Координатор кампании «Правозащитники против смертной казни в Беларуси» Андрей Палуда в интервью Naviny.by рассказал, что думает, когда его называют «защитником убийц», а также, что может заставить Александра Лукашенко принять решение об отмене высшей меры наказания.
— Верховный суд оставил в силе смертный приговор Эдуарду Лыкову еще в апреле 2014 года. Однако дальнейшая информация о его судьбе умалчивалась и судами, и правоохранительными органами. Что вам известно по этому делу?
— Я бы хотел обратить внимание, что власти с самого начала делали всё, чтобы общество ничего не узнало о деле Лыкова. В ноябре 2013 года мы по своим источникам узнали, что Минский областной суд вынес приговор человеку, который совершил убийство пяти человек. До того, как эта новость была опубликована на правозащитном сайте spring96.org, ни суд, ни прокуратура, ни Следственный комитет ничего сообщали, как будто человек мешок картошки украл, а не совершил такое страшное преступление.
Нам так и не удалось выйти на контакт с родственниками Лыкова. В материалах дела он характеризуется как человек без определенного места жительства. По нашим сведениям, на момент судебного заседания у него была мать, но он не поддерживал с ней отношения. Более того, не хотел даже, чтобы она знала о приговоре. В такой ситуации достаточно сложно узнать что-либо об осужденном, в том числе и об исполнении приговора.
Однако через свои источники мы узнали, что на Володарке он сидел в одной камере с Павлом Селюном. Также нам сообщили, что Эдуард Лыков был расстрелян. Когда именно, нам неизвестно. Однако можно предположить, что приговор ему исполнили вместе с другим осужденным к смертной казни. Вероятнее всего, вместе с Груновым (родные Александра Грунова получили извещение об исполнении приговора в ноябре 2014 года. — Naviny.by).
— В Беларуси сложилась достаточно парадоксальная ситуация. С одной стороны, власти заявляют, что смертная казнь сдерживает преступность в обществе. С другой стороны, информацию по делам приговоренных к смерти зачастую умалчивают.
— Что касается аргумента «смертная казнь сдерживает преступность». Любой профессиональный юрист знает, что это заблуждение. Даже тот, кто публично отстаивает обратное. А замалчивают эту тему еще с советских времен, когда было огромное количество неправосудных приговоров. Кроме того, я думаю, срабатывает принцип «лишь бы хуже не сделать». У нас ведь чиновники боятся слово лишнее сказать, чтобы потом не пришлось за это отвечать. Дело Эдуарда Лыкова вскрыло очень важную проблему. По первым двум убийствам, которые он совершил, виновными были признаны другие люди. Один из них, Михаил Гладкий, был осужден на восемь лет лишения свободы.
Отпечатки Лыкова нашли на месте преступления, но оперативники даже не стали его разыскивать, чтобы вызвать на допрос. В результате он девять лет был на свободе, убил еще трех человек, пока в 2011-м его, наконец, задержали. Ни один следователь, прокурор или судья не были привлечены к ответственности за эту страшную ошибку. Слава Богу, Гладкий остался жив. На него изначально пытались повесить два убийства — матери и брата. При таком раскладе его могли приговорить к смертной казни.
— Однако Михаил Гладкий так и не смог добиться компенсации за то, что его незаконно осудили на восемь лет. Как вы думаете, почему государство так цинично повело себя в этой ситуации?
— Михаил действительно прошел все судебные инстанции в надежде, что ему выделят компенсацию. Но на всех уровнях был отказ. Признал вину — компенсация не положена, это если в нескольких словах описать позицию суда. То, что человеку искалечили жизнь, никого не волнует. За то время, пока он сидел в колонии, его 35-летняя жена перенесла инфаркт и инсульт. Она умерла через три месяца после того, как супруг вышел на свободу. По сути, у Гладкого никого не осталось. Он был хорошим электриком, но с судимостью его не особо хотели брать на нормальную работу, поэтому зарабатывал он, в основном, халтурой. Что меня больше всего поразило: он говорил, если бы ему все-таки выделили компенсацию, он бы, наконец, поставил памятник убитым матери и брату…
Если говорить о позиции государства по этому вопросу, то я думаю, что суды не хотят создавать прецедент. Это мы знаем только про Гладкого, а сколько еще таких случаев! Однако мы продолжаем работать по этому делу. Михаил направил жалобу в Комитет по права человека ООН.
— Депутат Николай Самосейко однажды заявил, что если бы на Западе Беларусь меньше попрекали за смертную казнь, этот вопрос уже давно был бы решен. Может быть, действительно об этом стоит говорить меньше, чтобы не раздражать власть?
— Эта позиция, простите, напоминает поговорку «назло маме отморожу уши». Беларусь должна отменить смертную казнь не ради Европы, а ради своих же граждан. Что касается обсуждения этой темы, то, на мой взгляд, чрезвычайно важно вести диалог в обществе. Мы видим, что информация о вынесении смертных приговоров вызывает очень бурную реакцию. Такие материалы собирают рекордное количество просмотров, комментариев. Зачастую люди высказывают очень жесткое мнение, но на данном этапе, на мой взгляд, главное — не замалчивать проблему.
Любовь Ковалева, мать осужденного за взрыв в минском метро Владислава Ковалева, рассказывала, что ей советовали не высказываться по делу сына. Мол, если бы она встала на колени перед Администрацией президента, а не общалась с правозащитниками, Владислава бы не расстреляли. Родители второго осужденного по этому делу, Дмитрия Коновалова, были изолированы от общества. Они до сих пор молчат. Итог был один и для Влада, и для Дмитрия — расстрел. Я знаю, что Любовь Ковалева не жалеет о том, что до последнего сражалась за сына. По ее словам, она просто не могла поступить по-другому.
— Вопрос об отмене смертной казни или о введение моратория, по сути, замыкается на одном человеке — Александре Лукашенко. Его комментарии по этой теме, по-моему, свидетельствуют о том, что он лично — сторонник смертной казни. И вряд ли эту позицию кому-то удастся пошатнуть, вы так не думаете?
— Соглашусь по поводу его личной позиции. Все мы помним, что он сказал на встрече с генпрокурором по поводу Александра Грунова. Дело было направлено на повторное рассмотрение в Гомельский областной суд, приговор еще не был оглашен, а президент, тем временем, уже заявлял, что обвиняемый не имеет права жить на этой земле. Однако я бы не был так категоричен по поводу того, что мнение Лукашенко не может поменяться. Мы знаем примеры, когда самые отчаянные сторонники смертной казни — те, кто руководил исполнением приговоров, со временем заявляли, что эту меру наказания следует отменить.
— Беларусь вновь пытается наладить отношения с Европой. Происходит это на фоне экономического кризиса. На ваш взгляд, в сложившейся ситуации может ли быть решен вопрос о смертной казни?
— Сложно дать однозначный ответ. Однако я хочу подчеркнуть, что вопрос об отмене смертной казни является приоритетным при обсуждении ситуации с правами человека в стране. То, что мы единственная страна в Европе и на постсоветском пространстве, где до сих пор расстреливают людей — факт очень известный и негативный для имиджа Беларуси. Еще недавно белорусские власти заявляли, что у нас нет политзаключенных. Но незадолго до президентских выборов именно этих осужденных выпустили на свободу. Я думаю, все понимают, что это не было совпадением.
— Спрошу прямо: Лукашенко, на ваш взгляд, может «продать» отмену смертной казни?
— Для белорусских властей смертная казнь — вопрос политического торга, поэтому я думаю, что Лукашенко может «продать» решение этого вопроса. Мы все видим, как ухудшается экономическая ситуация в стране. Россия вряд ли протянет руку помощи в ближайшее время. Значит, будут искать помощи на Западе. А там вопрос соблюдения прав человека является приоритетным.
— На этот аргумент у белорусских чиновников есть справедливое замечание: смертная казнь активно применяется в Соединенных Штатах Америки, колыбели демократии.
— Здесь я полностью разделяю негодование белорусских властей. И на всех международных конференциях критикую позицию США. Однако нужно отдать должное, в 19 штатах уже отменили смертную казнь. Кроме того, в Америке приговоренные к смертной казни могут по 30 лет ожидать исполнение приговора. Известны случаи, когда людей освобождали, поскольку современные экспертизы показывали, что они были ошибочно признаны виновным в преступлении. В Беларуси от оглашения приговора до расстрела проходит очень короткий срок. Владислав Ковалев, например, был расстрелян спустя 3,5 месяца после суда.
— Сейчас исполнения смертного приговора ожидают двое заключенных — Сергей Иванов, совершивший жестокое убийство девушки в Речице, и Иван Кулеш, признанный виновным в убийстве трех человек, а также покушении на убийство в Лидском районе.
— Я бы хотел добавить, что в СИЗО № 1 в Минске также содержится гражданин России Петр Иваник, приговоренный судом в Арабских Эмиратах к смертной казни за то, что заказал убийство своего партнера по бизнесу. По нашим данным, Иваника готовят к экстрадиции в ОАЭ, где его ждет расстрел. Об этом деле белорусские власти также предпочитают молчать.
(уже после интервью стало известно, что в Беларуси вынесен еще один смертный приговор — в отношении жителя Вилейки)
— Возвращаясь к делу Кулеша. Он отказался говорить в суде. Но на этапе следствия полностью признал вину по всем эпизодам и не просил суд заменить смертную казнь на пожизненное заключение. Если он не держится за жизнь и готов к расстрелу, зачем обществу и правозащитникам за него бороться?
— Мы добиваемся отмены смертной казни не для конкретного человека, а в целом для общества. Михаил Гладкий тоже когда-то признался в том, что убил своего брата, хотя на самом деле это сделал Лыков. И если бы версия следствия пошла по-другому, может быть, он и убийство матери бы взял на себя. А это потенциальный смертный приговор. И в истории Беларуси, к сожалению, были случаи, когда расстреливали невиновных. Самый яркий пример — дело витебского маньяка Михасевича.
— С 2015 года подозреваемые или обвиняемые могут заключать досудебное соглашение о сотрудничестве, которое гарантирует снижение максимально возможного срока наказания. Может ли это повлиять на сокращение смертных приговоров, на ваш взгляд?
— Прошло слишком мало времени, чтобы оценивать данную норму. У нас довольно много прогрессивных законов, и прежде всего — Конституция. Однако зачастую они нарушаются. Поэтому время покажет, как будет работать институт досудебного соглашения. Я хочу обратить внимание, что явка с повинной является смягчающим обстоятельством при назначении наказания. Но по делу Кулеша, к примеру, это никак не повлияло на приговор суда. Хотя адвокат подчеркивал, что если бы его подзащитный сам не рассказал об убийстве двух продавщиц в Лиде, возможно, виновных по этому делу искали бы до сих пор. На момент задержания Кулеша прошло больше года после совершения того преступления.
— Как вы воспринимаете критику в интернете? Вас ведь часто называют «защитником убийц»?
— Я защищаю права человека. И к каждому делу стараюсь подходить профессионально. Нужно понимать, что люди, приговоренные к смертной казни, это не пришельцы с другой планеты, а такие же граждане нашей страны, которые живут рядом с нами. И всегда нужно анализировать, почему человек пошел на жестокое преступление. Если посмотреть на портрет осужденного на смертную казнь, чаще всего это человек, который ранее уже был судим. И здесь возникает вопрос к нашей пенитенциарной системе. Что делают с людьми в колониях, что они выходят на свободу еще более ожесточенными?
Кроме того, остро стоит проблема пьянства. Большинство убийств в Беларуси совершается в состоянии алкогольного опьянения. Государство, отправляя на расстрел Кулеша, одной рукой борется с преступностью в обществе. Но другой рукой этому же обществу наливает — тем, что накануне выборов разрешает продажу спиртного в ночное время.