Слова, которые мы выбираем. Рунглиш, канцелярит, гопнутая феня

Источник материала:

После публикации статьи «Слова, которые мы выбираем» на форуме TUT.BY возникла дискуссия: кто-то счел эту тему маловажной, кто-то, напротив, важной, а кто-то — спасибо им — привел свои примеры. Так что ряды добровольных «респондентов» расширились, а значит, и материала для новой статьи стало больше. Потому во первых строках помимо «фейсбучан» я искренне благодарю и «форумчан».

Кстати, эти слова тоже довольно новые и не сказать, чтоб благозвучные. Может, когда-нибудь им на смену придут лучшие, но для этого нужно время. А вот «пользователь Facebook» или «пользователь портала» звучит правильнее, но указывает не столько на живого человека, сколько на функцию культуры — на почти всеобщую потребность использовать, владеть, приобретать. Попользовался — и бросил. Такая установка популярна, увы и ах… Но вернемся к тенденциям современного языка.

Тенденция первая. Наш любимый рунглиш

Я не сторонник страстных славянофилов, которые не допускают в речи «иностранщины». Так еще в позапрошлом веке современники подшучивали над министром народного просвещения Шишковым, предложившим называть галоши «мокроступами». Автор следующей микропародии неизвестен: одни говорят, что «шишковизм» был придуман Пушкиным, другие, что Белинским. Якобы дай Шишкову власть, и фраза «Франт идет по бульвару из цирка в театр в галошах и с зонтиком» будет звучать так: «Хорошилище грядет по гульбищу из ристалища на позорище в мокроступах и с растопыркою».

Бывают заимствованные слова, которые хоть и не приводят нас в восторг своим звучанием, но необходимы. Они связаны с теми предметами, профессиями и явлениями, которых прежде у нас не было: интерфейс, копипаст (хотя в реальности это, а, скорее, счетание двух слов), инфографика; фирма; бариста, сомелье и шоколатье; фудстайлер (ну, и вправду, как сказать: «стилист еды», «едооформитель» или «пищеукладыватель», брр…); ужасающее слух «мерчендайзер» — если, конечно, он не равносилен старому-доброму товароведу. Кстати, а кто раньше заведовал раскладыванием товаров по полкам?

Сначала все это раздражало. Потом привыкли: валом повалили логисты, девелоперы, мерчендайзеры, коучеры, трейдеры, дистрибьюторы, консигнаторы, промоутеры, риэлторы, сейлзмены, брейдеры, имиджмейкеры, шоперы, инструктор по аэробике, бьютимейкер, копирайтеры, медиа-байеры, SEO-оптимизаторы, пейджмейкеры, стендисты, андеррайтеры и т.п. Для всего этого было придумано меткое словцо «рунглиш».

Какие-то из этих заимствований незаменимы. Или же надо что-то специально выдумывать, а это, как говорили еще на жаргоне моей юности «в напряг». Другие легко заменяются словосочетаниями, как, например, «коуч», но заменять лень, а звучит красиво, современно, по-деловому и более импозантно, чем исходная профессия.

Из всех этих соображений и взялись пресловутые менеджеры по клирингу и кукингу и «эйчары» вместо «кадровиков».

Интереснее всего, когда одно заимствование заменяет другое, став более модным: например, «сэйлзы» вместо «менеджеров по продажам». Подобным образом в 1990-е английский «офис» заменил немецкую «контору», но тут понятно: на слове «контора» настолько навяз угнетающий бюрократический смысл; она настолько ассоциировалась с чем-то пыльным и затхлым, например, со сельсоветом, что называть так новехонький, с иголочки «офис» язык не поворачивался. А преимущества «сейлза» сомнительны: чуть большая новизна и краткость. Своего рода новая эстетика.

Разумеется, более эстетичным кажется «импортное». Помню, в начале 1990-х я просила бывшую студентку трудоустроить бывшего студента. В годы учения она была троечница и, как бы сейчас сказали «девушка ни о чем» (это выражение достойно отдельного упоминания). Однако она была пробивная. А он был талантлив, но «пиариться» (по-моему, тогда этого слова еще не существовало) не умел, и его таланты оставались в тени.

— А он креативный? — капризно сказала бывшая троечница. — У нас там все креативные. Помнится, я не сразу поняла это слово, хоть и знала латинское «креация» (творчество, сотворение).

Кстати, как и многие респонденты, я не люблю слова «творчество» — во всяком случае, в широком контексте и в большом количестве. Это не вина слова: его безобразно затерли, используя и в хвост, и в гриву. Особенно нелепо оно звучит, когда его употребляют по отношению к себе: «я — творческая личность», «я — человек творческой профессии», «я занимаюсь творческой деятельностью». Это изначально свидетельствует о мере вкуса и об отношении к себе-голубчику: склонен ли человек раздувать щеки — да так, чтоб позолота от усов летела во все стороны. А молодежь, слышащая такое от своих педагогов, думает: так и надо. И вот уже первокурсница невинно щебечет: «Я — творческая натура». А Иосиф Бродский говорил о себе: «Да вот, стишки кропаю понемножку».

Тем не менее, между «творчеством» и «креативом» выберу первое, несмотря на то, что смысл этого слова за два десятилетия изменился. Креатив — это творчество без творчества, броская, удачно найденная находка, которая легко используется и легко забывается. Это творчество для бедных (разумеется, в переносном смысле, ибо он хорошо «монетизируется», «конвертируется» в дензнаки). Видите сколько заимствований можно использовать в одной фразе, если охота.

Кстати, предлагаю креатив Эйнштейна, креатив Джордано Бруно, креатив Достоевского. А это не выдумка. Это студенты пишут в своих эссе.

Бывает, значение слова подменяется, временами смешно, временами… как бы это сказать… застенчиво. Что значило старое-доброе заимствование из французского «контролировать»? Правильно, проверять. А сейчас? Обладать, управлять, владеть, влиять. Дело не только в том, что мы заменили французское значение английским (рунглиш, рунглиш!), но и в том, что «владеть» страшно. А вдруг отберут? А «контролировать» звучит безопаснее. Хотя в реальности — что в лоб, что ло лбу.

Словам вообще любят придавать расширительный смысл — иногда из нужд такой «застенчивости», а иногда — для пущего веса. Раньше аналитиком называли того, кто анализирует, — теперь любого обозревателя или комментатора в медиа. Раньше «позиция» была синонимична «положению», «принципу», «точке зрения» — теперь это должность. А что случилось со словами «либерализация» и «эксперт» — ни в сказке сказать, ни пером описать.

В раздел рунглиша респонденты включают также:

— «Таргетирование, коворкинг, коучинг: лайф- и бизнез-, и прочие аккаутинги :-(((Кроме хр-менеджера, его — обожаю!)»;

— «„Треш“, „хедхантер“ и прочие девелоперы»;

— «Лайф-стайл семьи, посещение комьюникативных тренингов и прочее».

— «Лук» в смысле «вид, впечатление». С сэлфи я смирился, хотя очень нравится «себяшка»

— «Смузи, слипоны и бомберы. Напоминает брайтоновских продавщиц „вам целым писом или послайсать?“»

— «Траблы, лайкнуть, трэш. Упс и вау. Хэлоў и хэй».

— «Лайфхак, маст хэв». Кстати, рекламная фраза «Это всё, что вам нужно знать о…» легко переводится более современным и престижным способом: «Этот лайфхак маст хэв каждый!» (изобретение одного из респондентов).

Один из отвечающих откровенно веселится: «Реально круто деловой задвигает: «Мы спросили у коучей GoldCoach (на счету у каждого 200+ успешных кейсов работы с предпринимателями от стартаперов до миллионеров)…». И дополняет: «А вот слово «стартапер» неизменно читаю как «старпёр».

Другой, имеющий отношение к минувшим парламентским выборам, пишет: «По итогам выборов я пополнил свой словарь ненавистных слов вступлением в предвыборную программу кандидата в депутаты по С-му району З. Он пишет для сельчан: «Финансовый рынок ограничен, а институциональные и частные капиталы аккумулируются в иных формах финансирования: венчур, краудафинг, франчайзинг, и пр.»…

А третий выказывает даже некоторую агрессию: «За слово „лонгрид“ готов ударить собеседника по лицу».

Я более толерантна, но не могу понять, почему «краудфандинг» не назвать «сборов средств», а «лайфхак» — «полезными советами». Тем более, что недавно я, наткнувшись на очередной список «лайфхаков» в сети, обнаружила, что все они слово в слово списаны с книги по домоводству 1956-го года издания, доставшейся мне от бабушки.

Многие респонденты называют среди нелюбимых глагол «вджобывать». Честно говоря, я узнала о его существовании лишь из этого развернутого опроса. Словцо это содержит аж три компонента: англицизм «Job»; значение, в котором в свое время употребляли сленговые слова «вкалывать» или «впахивать»; плюс легкий намек на нецензурщину. Именно этот намек да квази-импортное происхождение и делают «вджобывать» модным и популярным. «Вкалывать» считалось нормальным, хоть и утомительным, а «вджобывать» — явно ненормально. Хотелось бы не вджобывать, а зависать или тусить в клубе. Впрочем, тут есть, по крайней мере, словотворчество, не то, что «этот лайфак маст хэв каждый!»

Язык меняется — и это естественно. Из своих текстов Шекспир на нынешнем английском понял бы лишь тридцать процентов. Не очень естественно, когда такими темпами, в таком объеме и без адаптации к уже существующим словам. А зачем их адаптировать? Ведь их употребление отличает людей определенного круга от некомпетентных простолюдинов. Словом, понты, понты и еще раз понты — этот жаргонизм — один из немногих — не разъединяет, а роднит поколения отцов и детей. Но все-таки я слегка вздрагиваю, получая сообщение: «Не забудь взять ваучер на трансфер».

Впрочем, эти слова вскоре заменятся другими, третьими, четвертыми — и, может, в конце концов обретут смысл? Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, как писал классик.

Тенденция вторая. Бессмертный канцелярит

Самая большая часть из названных слов имеет отсылку к деловой лексике. Много лет назад в книге «Живой, как жизнь» Корней Чуковский назвал советский деловой язык «канцеляритом» — и привел множество примеров. Среди них запомнился один бриллиант чистой воды: отец спрашивает у маленькой дочери: «По какому вопросу ты плачешь?».

Иногда канцелярит с облегчением сбрасывает с себя путы понтов и выражает себя просто и незатейливо. В качестве ненавистных словосочетаний респонденты называют «конструктивный диалог», «прозрачные выборы», «будем думать в этом направлении», «данный… (случай, материал, текст и т.д.)», «что называется» и прочие штампы.

Мы слишком заняты, чтобы успеть произнести «специалист по подбору кадров» и потому мимолетом кидаем броское «эйчар». Однако та же занятость почему-то не мешает нам «маслить масло». Например, крайне популярен «прейскурант цен». Или «самый оптимальный» и т.п. Или «инновационное развитие». А что, оно бывает? Традиция не для развития создана, а для сохранения. Другое дело, что ее можно и нужно развивать, но это уже о другом. Можно пополнить копилку и другими повсеместными выражениями: «некоторая стабилизация», «частичная стабилизация». Или: завод по производству, фабрика по производству, цех по производству… Или «оппозиция против власти»? Уместно вспомнить, что такое «стабилизация», для чего предназначен завод и бывает ли оппозиция «за власть».

Сравнительно новыми, но повсеместными являются формы «возбУждено» и «осУжденный». Большинство, конечно, пока еще знает, что «возбуженО» и «осуждЁнный». Вы можете возразить: это профессиональный сленг — милицейско-следственно-прокурорский. Ну, как «компАс» у мореплавателей. Как «крайний» вместо «последний» у людей опасных профессий. Оставайся эти слова в их среде — и никаких вопросов. Но когда эти возбУждено-осУжденные ежедневно прут с телеэкранов, как устоять? Профессиональное становится повседневным — и лишь немногие ощущают: что-то здесь не так. Кстати как и «благодаря», за которым почему-то следует родительный падеж. Надо бы вообще-то «благодаря кому-то», а мы упорно долдоним: «благодаря кого-то (или чего-то)». Благодаря указа. Благодаря руководства нашего предприятия… Возможно работники и впрямь проводят все дни и ночи, благодаря руководство? Канцелярит живет по своим законам.

Кстати, броский и модный в интеллектуальной среде оборот «думать Беларусь» тоже грешит неоканцеляритом — правда, уже не неверным падежом, а намеренной путаницей переходного и непереходного глаголов. Как бы нам того не хотелось, но думать Беларусь (как и язык, и культуру, и любовь к отчизне) нельзя. Можно и нужно думать о Беларуси.

Самый роскошный пример канцелярита я прочитала в одной из электронных газет: «Из единого списка кандидатов в депутаты заксобрания от <…>партии в связи со смертью исключена такая-то». Добавить нечего. Разве что…

Скажите, какой умник придумал, что надо говорить «в этой связи», а не «в связи с этим»? Скажите, и я вызову его на дуэль. Впрочем, слово «дуэль» забудется совсем скоро — а смысл, кроющийся за ним, уже забыт.

Тенденция третья. «Гопнутая феня»

Упомянутый в предыдущей статье ссылка лингвист Максим Кронгауз писал о том, что после краха СССР претерпел три волны: бандитизации, гламуризации и профессионализации. О двух из них мы уже поговорили. Осталась третья — бандитизация.

Речь не обязательно о бандитах и «бандитизмах», скорее, о брутальном сленге. Нет, не о мате: только ленивый сейчас не говорит о нем (как, впрочем, и на нем). И при этом, стоит подумать о мате, представляется карикатура. Операционный стол. Хирурги, медсестры, на столе лежит мат (как его представить визуально — дело художника). И подпись: «Мы его теряем!!!». Мы и впрямь теряем мат. Мат как язык определенной группы маргиналов. Мат как броское слово в анекдоте (броское — потому что единственное матерное). Мат как литературную игру в книгах Юза Алешковского и Венедикта Ерофеева. Как предмет пристального анализа лингвистов. Мат как гендерное разграничение.

Ведь как было еще два-три десятилетия назад? Мужчины, разумеется, матом ругались, подчас виртуозно. Женщины иногда матерились в кругу подруг (наивно используя три известных им слова). Но никогда — во всяком случае, в более или менее интеллигентной среде — мужчины не матерились при женщинах: самое большее, что они себе позволяли, — анекдот с вкраплениями матерщинки.

Более того, были места для мата и не для мата: в дружеской компании на рыбалке — да, а в антракте спектакля — нет. И в коридорах университетов (а также на лестнице, на крыльце и т.д.) — нет.

Сейчас, когда я поднимаюсь на ступеньки вуза, а сзади студенты разговаривают нормальным языком, мне хочется обернуться и обнять их. Даже незнакомых. Но слышишь чаще другое. Однажды я обернулась и спросила: «Друзья, а нельзя ли без мата?». И милая девочка ответила мне застенчиво: «Можно, наверно, только мальчикам тяжело будет». Девочкам, значит, полегче. Что ж, это утешение.

Став повсеместным явлением, мат сделался скудоумен: через два слова — одно и то же. Соответственно информации в сообщении убавилось ровно вдвое. Мат перестал быть экспрессивным, ибо произносится не для выражения эмоции, а просто так. Мат стал скучен, поскольку отовсюду несется одно и то же.

Потому лучше поговорим о других словах «гопнутой фени». Респонденты упоминают о «торчать» и «тащиться»; о «жести» и «крути»; об эвфемизмах «пипец», «капец», «ахтунг» и «блин»; о глаголах «втащить» и «вставить», «присунуть» и «чпокнуться»; о крылатом «мочить в сортирах», о «зашкваре» и «разводе». Последнее не в смысле расторжения брака, а в значении «развели, как лохов». Звучит залихватски, задорно. Да это же как забавно, пардон, «прикольно» — обмануть того, кто тебе поверил.

Наша жизнь влияет на язык, но это круг: язык влияет на жизнь тоже. Чем чаще слышится похвальба «я развел этих лохов», тем больше желающих развести, как лохов, тех, у кого нет острых когтей и сокрушающих гранит зубов… Тех, кто, как говорят, «по жизни», виновен лишь в том, что наивен и беззащитен. Это слегка напоминает Спарту, где слабых сбрасывают со скалы. Только слегка более «гопнутую». Спарта была военным полисом — и ее гражданам это казалось нормальным. Куда же делась сила спартанцев? Она была сброшена со скалы вместе с теми, кто не мог быстро бегать и высоко прыгать, зато мог бы в потенциале создавать стратегии, продумывать планы и принимать решения, т.е., отвечать на вызовы среды.

В 1980-е широко бытовала насмешливая поговорка «Сила есть — ума не надо». Давненко я ее не слышала. Может, потому что сила сейчас в большей чести, чем ум? Не «креатив», не «позитив», не яркий «бренд» или престижный «тренд», а ум — в самом простом, первозданном его понимании. Гибель нашей Спарты — впереди, и ужас в том, что вызовов среды будет все больше, и они будут все усложняться, а наше мышление, как и язык, — упрощаться и штамповаться. Наступит миг, когда ответить на вызов будет некому, и постапокалиптические фильмы претворятся в реальность. Кстати, террористы ведь тоже разводят нас, как лохов, не так ли?

В следующей статье из цикла «Слова, которые мы выбираем» мы остановимся на аббревиатурах, сокращениях, а также этикете в письменой и устной формах.

Благодарю всех респондентов за то, что активно и аргументированно отвечали на мой короткий вопрос: «Какие слова вы не любите?».