21.by

Новое в жизни и природе возникает как порядок из хаоса, но никак не наоборот

11.04.2013 — Новости Политики |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:

Доктор философских наук, профессор Михаил Вишневский в беседе с обозревателем «СБ» размышляет о росте и распаде цивилизаций, о том, что делает нас сплоченным обществом и как идеи становятся общественной силой.


— Михаил Иванович! Кажется, совсем недавно мы беседовали с вами об исторической судьбе нашей страны и конкретном выборе каждого из нас, о вопросах бытия и философских ответах на них... Жизнь показывает, что вдумчивое осмысление возникающих проблем — процесс жизненно необходимый, если мы хотим расти и развиваться. Поэтому давайте продолжим наши беседы, имея в виду и незримое присутствие нашего читателя, тех мыслящих и заинтересованных людей, чья творческая энергия и питает «мотор» общественного развития. Это согласование идей, соучастие, согласие граждан, и не только одной страны, тем более необходимы, что в медиа самое популярное слово сегодня — «распад». Экономисты говорят о распаде еврозоны, политики увязли в европейском сепаратизме, а социологи беспокоятся о распаде социальных связей. Подпадают ли все эти процессы под определение Арнольда Тойнби «распадающиеся общества»? Как вы вообще относитесь к теории о росте и распаде обществ и цивилизаций? Можно ли охарактеризовать в этих категориях современный европейский процесс?


— Я согласен с вами в том, что слово «распад» сегодня весьма популярно. Но хотел бы обратить внимание на то, что если допустить некоторое сходство общества с живым организмом, то процессы распада и соединения, синтеза оказываются очень тесно связанными между собой. Конечно, что–то распадается, но вместе с этим возникают новые формы единства. Они, конечно, есть и в жизни современной Европы, и в жизни нашей страны. Совсем недавно мы праздновали, например, День единения народов Беларуси и России. Это действительно новая форма единства — не поглощение малого большим, но и не просто торговые и культурные обмены, а нечто более сложное и, хочется надеяться, достаточно перспективное.


Скажем, Арнольд Тойнби, о котором вы упомянули, считал, что главными причинами распада и гибели цивилизаций в прошлом были война и борьба враждебных классов внутри общества. Европа пережила самые разрушительные и кровопролитные войны в истории человечества, однако она выжила и продолжает развиваться. Классовая борьба — это для нее тоже не новость. В историческом опыте Европы имеются примеры и отработаны приемы трансформации социальных конфликтов, предотвращения их крайнего обострения. Так что Европу рано хоронить, она сумеет постоять за себя. Может быть, она не станет мировым гегемоном, но преодолевать трудности, не впадая в состояние паралича, европейцы умеют. История их этому научила и продолжает учить.


— Вам не кажется странным, что тысячи раз осмеянный либералами Карл Маркс сегодня так же прав, как и в XIX веке, поскольку все богатство мира и сейчас сконцентрировано в руках меньшинства, что вызывает экономический кризис и обострение конфликта между богатыми и неимущими. «Накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе», — писал Маркс. Очень точная характеристика наших дней... Вы ожидаете нового всплеска интереса к идеям и рецептам Маркса в современном мире?


— Хочу отметить, что Маркс никогда не был полностью забыт или отброшен. Да, его учение много критиковалось, но мы ведь знаем своеобразную логику культурного процесса: критикуют то, что на слуху и признается значимым. О пустяках не спорят, на них вообще не обращают внимания.


Авторитету учения Маркса немало повредило превращение этого учения в идеологическую «икону». Подобное некритическое возвеличение осталось позади. Сегодня мы воспринимаем это учение как важную и своеобразную часть культуры, как одну из попыток теоретически истолковать всемирно–исторический процесс. Не все в этой попытке оказалось убедительным и результативным, но ведь и разумного и поучительного тоже немало. В целом же нам досталось из прошлого богатейшее философское наследие. Я думаю, здесь уместно привести слова Ханса–Георга Гадамера из его книги «Истина и метод: основы философской герменевтики»: «К элементарному опыту философствования относится то, что классики философской мысли, когда мы пытаемся понять их, выдвигают такое притязание на истину, которое современное сознание не в силах ни отклонить, ни превзойти».


Допустим, что экономическая и социально–философская теория Маркса в чем–то устарела. А труды недавних нобелевских лауреатов по экономике — они–то смогли озарить нам путь и помочь предотвратить мировой кризис? Полагаю, что в обозримом будущем Маркс не будет забыт, хотя и оракулом он уже не станет.


— Михаил Иванович, мне кажется, лично вам должна понравиться мысль древнегреческого философа Платона о том, что философы должны стать «царями». Помните его знаменитое изречение, как достичь наилучшего управления: «Нет надежды избавиться от зол государству и, я думаю, всему человечеству, кроме как посредством личного союза между политической властью и философией... Этот союз может быть заключен двумя путями. Либо философы должны стать царями наших государств, либо же люди, которых сегодня называют царями и правителями, должны искренне и серьезно заняться философией».


А если серьезно, то как вы понимаете «умное управление» в современных условиях? Должна появиться плеяда выдающихся личностей? Или это скорее некое электронное правительство, как в Сингапуре или Южной Корее, призванное аккумулировать энергию общества?


— Платоновский рецепт усовершенствования управления обществом требует обдумывания. Ведь философия в ту пору была синонимом сверхобыденного, глубинного знания... Сегодня философия находится не в лучшем состоянии, новое в ней, к сожалению, часто мелковато. Много вычурных слов, показной учености, не чувствуется должной основательности и неторопливости. Будем надеяться, что это пройдет. Во всяком случае, нам доступна мощная и глубокая философская традиция, которую надо не лениться осваивать.


Что же касается политики, то это очень серьезное и ответственное занятие, не совпадающее с научным и философским исследованием, но требующее весьма основательной подготовки, в том числе и теоретико–мировоззренческой. Крупный политик обязательно сталкивается с тем, что можно было бы назвать практической философией. На нем сходятся очень разные потоки информации, и он должен ее обобщать и анализировать, не становясь при этом бесчувственной вычислительной машиной, ведь речь идет о судьбах людей, о настоящем и будущем страны и мира, в который она включена. Здесь знание должно быть соединено с высоким чувством ответственности и добрым, но требовательным отношением к людям. Конечно, философская мудрость здесь весьма уместна. Можно, правда, напомнить, что собственный опыт Платона по философскому наставлению правителей оказался плачевным. Наверное, это будет также и ответом на вопрос об электронном правительстве. По правде говоря, я не могу представить себе компьютер во главе государства. Ум, интуиция, совесть, ответственность — это все–таки человеческие, а не машинные качества.


— Сегодня и в мире, и у нас в стране много говорится о необходимости реформ, но правда заключается в том, что консервативное большинство воспринимает идеи мыслящего меньшинства только в том случае, «если припрет», если жизнь этого самого большинства становится невыносимой. А мы этого в окружающем мире не наблюдаем — никто от голода не умирает, и войны тоже нет, так что дремотное состояние может затянуться надолго. Однако в своей книге «Духовная синергия» вы утверждаете другую мысль: «Если общественная среда созрела для перемен, важен небольшой толчок, который способен положить начало бифуркационным изменениям». Вы могли бы привести пример такого толчка в нашей действительности?


— То, что вы называете «дремотным состоянием», для очень многих людей есть повседневная жизнь, наполненная самыми разнообразными проблемами. На самом деле не такая уж она и дремотная: дети болеют, квартиру нужно ремонтировать, на работе возникли трудности — тут не подремлешь. Если же речь идет о переменах, то для них действительно нужны и готовность, и толчок извне или изнутри.


Пример я приведу не столь уж яркий, но для меня весьма поучительный. Во время кризисных событий в валютно–финансовой системе нашей страны в 2011 году предприниматели вдруг обнаружили, что невозможно привычными способами приобрести валюту, и это чревато развалом их деятельности. Решение нашлось почти мгновенно: был создан знаменитый сайт, наладили обмен ресурсами, чем и была на время компенсирована беспомощность и унылая растерянность официальных финансовых структур. Я вижу в этом проявление готовности многих наших людей к самоорганизации, самостоятельным конструктивным действиям. Будущее — за развитием гражданского общества, упрочением и государственной поддержкой различных форм общественного самоуправления. Только зрелое гражданское общество способно подставить плечо государству в периоды возможных осложнений или потрясений.


— Когда мы говорим о переменах, тут же возникает и мысль о необходимости порядка. Но ведь стабильность бывает разной. В одном из своих трудов вы приводите слова Бергсона о двух разных видах порядка. Порядок первого рода связан с творчеством, внутренним ростом. Порядок второго рода характеризует стадию угасания жизненного порыва, омертвления и затвердения того, что прежде находилось в становлении. Как добиться первого и избежать второго?


— Установленный порядок не должен быть слишком жестким, иначе можно упустить шанс своевременно его откорректировать, реагируя на имеющиеся обстоятельства. Совершенно жесткий порядок можно назвать неумным и потенциально вредоносным. Отсутствие всякого порядка, в свою очередь, означает установление «закона джунглей», когда верх одерживает сильнейший или более наглый. Это тоже своеобразный порядок, который, несомненно, губителен для общества и несет большинству людей беды и страдания.


Вот и приходится, балансируя между крайностями, искать оптимальную меру упорядочения, регламентации, благоприятствующую развитию. Единого для всех случаев рецепта здесь не существует. Важно, чтобы мы сами принимали участие в упорядочении общественных отношений и понимали последствия расшатывания устоев нашей совместной жизни. Это, по существу, и есть демократия.


В конечном итоге люди сами решают, устраивает их сложившийся порядок или нет. Важно определить при этом не только то, что нам хотелось бы иметь, но и то, каким путем и какими затратами этого можно на деле достичь. Для того чтобы быть настоящим гражданином, нужно также соизмерять и согласовывать требования к обществу и к самому себе.


— Вы говорите, что люди сами все решают, но ведь бытует и другое мнение — что миром управляет достаточно узкая группа людей. И очень многие общественные институты служат лишь ширмой, камуфляжем для правящего меньшинства, не так ли?


— Принадлежать к правящему меньшинству в наши дни не является наследственной и неотчуждаемой привилегией: сегодня ты управляешь, а завтра статус может измениться. Важнее, на мой взгляд, та общая атмосфера, которая выражается в принятии людьми выработанных стратегических установок и способов их осуществления либо в их неприятии, отторжении рядовых граждан от деятельности государства, процессов управления общественными делами. Систематически действовать против воли большинства можно только в том случае, если это большинство помещено в тюрьму с достаточно надежной охраной.


Общественные институты тоже состоят из людей, которые на деле применяют институциональные нормы, так или иначе истолковывая их. Можно иметь прекрасную Конституцию и вместе с тем режим террора и беззакония. А бывает и так, что Основной Закон имеет рамочный характер или вообще лишен отчетливой формулировки, а в обществе в основном утвердились законопослушание и зрелая гражданственность. Опасен разрыв между верхами и низами, между словами и делами. «Мотор» общественного развития — в людях, составляющих общество. Творчество — это и умение по–новому сформулировать задачу, найти подходящие средства для ее решения, и способность воодушевить людей, сплотить их для решения данной задачи. Если всего этого удается достичь, тогда мы имеем дело уже не с индивидуальным, а с коллективным творчеством. А без этого — всего лишь фейерверк или серия бесплодных судорог общественного «организма».


— Да, но почему же все чаще мы наблюдаем апатию вместо коллективного творчества?


— Думаю, дело обстоит таким образом, что длительный период сравнительно ровного, почти бескризисного развития Европы утвердил атмосферу некоторого благодушия. Благополучие стало рассматриваться как нормальное, естественное состояние общества. Современный кризис это благодушие постепенно разрушает. Идет перестройка сознания людей, на поверхности это может выражаться в актах агрессии, в унынии, разочаровании и т.д. В глубине же зреет новое мировосприятие, более соответствующее вызовам эпохи. Я вижу трудный процесс перестройки сознания, который протекает медленно, и конечные результаты его так же трудно предсказать, как и исход современного кризиса.


— Как я поняла из ваших трудов, вы видите выход из подобных тупиков в духовной синергии, имеющей две основные формы — личностную и общественную. Не могли бы вы разъяснить эти процессы на примерах из нашей жизни?


— Дело в том, что синергия буквально означает совместное действие. Все мы в чем–то не похожи друг на друга, порой даже принадлежим к противоположным психическим типам (я имею в виду концепцию Карла Густава Юнга). Тем не менее мы, в принципе, способны к выходу за рамки собственной односторонности и к пониманию других людей, представителей иных, нежели наша, культур и эпох. Понять других людей не значит, конечно, стать такими, как они. Личная духовная синергия означает, что мы учимся видеть себя глазами других людей и согласовывать, насколько это возможно и допустимо, свои и чужие устремления, а это — основа согласования реальных действий.


Общественная синергия — это другая сторона того же процесса, связанная с выработкой и функционированием в совместной жизни людей правил поведения, ценностных ориентиров, идеалов, норм, общепринятых знаний и убеждений. Духовная синергия как общественный процесс имеет место там, где люди совместно действуют по убеждению, а не по принуждению, где они дорожат достигнутым согласием, а не позволяют преходящим обстоятельствам или провокационным устремлениям разрушать это конструктивное, созидательное согласие. Духовная синергия делает нас сплоченным обществом, а не просто собранием эгоистических и чуждых друг другу индивидов. В окружающей нас природе значимое новое возникает, говоря словами Ильи Пригожина, как «порядок из хаоса»; в обществе — тоже, но только при участии нашего сознания, в процессе нашего духовного роста.


— Спасибо и давайте продолжать наши философские беседы, темы для которых подсказывает жизнь.

Автор публикации: Нина РОМАНОВА

Фото: Александр КУЛЕВСКИЙ

 
Теги: Новости
 
 
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Доктор философских наук, профессор Михаил Вишневский в беседе с обозревателем «СБ»...
 
 
 

РЕКЛАМА

Архив (Новости Политики)

РЕКЛАМА


Яндекс.Метрика