Письмо к дочери

В моем сердце все главное стало главным, все мелкое обмельчало вконец…

Однажды я пришла к духовнику в весьма плачевном состоянии духа. После моей пафосной речи о том, как труден крест материнства, батюшка молча удалился в другую комнату и вернулся с книгой (Архимандрит Епифаний (Феодоропулос) «Добрачные отношения. Гражданский брак. Аборты») в руках. «Хочешь, я тебе кое-что прочту?» — «Ну вот, — подумала я, — так хотелось элементарного человеческого понимания, а придется выслушивать богословскую лекцию о смирении…» Но с первых строк почувствовала, как ком в горле предательски не дает дышать, а затем в комнате наступила тишина, которую ни за что не отважилась бы нарушить.

…Описанная в этой книге история происходила во время Второй мировой войны в Германии. Автора, знаменитого врача-хирурга, посетила молодая женщина. У нее было двое маленьких детей, и в тот момент она была на четвертом месяце беременности. Ее супруг-врач был мобилизован и отправлен на фронт. После осмотра этой женщины хирург объявил ей горькую правду — двусторонний рак груди. Гормоны беременности, необходимые для развития ребенка, сейчас становились смертоносными для здоровья матери. Врач поставил ее перед нелегким выбором: или она, или дитя… Она не вздрогнула, не заплакала, а только гневно ответила: «Нет! Никогда! Ребенок принадлежит только мне и мужу! Я никогда не дам своего согласия на то, чтобы у меня его отняли. Он — наследство для моего мужа… Я вас прошу: сохраните мне жизнь, пока не родится ребенок! Умоляю!» Никогда, за многие годы врачебной практики, этому врачу не приходилось встречать ничего подобного. Потрясенный, он пожал ей руку. Два дня спустя она легла в клинику, и началась долгая и упорная борьба за ее жизнь.

Во время первой операции женщине удалили одну грудь и множество прилежащих к ней желез и лимфоузлов. Спустя четыре дня тщательные наблюдения показали, что с ребенком, к счастью, все было в порядке. Тем временем мать стала потихоньку слабеть, говорила только об ожидаемом ею малыше, о том, как оставит своему мужу наследие их любви. А спустя несколько дней врач получил ответ на свой запрос из Генерального штаба — вся часть, в которой служил ее муж, погибла на Восточном фронте…

Своей пациентке он не сказал об этом ни слова.

Вторая операция была более ответственной и опасной, так как общее состояние матери ухудшилось. Это был шестой месяц беременности, и если бы начались преждевременные роды, ребенок бы не выжил. Операция прошла без осложнений, хотя стало очевидно, что рак стремительно делает свою работу, и надежды на исцеление не осталось. Профессор больше всего опасался, что плод умрет в утробе, и все окажется напрасным. Но мать верила… и каждый раз с сияющим лицом рассказывала, что чувствует его шевеления, его маленькие ножки.

Начинался последний бой со временем. На облучение она не согласилась, рана на месте операции не рубцевалась, силы организма истощились. На восьмом месяце ей предложили вызвать роды, но она решила поехать домой. Теперь ее душа была спокойна, а врачу она пообещала сообщить, когда родится малыш.

Профессор был потрясен, когда получил письмо, написанное ею самой, о том, что десять дней назад родился ее мальчик, что сил почти не осталось, но она благодарна Богу, что Он услышал ее молитвы. «Это событие многое для меня значит. Это величайшее утешение в конце жизни. Смерть грядет. Конец приближается. Я не хочу казаться лучше, чем я есть: я часто испытываю страх перед смертью, особенно в те ночи, когда я лежу одна с открытыми глазами в темноте. Но тогда меня утешает мысль о моем ребенке — живом доказательстве любви Божией. Я точно знаю, что у меня не хватит сил бороться за свою жизнь, и утешаюсь мыслью о том, что, в сущности, даже самые заботливые родители могут сделать лишь очень немногое для своих чад. Ведь и их судьба, и наша собственная целиком находится в руках Божьих. И в эти отеческие, сильные руки я полностью предаю сегодня всех тех, кого оставляю после себя… 

Р. S. Прошу Вас передать это письмо моему мужу, когда он вернется».

Четырнадцать дней спустя она умерла, а муж так и не увидел наследство, которое завещала ему его верная супруга…

Окончив читать, батюшка, который за свою священническую жизнь пропустил через сердце немало человеческого горя, молча плакал. Мне было неловко и в то же время так хорошо. В моем сердце все главное стало главным, все мелкое обмельчало вконец. Я увидела свои «скорби» такими ничтожными, серыми, ненужными. Чего я боялась? Ни разу Господь не посрамил моего упования; вынашивая и рожая своих детей, я всегда ощущала Его крепкую, твердую руку. Как горько и стыдно мне поднимать глаза в небо. Неблагодарность — тоже нелегкая ноша.

Я каждый день имею счастье видеть своих детей, слышать их бесконечную, назойливую болтовню, складывать их рубашонки и штанишки в шкаф, гордиться их успехами и болеть вместе с ними. Мне ни разу не пришлось стоять перед выбором: или мне жить, или кому-нибудь из них. Нет, стоп, это неправда. Где-то в самых глубинах сердца лежит что-то черное, вязкое, страшное — мои мысли и чувства. Благодарю Господа за то, что слово «аборт» никогда не возникало в моей голове. Но не всегда нужно медицинское вмешательство для того, чтобы убить своего ребенка. Достаточно не обрадоваться, не захлопать в ладоши, когда узнаешь о том, что он уже пришел в этот мир, не погладить его рукой, не посмотреть в глаза мужа с любовью и благодарностью… Можно просто это дитя не хотеть, но с чувством собственного «смирения и терпения», коснея в своем эгоизме, вынашивать маленького, беззащитного, такого зависящего от тебя человечка. Или еще хуже — надеяться, что авось что-нибудь случится, и все само по себе разрешится, и можно будет дальше жить не тужить.

…Доченька, я не радовалась, когда узнала, что Господь послал мне тебя. Но ты родилась, и это стало самым главным в моей жизни, я могу теперь посмотреть в твои такие смышленые глазенки и сказать: «Прости!» А если бы действительно что-то случилось, как бы я носила в каждой клетке своего тела чувство вины?! Мать, убивающая своего ребенка, наказывается уже тем, что в этой земной жизни ей не убежать от самой себя, не оправдаться перед своей совестью, она всегда знает, что все могло бы быть иначе.

В страхе я поближе придвигаюсь к тебе спящей, и твоим посапыванием, как самой удивительной мелодией на свете, заливается весь мой мир, и мне кажется, что сердце мое становится похожим на свечу, которая вот-вот истает, или на стремительную реку, которая не выдержит и выйдет из берегов. Благодарю Тебя, Господи, за счастье быть мамой!