…И вызывать огонь на себя

Мы, адвокаты, — первые свидетели людских проблем, которые порождает нынешнее сложное время. И решать их должны нетривиально, подключая ум и душу, знания и неравнодушие

Отец хотел видеть меня музыкантом

Отец, много лет проработавший судьей, мне, своей дочери, желал судьбы менее напряженной. Пришлось окончить музыкальную школу по классу аккордеона, поработать музыкальным работником в детском саду. Но профессия отца меня заразила мечтой, о которой никому не говорила. Живя в Ташкенте и имея белорусские корни, поступать в узбекский университет не рискнула. Сама приехала в Минск...

Учеба в БГУ — особая тема. Нравилось все — преподаватели, однокурсники, многие из которых впоследствии стали видными людьми, город. Время учебы пролетело как один миг.

Получить направление в коллегию адвокатов я не могла: в систему Министерства юстиции распределили моего мужа-однокурсника. Поэтому в 1978 году он оказался в юридической консультации г. Лиды, а меня направили в управление сельского хозяйства юрисконсультом.

Об этой работе я не слышала ранее ничего. Оказалась в большом коллективе специалистов сельского хозяйства. Специфика работы не пришлась мне по душе — претензионная работа, хозяйственная специализация никогда не привлекали меня и не интересовали. Интересно было работать с людьми, выезжать на общие собрания членов колхоза, заниматься тем, что сейчас называют вопросами правовой информированности населения. Приходилось рассматривать жалобы рабочих и колхозников и убеждать в неправоте некоторых руководителей хозяйств.

Очень удивилась, когда председатель райкома профсоюза работников сельского хозяйства сказала: «Тебе присудили второе место во всесоюзном конкурсе внештатных юридических консультаций».

Через 6 лет после распределения появилась вакансия в юридической консультации. Приняли с трехмесячной стажировкой.

Когда вспоминаю свою консультацию, в которую пришла в 1984 году, не перестаю удивляться тому, как многое изменилось в организации нашей работы и ее содержании. А тогда только учились устанавливать графики дежурств адвокатов и работать по ним. Тогда можно было наблюдать такую картину: заходит в комнату адвокатов посетитель, и 2—3 человека его одновременно приглашают: «Присаживайтесь». Не знал, как правило, тот посетитель, что это он может выбирать адвоката, у которого ему предстоит консультироваться.

Похожая картина наблюдалась и с участием адвокатов в уголовных делах: приходили требования из судов — и заведующий юридической консультацией назначал адвоката. Случались при этом обиды, упреки в адрес заведующего.

Время отрегулировало эти вопросы: у меня есть уверенность, что в нашей консультации ни один мой коллега не позволит себе «усадить» и «перехватить» чужого клиента. В стотысячном городе информация расходится быстро и подобные факты отслеживаются.

А в первые дни стажировки я, слушая моих будущих коллег, думала, что никогда не смогу работать адвокатом: как же много нужно знать и извлекать вовремя эти знания из своей памяти. Уже позднее я постоянно советовала своим стажерам не лениться открыть кодекс при клиенте даже тогда, когда ты уверен, что очень хорошо помнишь содержание требуемой статьи. Никогда не бояться сказать, что сейчас ты не готов ответить на адресованный тебе вопрос, его надо изучить, чтобы ответ был полным и четким.

Восьмидесятые годы остались в памяти как время, когда еще к дежурным адвокатам могла образоваться очередь. Существовал единственный юридический факультет в республике, все распределялись на работу, и население могло получить правовую помощь только от нас, его выпускников.

«Я сделаю так, как скажете вы...»

Много лет назад подруга привела ко мне знакомую. Поражало, что такая красивая, грамотная и умная женщина, какой была Аня, полностью потеряла уважение к себе. У ее мужа много лет фактически была другая семья, о чем знали все, но решиться изменить свою жизнь Анна не хотела и не могла. Решительность проявил муж: он обратился в суд за расторжением брака и вслед за этим предъявил иск о принудительном обмене занимаемой кооперативной квартиры. Первое, о чем я подумала, прочитав исковое заявление, — что дело мы выиграем и истцу будет отказано в иске: нельзя же заставить собственника квартиры переехать в другое жилье. Но, глядя на свою клиентку, ставшую буквально ненавистной своему мужу, и понимая при этом, что он предлагает Анне с детьми новую двухкомнатную квартиру, я видела, что это хороший шанс для несчастной женщины начать новую жизнь.

Опытная судья, конечно, оценила ситуацию сразу: «Идите и думайте. Конечно, без согласия жены иск не будет удовлетворен, но вам, ответчица, я тоже предлагаю серьезно подумать».

Большие мальчики-сыновья уговорили маму разъехаться (даже им было все понятно), родственники и друзья тоже просили об этом. Ничего не видела и не слышала сама Аня. Воспитанная в порядочной католической семье, она в первую очередь мыслила категориями долга, обязанности, заботы о сохранении семьи.

До сих пор стоит перед глазами сцена: в пустом зале судебного заседания сидим с Аней и ее матерью. «Ну почему вы не хотите дать совет своей дочери, объяснить ей, что она зашла в житейский тупик?» — невольно вырвался у меня вопрос. Женщина, знавшая о том, что ее дочь неоднократно избивал муж, что он давно прекратил с ней семейные отношения, что страдали в этой семье дети, мне ответила: «Нет, я ничего ей говорить не буду. Пусть решение принимает сама. Боюсь, чтобы потом не упрекнула меня». И тогда Анна мне сказала: «Я сделаю так, как скажете вы. Я просто не могу принять самостоятельного решения».

В конечном итоге иск мы не выиграли, потому что приняли предложение об обмене квартиры. Но семья от этого выиграла! Спустя много лет Анна при встрече сказала: «Я абсолютно не была готова сделать такой ответственный шаг. Это вы предопределили мою дальнейшую судьбу! Я хочу, чтобы вы увидели мой дом сейчас». Я убедилась, что у Анны, действительно, сложилась личная жизнь, она достигла больших успехов в творчестве и профессиональной карьере, выросли порядочными людьми сыновья. Кстати, счастлив во втором браке и ее бывший супруг. И поспособствовало этому нестандартное правовое решение.

Выбирая адвоката, люди именно ему доверяют жизненно важные проблемы. Зная очень многих коллег, я давно установила, что востребованы те, которые, помимо знания законодательства, имеют чуткую душу и правильно определяют жизненные приоритеты. Конечно же, такие адвокаты хорошо разбираются в психологии.

До чего же разнообразной и сложной стала наша работа за последние 15—20 лет! Над какими делами мы работали даже в начале 90-х? В основном — раздел имущества, выселение, расторжение брака. Сегодня жизнь требует от людей нашей профессии знания практически всех отраслей права. И мы, адвокаты, — первые свидетели людских проблем, которые порождает нынешнее сложное время.

Никогда ранее мы не оформляли столько заявлений о признании безвестно отсутствующими, умершими, недееспособными. Вместо заявлений об установлении отцовства и взыскании алиментов, как это было ранее, мы готовим много исков об оспаривании записей об отцовстве, о передаче детей на воспитание отцам, о лишении родительских прав матерей, об определении порядка общения с детьми. Жизнь сделала очень сложными в рассмотрении дела о взыскании морального вреда.

Не могу однозначно сказать, правильно ли делаю, когда убеждаю клиента не обращаться в суд, видя, что его позиция не может быть удовлетворена. Как правило, человек прислушивается к мнению своего адвоката. Но всегда найдется и тот, кто посчитает, что это именно адвокат не выиграл дело, не желая анализировать ущербность своих доводов и доказательств.

Судебные ошибки исправляют верхи

По гражданским делам эффективность работы адвоката определить очень трудно: порой видишь, что результат последовательной работы возможен, но клиент «устал» от дела, да и вопрос судебных издержек останавливает его.

Свои сложности и в уголовных делах. К сожалению, принцип презумпции невиновности действует тогда, когда удается добиться отмены обвинительного приговора. И только при постановлении нового, оправдательного, судьи ссылаются на этот принцип.

Порой удивляешься: опытный судья не может не видеть, что закрепление и проверка доказательств на следствии производились на крайне низком профессиональном уровне. В ходе доводов обвиняемого и защиты они «рассыпаются», особенно когда оперативные мероприятия проводятся с нарушением процессуального закона, а вынести оправдательный приговор судьи зачастую не решаются.

По одному из уголовных дел при таком очевидном нарушении норм УПК приходилось дважды проходить все судебные инстанции, и дважды по делу постановлялся обвинительный приговор. Время шло, человек находился под стражей около 5 (из 9 назначенных) лет. И только благодаря принципиальной позиции Верховного Суда после принесения очередного протеста при новом рассмотрении дела обвиняемый был оправдан.

Удивляет и другое: в первом же протесте заместитель Председателя Верховного Суда четко и недвусмысленно указал на трех страницах текста нарушения процессуального закона при оценке судебной инстанцией доказательств. Полагаю, что именно из-за сложившегося обвинительного уклона, «профессиональной солидарности» оправдание последовало с опозданием.

На сегодняшний день я наблюдаю четкую тенденцию серьезного отношения к вопросу о доказанности вины и оценке доказательств судами именно сверху — от Верховного Суда Республики Беларусь. К сожалению, нижестоящими судебными инстанциями все те доводы, которые принимаются Верховным Судом, были необоснованно отвергнуты. Работаем мы в одной системе, руководствуемся одними законами, а понимаем и применяем знания по-разному.

...Мой подзащитный (ранее неоднократно судимый) Н. был признан виновным в разбое с причинением тяжкого телесного повреждения (обезображивание лица) — ч. 3 ст. 207 УК.

Знакомясь с делом, была уверена в том, что состава разбоя в действиях Н. нет: выпавшие у потерпевшего деньги он поднял и, предупредив Г. об этом, не пересчитывая, положил себе в карман. После дискотеки, выходя из автомашины потерпевшего, деньги оставил на сиденье. Г. их пересчитал, якобы обнаружил недостачу 150 000 рублей, потребовал возврата. На этой почве между обвиняемым и потерпевшим возник конфликт, в результате которого Н. ударил перочинным ножом Г. в лицо.

Подзащитный категорически отрицал присвоение части денег потерпевшего, признавая факт нанесения в процессе конфликта удара ножом в лицо. В результате Н. был признан виновным в применении насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего, с целью завладения имуществом (в разбое), с причинением тяжкого телесного повреждения и осужден по ч. 3 ст. 207 УК к 8 годам лишения свободы с конфискацией имущества.

Я утверждала, что применения Н. к потерпевшему насилия, обусловленного корыстными мотивами, не было, равно как и цели удержания у себя денег потерпевшего. Приводила доводы о том, что телесные повреждения не относятся к неизгладимому обезображиванию лица. С моей позицией не согласились ни на следствии, ни в суде первой инстанции, а также кассационная инстанция, председатель областного суда. Частично с моими доводами согласился заместитель Председателя Верховного Суда, указав в протесте на необходимость получения по делу экспертного заключения.

При повторном рассмотрении дела, после отмены приговора в надзорном порядке, ни один из приводимых аргументов защиты опять не был услышан. Понадобилось вторичное обращение в Верховный Суд: пройдя через кассацию и надзор, мы получили долгожданный протест. Удовлетворяя его, президиум Гродненского областного суда указал в принятом постановлении: «...Не добыто доказательств, подтверждающих то, что насилие Н. применил именно с целью удержания переданных денег, а также нет доказательств самого факта завладения частью этих денег. Приведенные доказательства лишь свидетельствуют о том, что в действиях осужденного имеется состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 147 УК».

Действия осужденного были переквалифицированы, и наказание снижено до 5 лет лишения свободы.

Видишь такой зримый результат работы — и появляются новые силы. Их добавляется, когда дает о себе знать изменение отношения судей к существующей практике учета только уличающих доказательств.

Время вносит многие коррективы в работу. Большую часть юридической помощи оказываем бесплатно. Резко снизилось количество уголовных дел на предварительном следствии и в суде. Значительная их часть в последнее время прекращается по различным основаниям. Случается, что уголовные дела проводим не каждый месяц. Однако работа держит в напряжении все дни недели, включая выходные, ее по-прежнему много, и это тоже приносит удовлетворение.

Наша семья

Не скрою: наша адвокатская семья увеличилась, потому что мы с мужем любим свою профессию. Любит свою работу и наша старшая дочь, адвокат одной из юридических консультаций города Минска уже более чем с десятилетним стажем. Она училась в нашем родном БГУ, жила в нашем стареньком общежитии напротив Дворца спорта и пошла по пути своих родителей.

У нас растет внук. Мы все были бы не против, чтобы он тоже стал адвокатом. И надеемся, что, если это осуществится, также не будет отсиживаться и отмалчиваться, а, решая профессиональные проблемы, станет вызывать огонь на себя.

Светлана ПЫРСКАЯ, адвокат юридической консультации Лидского района, лауреат конкурса на приз имени Владимира Спасовича 2012 года