Андрей Григорьев: "Люди, оправдывающие нападения на учителей, достойны того, что имеют"

Источник материала:

Андрей Григорьев, педагог в третьем поколении, репетитор с многолетним опытом работы в белорусской школе и опытом работы в Англии, высказывает свое мнение о реакции общества на нападение на учительницу 74-й гимназии в Минске.

В первый год двухтысячных моя хорошая знакомая вышла замуж за американца и уехала в США. Через несколько лет она устроилась учителем в школу, а ещё через несколько — приехала в Беларусь навестить родителей. Конечно, мы встретились, много разговаривали о жизни там. Не обошли вниманием и тему работы.

— Знаешь, — сказала она мне, — всё более-менее хорошо. Только вот я боюсь поворачиваться спиной к классу. Никогда не знаешь, что они могут выкинуть. Запросто могут подбежать и стукнуть по голове. И с этим ничего нельзя поделать.

Я удивился, посочувствовал и подумал о том, что, слава Богу, все эти истории — из стран «загнивающего капитализма». Потом время от времени в новостях начали мелькать сообщения о стрельбе в школах Америки, Канады, Европы. И снова, ужаснувшись, я думал, что вот, они пожинают плоды своего образа жизни, и что нас это не касается и коснуться не может.

Два года назад, в феврале, в Московской школе № 263 десятиклассник, вооружённый карабином и винтовкой, пришёл в школу, хладнокровно застрелил учителя географии (1984 года рождения) и потом ещё отстреливался от сотрудников МВД России, убив одного из них и тяжело ранив патрульного.

И вот, наступил наш чёрный понедельник. 23 мая ученик девятого класса 74-й Минской гимназии нанёс несколько ножевых ударов учителю русского языка и литературы. Я смотрел новости с холодеющим сердцем и думал: «Этого не может быть».

Первые дни прошли в состоянии шока. «На тебе лица нет" — говорили мне знакомые. Приходилось объяснять, что мне, учителю, выросшему в семье учителей, невыносимо тяжело читать и думать об этом страшном происшествии.

Теперь начался второй акт. Ученики и родители потянулись на допросы с «характеризующими показаниями». Я подумал, что, наконец-то, всё станет на свои места, прояснится. Стал читать комментарии к статьям, блоги некоторых известных в городе и стране граждан… И вместо облегчения — волосы становятся дыбом. «Я вспоминаю свои отношения с директором школы, — пишет один. — Однажды мне хотелось убить её». «Не исключено, что учитель сам спровоцировал ученика своими словами и действиями». «Возраст учителя отнюдь не гарантия его профпригодности». «Отношения между учителями и учениками полностью зависят от учителя». «С этим учителем проблемы были всегда». И, конечно же, «она была излишне строгой и унижала детей». Мне хочется заглянуть в глаза каждому из них и спросить: «Люди, вы — люди? Вам не стыдно?».

Что такое «излишне строгий преподаватель»? Преподаватель не ставит оценки наобум. У него есть чёткие инструкции по оценке работы ученика. Вспоминаю свои три последних года в школе. В это время мы переехали из деревни в город, и я сменил школу.

Школа была «показательной», с английским уклоном, одной из лучших. У нас был преподаватель физики. Женщина, на тот момент, лет шестидесяти. Всегда мрачная, скучная, одетая в одну и ту же чёрную юбку и потёртую серую кофту, дававшая материал в формате вуза: две недели лекций, а потом — зачёты. Всегда приходила в класс за пять минут до конца перемены и усаживала нас за парты: «Раньше сядем, раньше выйдем». Ни разу раньше не вышли. Наоборот, всегда захватывали ещё пять минут следующего перерыва. «Физика — это вам не семечки жевать». «У вас двести процентов дебильности. Сто врождённой и сто приобретённой». Там ещё что-то про обезьян было. Это самое невинное, что я вспоминаю из её «лекций».

Мне, абсолютно гуманитарному мальчику, совершенно далёкому от физики, уроки казались адом. Сразу же моя оценка превратилась в стабильную тройку. По остальным предметам были одни пятёрки, а здесь … Я сидел над физикой до двух ночи, родители давно мирно спали. Помню слипающиеся глаза и слёзы. Вставать приходилось в шесть тридцать — мы жили в пригороде, и дорога до школы отнимала сорок минут. Физика была три раза в неделю (в английской школе!). Эта же учительница преподавала нам астрономию. Надо ли говорить, что астрономия заменялась физикой в девяноста девяти процентах случаев?

У нас, учеников, даже был такой печальный анекдот. Двадцать лет после окончания школы. Мы собираемся у кого-то в гостях. Звоним в школу:" Позовите, пожалуйста, Марьванну". А в ответ: «Её нет, она умерла». Снова звонок с той же просьбой. Опять — «она умерла». И так пять раз к ряду. В итоге, на том конце провода не выдерживают и говорят: «Вы что, издеваетесь?!». Мы хором: «Нет, наслаждаемся!».

Три года пытки физикой. Бессонные ночи. Восьмой класс я закончил с одной четвёркой. И это уже была маленькая победа. Но дальше — без перемен. Проблема была в том, что по всем остальным предметам я, как говорили тогда, шёл на золотую медаль. По всем, кроме физики. Классная (не родители, которые переживали, но, будучи учителями, не считали возможным вмешиваться) несколько раз пыталась с ней поговорить. «О чём вы? Я сама физику не знаю на пять, а вы тут ходите». Я продолжал ночами плакать и зубрить. Был ли я раздосадован? Да. Зол? Да? Ненавидел её? Да. Хотелось ли мне её убить? Нет. Нет, не хотелось. Как не хотелось, чтобы она исчезла навсегда, умерла сама или её переехал поезд.

Не хотелось, потому что тогда я уже прекрасно понимал, что такое смерть и боль. Не потому, что они случились в моей жизни. Наоборот, время было, самое что ни есть, радужное: любящие родители, младший брат, первые шаги в литературе, принёсшие успех у одноклассников, путешествия, мечты о будущем. Потому, что меня так воспитали. И потому, что было много прочитано и передумано, переварено в душе. «Преступление и наказание» я прочитал в десять лет. Была зима, я лежал дома с ангиной — толстый компресс на горле мешал дышать. Опухшими глазами перебирал корешки книг большой родительской библиотеки. Наткнулся на чёрный, без букв. Достал. Ф.М.Достоевский. Не знаю, что привлекло, что заставило открыть обложку и утонуть в событиях. Конечно, «преступление» было прочитано на одном дыхании. Сквозь «наказание» пришлось мучительно продираться. Безусловно, большую часть текста я тогда не понял. Но главная мысль, самая суть романа, не ускользнула и навсегда запала в душу. Никогда, никогда нельзя так поступать. Никогда. Как бы трудно, как бы плохо не было — желать смерти другому человеку не только грех, но твоя личная, персональная духовная смерть. И родители всегда объясняли всем известное: поступай с другими так, как тебе хотелось бы, чтобы поступали с тобой.

Я продолжал сидеть над физикой, зубрить, сожалеть о потраченном зря времени. Но, хочу повториться: ни смерти учительницы, ни её исчезновения из моей жизни, мне не хотелось. Даже в голову не приходило.

Школу я закончил с золотой медалью. Случилось чудо? Нет, произошла закономерная вещь. Я всё выучил. Выучил так, что мог ответить на любой её вопрос. Любой, который знал и которой не знал. Что-то включилось внутри, тумблер щёлкнул. «Я ставлю тебе пять потому, что даже если ты и не знаешь, то логически можешь вычислить правильный ответ». Это было последнее, что я от неё услышал. Учёба закончилась.

А потом, совершенно неожиданно для себя, я оказался по одну сторону баррикад с ней. Собирался стать журналистом, но в последний момент передумал и стал учителем. Поступил легко, спасибо семье и почти свободному английскому. Но долгие годы думал о том, что если бы не «Марьванна» со своей физикой, то выучил бы ещё французский и немецкий. Французский выучил в институте. Немецкий заменил на испанский.

Осознание важности жизненного урока пришло много позже. Понимание того, что изучение физики помогло развить мозг, умение искать и находить более простое и логическое решение, думать, умение добиваться результата вопреки всему. Вопреки нежеланию и внутреннему протесту. Вопреки «излишне требовательному учителю». Теперь я понимаю, что это помогло мне стать тем, кто я есть, и что, благодаря этому (но не только, конечно) я могу пережить и преодолеть всё, что угодно.

Там, в статьях и комментариях теперь много пишут об этом парне. Что парень — хороший и далее — «характеризующие показания».

Нисколько не сомневаюсь, что парень хороший. Вполне допускаю — учитель был временами не прав и «излишне требователен». Но означает ли это, что на него надо бросаться с ножом?

Современное поколение подростков — первое, выросшее в тепле и сытости. Родители едва не с пелёнок тягают их по школам раннего развития и ищут гениальность. Их ограждают от всего. От мокроты — памперсами. От душевной боли — жизнеутверждающими и бодрыми мультиками. От грусти — ржаками на Youtube. От тоски — интернетом. От умения общаться и дружить есть Facebook, где можно притвориться кем угодно. У современного поколения — тонкая душевная организация, их надо спасать и защищать. Не удивлюсь, если во многих семьях сказка о Колобке — табу. Как же, он там умирает в пасти прожорливой Лисицы. Зачем травмировать ребёнка? Зачем заставлять учить таблицу умножения или правила правописания? Для этого — калькулятор и компьютер. Зачем читать книги? Там «многобукаф», устанет ребёнок. Пусть посмотрит что-нибудь прикольное по телику. Оценка в школе? Учить не надо — выбьем. Учитель не прав только потому, что он — учитель. Пусть дитя живёт, не зная забот. Не зная печали. Не зная человеческих чувств. Мы живём в обществе, которое нашло для себя оптимальный выход из трудного положения. Не нравится, не комфортно — долой. Даже ценой убийства. Ничего, ты хороший пацан, она тебя терроризировала, всё правильно.

Нам осталось совсем недолго до классической истории американской школы. Приходит возмущённый родитель к учителю и говорит: «Я здесь просмотрел тетради своего сына и понял, что в заданиях по математике он всё делает неверно! А вы ему ставите „отлично“. Как это понимать?». «Да, — покорно отвечает учитель, — но я не хочу травмировать его психику, он хороший мальчик».

Когда вижу, что из этого парня пытаются сделать чуть ли не героя, слёзы наворачиваются на глаза. Оттого, что жизнь человека — ноль в сравнении с оценкой и личным комфортом. Оттого, что в этом противостоянии: ученик-родители и учитель, большая часть граждан забыла об одном. О том, что учителя — люди. Живые. Со своим, пусть не всегда верным, как понимается родителями, видением проблемы. И что их видение, порой кажущееся жестоким в современном мире, в перспективе может оказаться более полезным, чем наше родительское сюсюканье и утирание соплей по каждому поводу.

Если сейчас спустить эту историю «на тормозах» и не извлечь из неё никаких уроков, то нас ждёт то, что не так давно произошло в Великобритании, и о чём я подробно рассказывал в своём интервью TUT.BY: до сорока учителей в год попадали в больницы с травмами, нанесёнными учениками.

И самое главное. После всего произошедшего, я окончательно осознал, почему мы живём так, как живём. Люди, оправдывающие нападения на учителей, достойны того, что они имеют. Но — берегитесь. После того, как они расправятся с нами, придёт ваша очередь.

Теги: Минск