"Дома в 90-х было интересней, чем в глубинке США". История белоруса, который работает на "Боинге"

Источник материала:

Лучший вид на Сиэтл — с 73-го этажа Columbia Center. Оттуда даже на популярную у туристов башню Спейс-Нидл смотришь свысока. Дмитрий Хрол легко советует, что посетить в городе, где живет с семьей уже три года. Сегодня этот белорус — один из ведущих пиарщиков в компании «Боинг — гражданские самолеты». Земляк рассказал TUT.BY, как живется в США, каково это — работать в корпорации и как однажды ему пришлось встречать Билла Клинтона в минском аэропорту.

Уроки английского: «Битлз» вместо британских коммунистических газет

Минчанин Дмитрий Хрол работает в одной из самых крупных авиастроительных компаний мира — «Боинг — гражданские самолеты». Он здесь — старший менеджер по связям с общественностью. Приветствуя земляков в офисе американской корпорации, Дмитрий говорит «Добрай раніцы».

На багажнике его автомобиля, рядом с американским номером — наклейка BY.

— Поначалу на «Боинге» у меня все спрашивали: а что это означает? Сейчас многие знают, что я белорус.

Его американская история началась, похоже, еще в детстве, в Минске. Родился в 1969 году, отец — инженер-проектировщик, мама — преподаватель истории музыки. Именно мама отправила сына в школу с углубленным изучением английского.

— Некоторые отговаривали: «Ну кем этот человек будет? Учителем английского в школе?» Но мама женщина настойчивая, — вспоминает Дмитрий Хрол. — А школа оказалась классная, и английский мне страшно понравился. Десять лет у нас каждый день был урок английского. Очень клевый был препод, который нам ставил «Битлз» вместо того, чтобы заставлять читать британскую коммунистическую газету «Morning Star». Мы переводили песни. Потом он уехал в Израиль и там тоже был учителем.

Потом был филфак БГУ с перерывом на армию после второго курса. После армии так захотелось учиться, что сидел в библиотеке по вечерам — и в пятницу, и в субботу.

— В это время началась перестройка, появились конкурсы на поездки в США. Меня выдвинули в качестве кандидата, но замдекана сказал: знаешь, в Америку поедет более серьезный кандидат, а ты — на месяц в Польшу. Помню, расстроился ужасно. И тут случился казус. Дело в том, что в первые годы перестройки американцы «хлебнули». Им направляли в основном детей номенклатуры — кто вроде и достоин, но не знал языка, не хотел учиться. Американцы же искали энтузиастов с горящими глазами, которые будут впитывать язык, культуру, а когда уедут — станут наводить мосты. И они направили в университет телеграмму примерно такого содержания: пришлите резервного студента. Деканат понял: резервный — не основной, и направил на экзамены в Москву и меня тоже.

TOEFL и устное собеседование оба кандидата сдавали в МГУ. Лучше сдал экзамены Дмитрий.

— Я уехал в Америку на год во время четвертого курса. В Штатах программа была потрясающая: нас поощряли, чтобы брали уроки, не связанные с текущей специальностью, — чтобы просто расширить горизонты.

Когда Дмитрий Хрол вернулся из США в 1991 году, то, помимо учебы, переводил с английского паспорта сельскохозяйственной техники, другие документы.

 — Халтурил, деньги нужны были. Даже пытался дома делать хотдоги. Дома тогда не было даже кетчупа. Смешивал томатную пасту с майонезом, добавлял туда красный перец, чтобы получился соус, который можно положить на чудом добытые сосиски, — смеется он.

«Интересней, чем в Америке». Встреча с Клинтоном и поездки на джипах по проспекту Скорины

График работы в Сиэтле плотный — за один присест взять интервью у белоруса не выходит. Общаемся сначала в кафе, потом в лобби одной из гостиниц города. Дмитрий говорит: тогда, в студенчестве, не было желания зацепиться в Америке любой ценой.

— Дома было интересней, чем в глубинке штата Нью-Йорк. Появились новые газеты, телек стал совсем другой — «Взгляд» появился. Все, как детектив. Я доучился год в университете и тут образовался «незалежны» МИД. Они набирали людей, а я хорошо говорил по-английски.

Дипломатическому этикету, международным отношениям новички учились на ходу.

— Такие были все, за исключением тех нескольких кадровых дипломатов, которые «переехали» из МИДа Советского Союза. Помню, был там и Валера Цепкало, тоже кадровый дипломат после МГИМО. Эти люди были на голову выше нас с точки зрения дипломатии, но они с удовольствием нас учили, — вспоминает Дмитрий Хрол. — Еще был Вадим Иванович Лазерко. Я 25 лет проработал в корпорациях, которые славятся своими менеджерами, работал в пяти странах, но такого начальника, как тот, первый, у меня никогда не было. Он видел в нас личностей, никогда не унижал. Прививал базовые вещи: ругать только наедине, а хвалить всегда при всех. У нас же привыкли распекать на партийной планерке и всыпать по первое число. Он отправлял нас в Москву учиться, привозил из протокола МИДа России грамотных людей.

На ужинах для гостей «Боинга» Дмитрий частенько рассказывает истории из девяностых. Например, как юный белорусский МИД учился организовывать международные встречи. Тогда в Минск по вопросам разоружения ехало немало американцев, приезжал генсек НАТО.

— Билл Клинтон был в Минске в 1994. Имели отношение к его визиту?

— Имел, — улыбается Дмитрий. — Мы не спали четыре ночи. У нас была команда из четырех человек, а с той стороны была команда из Госдепа в триста человек. Они заняли два этажа в гостинице «Планета». Ты звонил туда, а звонок сначала уходил в Вашингтон, где оператор говорил: «департмент оф стейт», а потом переключал тебя на человека в Минске, который тебе был нужен. У них даже был человек в Куропатах, который отвечал за детали вроде посыпания дорожки песком — чтобы чета Клинтонов не поскользнулась. И он нам названивал. А нас четверо, и мы отвечали за всю программу — начиная с посадки самолета, переговоров по разоружению, двух прессух, возложения венков на площади Победы и до счастливого отлета.

Но белорусы в грязь лицом тогда не ударили. Хотя был нервный момент сразу по прилету президентского самолета.

— Холодно, морозец. У трапа самолета Клинтона стоял Станислав Шушкевич и тогдашний министр иностранных дел, еще несколько высокопоставленных людей. А Клинтоны не выходят. Все ждут — десять минут, пятнадцать, уже замерзли. А нам раздали такие значки, которые разрешают приближаться к президенту, но, естественно, в самолет Air Force One (борт номер один, на котором летает президент США, — TUT.BY) тебя не пустят дальше порога — это американская территория. Только вежливо просят подождать. Оказалось, Клинтоны ругались с 14-летним тинейджером Челси, которая посмотрела в окно, увидела поземку, безнадегу и серое смолевичское небо, и сказала: «А я не выйду». Это была единственная международная чета, которая возила на визиты ребенка.

— Когда Вадим Лазерко пошел на повышение, мы немножко трансформировались в референтов, которые носили папочки в приемную. А у меня шебутной характер: я люблю что-то предпринимать, принимать решения, — продолжает рассказ белорус. — Скоро я ушел из МИДа. Казалось, мир только начинался. Товарищи были брокерами, торговали на бирже «Алиса», меняли вагон мармелада на вагон угля. Жизнь бурлила.

Кто-то работал на первом заводе «Кока-Колы», кто-то уходил на первое СП «Форд». Дмитрий Хрол ушел в молодое представительство в Беларуси известной табачной компании «Филип Моррис».

— Там был другой фундаментальный человек — Игорь Альхимович, который преподавал экономику в «нархозе». Он учил меня бизнесу. В той команде мы были очень азартными. Помню, ездили по проспекту на джипах «Мальборо» и чувствовали себя послами капитализма, — смеется. — Сейчас оглядываешься и думаешь: какая это была детская показуха.

Работа на «Боинге». «Авиационный мир конкурентный, но очень приветливый»

— Посмотрите, какой пейзаж, — Дмитрий ведет свой автомобиль и кивает в сторону Сиэтла и непривычную для белорусского глаза панораму с небоскребами.

Последняя часть разговора — в дороге. Белорус рассказывает, что зарубежная карьера началась с «Филип Моррис»: Швейцария, Гонконг, Москва. Именно тогда он занялся пиаром. Дмитрий Хрол признается, что потом, на «Боинг», он шел за этим любимым делом, а не за самолетами.

—  В российском представительстве «Боинга» было интересно. А самое главное — там были энтузиасты, которые преподали мне очень плотный курс введения в авиацию. Потом подружился с коллегами по индустрии. Авиационный мир — конкурентный, но очень приветливый. Теперь ты смотришь в небо, узнаешь, какая модель самолета летит и сердце замирает приятно, как будто игрок твоей команды забил гол.

Жизнь на «Боинге» не замирает 24 часа в сутки, так как офисы корпорации и партнеры разбросаны по всему миру.

— Еще не успела заснуть Америка — проснулся Восток: Китай, Индия, Япония. Как только там стих первый взрыв новостей — начинает просыпаться Восточная Европа, — Дмитрий смотрит на часы. — Сейчас вот уже пульсируют Москва, Минск. И если не научиться вовремя останавливаться — можно сидеть на иголке происходящих событий, запросов, вопросов подчиненных по двадцать часов в сутки, отключаясь на четыре. Но очень принципиально закрывать дверь: чтобы ты вышел и понял, что ты не будешь проверять судорожно новостную ленту, почту. Нужно научиться расставлять приоритеты.

Еще один важный приоритет — семья.

— Если у тебя будет семья — ты найдешь любую работу, завоюешь любую высоту. Если с семьей все будет ненормально — работа не заменит тебе ни счастье, ни семью. Она просто заполнит вакуум времени, но она не даст тебе никогда того удовлетворения, когда твой сын получил водительские права или выиграл соревнование по плаванию. Или когда ты вместе с женой празднуешь 25 лет свадьбы, оглядываешься назад: ничего себе, мы в 47 прожили большую часть жизни уже вместе!

Мы — «змагаемся», а тут дела всегда «грейт»

Дмитрий говорит: кажется, что стал гибридом двух культур — американской и славянской.

— Я понимаю, насколько важно для эффективного общения, чтобы культуры друг друга правильно понимали, и могу их связать, чтобы проект двигался. Если говорить про Америку, то тут деловая этика — незыблемое понятие. Даже для достижения результата здесь не принято умышленно вводить партнера в заблуждение. Еще безоговорочно работает принцип «не укради у своей компании». Еще: репутация и бренд дороже. Если «Боинг» продаст вам пару самолетов — да, это будет достаточно важная сделка в этом месяце. Но бренд дороже. Если мы пойдем на какое-то репутационное нарушение или большой риск — то нанесем себе ущерб на многие годы вперед. Это часто приходится объяснять партнерам.

В Беларусь Дмитрию удается приехать раз в два года. Родители нередко бывают в гостях у семьи в Сиэтле. Собеседник говорит: когда приезжаешь в Минск — все в целом нравится. Не чувствуется той драматичной картинки, которую порой дает о жизни в стране интернет.

— А как звучит в информационном поле в США Беларусь?

— Я не хочу никого огорчить, но здесь даже Россия особо не звучит. А уж Беларусь в сравнении с Россией по объему, по возможному влиянию — несравнима. О белорусах говорили только, когда Алексиевич получила Нобелевскую премию. И то больше про саму Алексиевич и про ее прозу, выросшую из Советского Союза.

В характере американцев ему нравится потизив. Дмитрий делится своими наблюдениями.

— Когда у нас, белорусов, спрашивают, как дела — мы говорим «змагаемся», «нармалёва», а здесь дела всегда «грейт» (англ. great — отлично). Наш человек сам себя ставит в рамки, когда у него все ни шатко, ни валко… США очень хорошо принимает людей, у которых стакан наполовину полон. Это мне нравится.

При этом здешний натянутый оптимизм Дмитрий относит к тому, к чему сложно привыкнуть. А еще к дежурному «как дела».

— Когда тебя здесь спрашивают, как дела, ты должен просто сказать, что здорово, и двигаться дальше. Потому что, если ты начнешь развивать тему: неплохо, но кошка принесла воробья и я запачкал рубашку — ты будешь занудой. «Как дела?» — это дежурная фраза, как кивок. Сначала это раздражало, а сейчас уже нет. Надо понимать, что мы разные. И что они выросли со своим Бакзом Банни, кроликом Роджером, а я со своим Чебурашкой, Крокодилом Геной и Нафаней. И когда ты для себя это все понимаешь — ты просто живешь и получаешь удовольствие как раз от того, что мы разные.

Когда Дмитрий включает в машине музыку — раздается знакомый голос Сергея Михалка.

— Скоро с сыном поедем в Ванкувер, в Канаду, на его концерт, очень жду, — говорит собеседник. И где-то в пригороде Сиэтла подпевает: «Цікавае пытанне: дзе мая радзіма, дзе мая айчына, хто мяне чакае, Сіндбада-пілігрыма?».

Читайте также:

Самолет родился. Как делают «Боинги-737» на заводе в США. Репортаж TUT.BY

Теги: Новости, Минск