«МОЁ МЕСТО — БЕРЛИН!»

Источник материала:

Долгие годы «моментом истины» для всех штурманов ВВС и ВМФ была фраза (или, если хотите, команда), которую во время выполнения боевого задания часто произносил командир корабля или экипажа: «Штурман, место!». Услышав эту команду «кормчий» должен был мгновенно доложить «первому после Бога» координаты своего корабля или летательного аппарата: «Моё место — квадрат такой-то». И чем быстрее произносил он эту фразу, чем точнее было обозначено место, тем выше считалось мастерство штурмана!

А летней ночью 1941 года советские радисты, державшие связь с самолётами авиагруппы особого назначения, и периодически запрашивавшие их место, услышали в эфире переданные открытым текстом слова, те слова, которых ждали с самого начала войны вся армия, весь народ, вся страна: «Моё место — Берлин!..».

На календарных листочках чернела дата: 8 августа. До того дня, когда советские солдаты скажут: «Мы — в Берлине!» оставались 1.371 сутки…

Капитан Василий Алексеевич Гречишников был одним из многих советских летчиков с совершенно обычной для того времени биографией. Родился в южном городе Николаеве, учился, служил, летал, воевал… Учился в Николаевской и Ейской школах морской авиации, служил в знаменитом 1‑м минно-торпедном авиаполку ВВС Балтийского флота — сначала командиром звена, затем командиром эскадрильи, летал на дальнем бомбардировщике ДБ‑3, воевал в советско-финляндской и Великой Отечественных войнах.

Как и у многих наших дедов и прадедов был у него на той, последней войне, свой личный счет к врагу: в родном городе погибла его мама, а в захваченной немцами Беларуси, в маленьком городке с ласковым именем Петриков осталась у родных его жена Ксения Николаевна с крошечным ребенком — девятимесячным Анатолием.

Поэтому воевал капитан Гречишников холодно, расчетливо и умело. И когда советское командование начало формировать на базе 1‑го минно-торпедного авиаполка особую авиагруппу, которая должна была наносить бомбовые удары по Берлину, Василий Алексеевич был зачислен в ее состав одним из первых.

Группа перелетела на эстонский остров Сааремаа — только оттуда ДБ‑3 с изношенными непрерывными полетами и бомбежками двигателями могли «достать» до логова фашистского зверя. Задание было сложным: надо пройти 700 километров над морем (два с лишним часа полета без ориентиров, без радиомаяков, ночью и, возможно, в непогоду), затем повернуть на юг, преодолеть еще 180 километров (еще полчаса полета) вражеского неба, напичканного средствами ПВО, произвести бомбометание и вернуться обратно — тем же маршрутом. Истребительного прикрытия и аэродромов для аварийной посадки не предусматривалось.

Взлетать надо было с грунтовой укороченной полосы; бомбовая нагрузка — всего 800 кг (вообще-то ДБ‑3 мог нести 2,5 тонны бомб); топлива заливали по-максимуму.

Летчики и штурманы наносили на карты цели: танкостроительный и авиамоторный завод «Даймлер-Бенц», заводы «Хейнкель», «Фокке-Вульф», «Шварц», «Симменс», «Цеппелин», железнодорожные станции, электростанции. Задача: долететь до Берлина, при встрече с истребителями ПВО противника огня не открывать, бомбить с высоты не менее 6.000 метров (там самолеты не могли «поймать» лучи прожекторов).

И только в случае неполадок, возникших в полете, разрешалось бомбить запасные цели — Штеттин (порт, в который ввозилась железная руда из Швеции) и Кенигсберг (крепость и крупный промышленный центр).

Ранним утром 7 августа инженеры, техники, мотористы и оружейники начали готовить 13 дальних бомбардировщиков к полету. Машины были заправлены бензином, проверены связь и навигационные приборы, испытаны пулеметы, опробованы моторы, в бомбоотсеках притаились «фугаски» и «зажигалки».

День клонился к вечеру, но команды на взлет все не было. В 20 часов штурманы получили метеосводку, а еще через час в небо взлетела долгожданная красная ракета… «Чертова дюжина» советских бомбардировщиков взлетела с эстонского острова и взяла курс на Берлин.

На высоте 7.000 метров они шли на Запад. Чтобы понять, что именно чувствовали люди, находившиеся в те часы в кабинах самолетов, надо было пережить горечь потерь родных и друзей, великий стыд и неудачи черного лета 1941 года, надо было верить в Победу. Они первыми из всех советских воинов шли на Запад!

После поворота над морем строй группы нарушился, и только пять экипажей из первого и второго звеньев продолжали идти верным курсом. Остальные машины потерялись в темноте балтийской ночи, но собрать их «до кучи» было невозможно — нарушать радиомолчание нельзя.

На четвертом часу полета вышли к береговой черте. Под крыльями самолетов лежала ненавистная Германия…

Немцы обнаружили группу самолетов, но приняли их за «ребят Геринга», которые заплутали в небе, и предложили им заходить на посадку. Они и в мыслях не допускали, что это советские самолеты!

Но вот прямо по курсу экипажи увидели огромное зарево: многомиллионный город жил своей ночной жизнью. Свет лился из окон, горели фонари на улицах, сверкали вывески берлинских ресторанов и магазинов.

Самолеты разошлись над целями и начали работать. Впервые за обе мировые войны, впервые за свою многовековую историю Берлин услышал жуткий вой бомб! Потрясение было настолько глубоким, что режим светомаскировки столичные власти ввели в действие только через несколько минут после начала бомбежки.

Советские летчики уходили домой. Уходили, чтобы снова вернуться. И они вернулись — почти через четыре года вместе с непобедимой армией непобедимого народа…

Ранним утром 8 августа 1941 года все 13 машин особой авиагруппы совершили посадку на эстонском острове. Оказывается, «потеряшки», отстав от ведущего, не растерялись, и отработали по запасной цели — по Штеттину.

Всего до начала сентября, когда особой авиа­группе пришлось оставить Сааремаа, советские летчики совершили девять налетов на Берлин — всего 86 самолето-вылетов. Они сбросили на «логово» 21 тонну бомб и вызвали в городе 32 пожара. Но, как известно из истории, это были только первые цветочки…

…Герой Советского Союза капитан Василий Гречишников погиб смертью храбрых осенью 1941 года.

Андрей Данилов, «Ваяр», danilov@mod.mil.by