"Пусть живет, пусть мучается". История белоруса, дважды приговоренного к расстрелу

Источник материала:

Наталья и Геннадий родом из Вилейки, прожили вместе всего полтора года. Развелись, когда супруга посадили. Теперь женщина снова думает выйти за него замуж. Это не мечта о семейном счастье, а желание поддержать близкого человека. Недавно за убийство сожительницы Татьяны Минский областной суд приговорил его к смертной казни. Уникальность случая в том, что подобное наказание грозит Геннадию уже во второй раз. Родных погибшей такой приговор тоже не устраивает: «Лучше пусть живет, мучается и помнит, что детей сиротами оставил».

В Вилейке живет 26 тысяч человек, новости тут расходятся быстро. О земляке Геннадии Яковицком «город гудит и трещит». По крайней мере так считает его бывшая жена — Наталья Буланова. Ей 43. Волосы у нее ярко-рыжие, нрав — крутой. Она ждет нас на Толстого в квартире прежнего супруга. Толстого — улица серых панелек. Комнаты в хозяйской «двушке» светлые, обжитые. На столике стынет чай, но пить не хочется.

Наталья начинает:

— Почему смертная казнь?! Пусть пожизненное, главное — живой. В хате, где летом Татьяну убили, их человек пять было. Три дня «квасили», уходили, приходили. На суде свидетели в показаниях путались. А Генка стойкий: «Решили виноват, значит, виноват». Всю жизнь геройствовал: я для друзей, я за друзей. Саша — дочка наша, к нему на той неделе на свидание ездила, так он ее успокаивал: «Не бойся, не из такого выкарабкивались». Да мы и не боимся.

— А вам эта борьба зачем?

— А кому за него бороться?! Мы самые родные.

Мы — это Наталья и Александра. Саша с мамой рядом сидит, поддерживает.

Листаем альбом. Фото первое — мальчонка, улыбка до ушей: Геннадию четыре года, фото второе — школьник с собакой на руках: любимица Яковицких Шнурка.

— Тут он с тетей-стюардессой, — Наталья показывает следующий снимок. — Обычным ребенком рос. Папа — летчик-испытатель, три войны прошел, мама медсестрой в детском саду работала, потом в регистратуре. В 17 лет Гена с другом у какого-то пьяного бутылку из-за пазухи выдрали. Пока до магазина дошли, их уже повязали. Три года ему тогда дали.

— Срок вас не смущал? — спрашиваю.

— Он красивый был, высокий, только из тюрьмы вышел. Познакомились в кино, 16 мне было. Оказалось, живем в соседних дворах. Каждый день меня из школы встречал, портфель носил. Поженились, у моих родителей жили. Перед тем как все эти беды на нас обрушились, поссорились. Неделю он где-то пропадал. Ночью звонок на домашний: «Выйди, поговорить нужно». Из разговора только одну фразу запомнила: «Мне теперь все равно». Ушел. Через четыре дня вечером прибегает соседка: «По радио передают, Гена моего мужа убил».

Первый смертный приговор: избили человека и выбросили в Вилию

— Впервые к смертной казни Геннадия Яковицкого приговорили в 1990-м, — листает старое дело Илья Слука, прокурор отдела прокуратуры Минской области. — Вместе с приятелем они избили человека и выбросили в Вилию. Тело мужчины нашли через неделю. Затем подсудимый участвовал в изнасиловании и убийстве девушки. Во время обоих преступлений он был сильно пьян, но вина его доказана. Тогда, в Союзе смертный приговор ему выносили дважды. Позже это наказание заменили на 15 лет лишения свободы. Самый крупный на то время срок. В тюрьме он избил человека и получил еще восемь лет. Вернулся по условно-досрочному — подрался с соседом, снова в тюрьму. На свободу вышел только в 2011 году.

Наталья подходит к окну. Показывает на соседний дом — родительский. Вот он, ее пятый подъезд. Эмоции распирают, но жалости к себе в словах нет, словно о ком-то чужом рассказывает.

— В тот момент я даже не понимала, что происходит, — она садится на диван. — От него разве узнаешь?! Как заведенный: «Я не виноват, я не виноват». Только через 20 лет, когда из тюрьмы вышел, к стенке приперла, рассказывай. Говорил, в ДК с хлопцами подрались. Он одного толкнул, а сверху на мужика этого другой упал — 120 килограммов живого веса. Сердце не выдержало. А потом с товарищем в Минск к приятелям уехал. В момент, когда в их квартире девушку убили, Гена на балконе сидел, на гитаре играл. Конечно, он слышал, что в комнате происходило, но не лез. Только затем помог тело в лес увезти, закопать. Шел он по делу как соучастник. Не знаю, правда это или нет, но я ему верю.

Сейчас о произошедшем Наталья говорит спокойно, тогда чуть справлялась с эмоциями.

— Я очень на него злилась. Как, скажи, можно было оставить молодую жену и дочку?! Я даже развелась с ним поэтому. Генку тогда к «вышке» приговорили, свекры его отстояли. Все сбережения на адвоката ушли, но сына спасли. 15 лет ему дали. Через 12 в колонию вольного поселения перевели. Там он женился, сына родили. С супругой, кстати, я его познакомила, она у нас доме на пятом этаже живет.

Наталья ловит мое недоумение, поясняет:

— Любовь, злость — все у меня в дружбу переросло. Гена, когда на волю возвращался, всегда ко мне шел. А к кому ему идти? И женщин он мне всегда «на оценку» приводил. Татьяна мне сразу не понравилась.

— Почему?

— Грубила, провоцировала конфликт. Когда в 2011-м Генка на волю вышел, все у него не ладилось. На работу устроиться не мог. В Брест на стройку уехал, раз или два ему там не заплатили, вернулся. В последнее время выпивать начал. От безысходности, наверное. Связался с таким же безработицей, зависал у него на хате днями и ночами. Там 29 июля все и произошло. Накануне они с Таней поругались. На третий день она мириться пришла, а он уже вторые сутки пил. Свидетели из комнаты слышали, как он ее раз 12 ударил. Она не кричала, на помощь не звала. Потом, рассказывают, видели, как они спать легли. Дальше вспоминал хозяин дома: «С перекура вернулся, Гена в милицию звонит». Он сильно Таню любил. Пожениться они хотели.

Вопрос напрашивается сам:

— Вы его все еще любите?

— Яковицких мы никогда не чурались. Не считали, что Гена какой-то не такой. Зачем? В жизни всякое бывает. Все под Богом ходим. С Сашкой и в Ивацевичи, и в Волковыск к нему по тюрьмам ездили. Он нам посылки присылал: то хлебницу вырежет, то платок разрисует. Помню, дочке полгода было, когда ему разрешили нам позвонить. Держу над ней трубку, прошу: «Ну скажи: «Папа». Мы и сейчас его не бросим. Родные мы.

Второй смертный приговор: нанес жертве более 46 ударов

Убийство Татьяны разбирал Минский областной суд. Официальная версия: обвиняемый нанес жертве более 46 ударов. Экспертиза показала, мужчина в тот момент был пьян. За преступление с особой жестокостью ему грозило от 8 до 25 лет лишения свободы, пожизненное заключение или смертная казнь. Прокурор предложил исключительную меру наказания: гособвинение учитывало предыдущие характеристики обвиняемого и прошлые судимости. Приговор пока не вступил в законную силу и может быть обжалован в Верховном суде.

У убитой осталось двое несовершеннолетних детей.

Дом у семьи Коваленко (имена и фамилии семьи изменены. — TUT.BY) желтый — в цвет счастья. Стоит, считай, на краю Вилейки. Широкий двор засыпан снегом. Хозяин Николай Петрович чистит дорожку, его жена Алла Владимировна собирается в баню. На столе в прихожей большое фото их сына, сына уже три года нет.

— Карточка совсем выцвела, думаем, с дедом новую распечатать, а с ней еще и Танину, чтобы рядом стояли, — женщина на минуту присела. — Кто ж знал, что и ее этим летом не станет. Всего 35 лет было, в больнице работала…

Алла Владимировна — свекровь покойной Татьяны, опекун ее сыновей — Паши и Максима. Детей дома пока нет. Паше 17 — он в лицее на занятиях, Максиму 14 — в воскресную школу ушел.

Хозяйке — семьдесят, до пенсии трудилась в столовой, вспоминает о невестке — на глаза наворачиваются слезы. Старается не заплакать:

— Сын с женой 15 лет вместе прожили. Начинали рядом с нами, во времянке, — в окно показывает на небольшой дом. — А потом Танина мама в деревню переехала и им квартиру в городе отдала. Но мы все праздники вместе отмечали. Невестка и в хате уберет, и стол накроет. А сейчас стоит квартира их на замке, только хлопцы цветы поливать забегают. Но не ночуют, дома быть для них теперь боль и страх.

Николай Петрович заходит погреться. В свои 73 выглядит хорошо, но говорит тихо, меланхолично:

— Как сына не стало, мы с Таней меньше общались. Про то, что она с Яковицким связалась, не знали. Сына уже не вернешь, а нам зачем в ее жизнь лезть? Внуки почти каждый день забегали. Как лето начиналось, так вообще к нам выбирались, что им на этажах этих делать…

В день, когда из реанимации позвонили, сказали, что невестка умерла, Алла Владимировна дома с Максимом была. У внука истерика случилась, месяца два в себя приходил.

— Хотя… Он и сейчас страдает. Эта болька не скоро «загоицца», — размышляет бабушка. — Старший более сдержанный. Права скоро получит, в армию пойдет, а там на заочное на механика. Младший зубным техником стать хочет.

Старики детьми гордятся. Повторяют: «Родители всем в таком возрасте нужны».

— Замечание, бывает, сделаешь, обижаются, — пожимает плачами дед. — А я себя корю, зря задел, наверное. Сватья нам часто звонит, раз в неделю приезжает. Она после этой истории совсем «задуменная» стала. У нее ведь одна дочка была.

На суд Яковицкого с Таниной мамой ходила и Алла Владимировна.

— Сама пошла, без приглашения, — продолжает бабушка. — Думала в глаза ему посмотреть. Два заседания выдержала, потом слегла. Дело когда зачитывали, я все пальцы загибала, хотела понять, сколько ж он в тюрьме пробыл. Рук не хватило. А он вел себя спокойно, капюшон надел и молчал. Хотя что он скажет?! Но знаешь, смерти я ему не желаю. Пусть живет, мучается и помнит, что детей сиротами оставил.

Теги: Брест, Минск