Бобруйск-Каменка: школьники прошли по "дороге смерти", чтобы почтить память жертв Холокоста

Источник материала:

За два дня ноября 1941 года в деревне Каменка Могилевской области фашисты расстреляли порядка 10 тысяч евреев. Перед этим жертвы Холокоста проделали путь длиной в 9 км из бобруйского гетто к месту гибели. Накануне 75-й годовщины трагедии по «дороге смерти» прошли школьники, чтобы почтить память расстрелянных земляков.

Бобруйск до сих пор считается еврейским городом, а до войны 60 из 80 тысяч населения составляли иудеи. Поэтому неудивительно, что свой путь участники экспедиции, организованной Центром туризма, краеведения и экскурсий детей и молодежи, начали с улицы Социалистической, воспетой писателем Солом Шульманом.

Сегодня на знаменитой «Социалке» находится единственная в городе синагога, которую юные краеведы посетили во время субботней службы. Наискосок от нее, на пересечении с улицей Бахарова, сегодня зияет пустыми окнами бывшая аптека Розовского, которая до войны была настоящим центром цивилизации старого города. Вечером 28 июня 1941 года, когда в Бобруйск вошли немецкие войска, провизор заварил чай для всей семьи, в который подсыпал мышьяк — таким образом мудрый Розовский решил избавить близких от ужасов гетто.

«Дорога смерти» для многих бобруйских евреев в 1941 году началась с улицы Бахарова, которая в то время именовалась Шоссейной. Именно вниз по ней уходили из города первые беженцы, а через несколько месяцев прошли тысячи евреев, чтобы найти свой последний приют в братской могиле-рве за городом.

Сейчас на улице Бахарова есть памятный знак, свидетельствующий о том, что в районе нынешнего завода тракторных деталей и агрегатов находилось одно из двух городских гетто. На этой же улице прошло довоенное детство известного бобруйского художника и писателя Абрама Рабкина, а в старом домике, где располагалась творческая мастерская, он останавливался, когда приезжал в родной город из Санкт-Петербурга. Абрам Рабкин ушел из жизни в 2013 году, квартира в бараке, которая многие годы была его бобруйской резиденцией, сегодня продана, а часть дома обнесена забором, чтобы не досаждали любопытные туристы. Но соседи-старожилы прекрасно помнят своего знаменитого земляка.

— Каким он был? Очень эрудированным, интеллигентом с большой буквы, — рассказывает ленинградская блокадница Инна Богданова и выносит из дома несколько работ Абрама Рабкина. Одна из них — автопортрет мастера. Инна Тимофеевна говорит, что вдова оставила несколько полотен ей на хранение — до того момента, пока не решится судьба коллекции картин, которые художник завещал в дар городу. Но помещение для музея до сих пор не найдено.

— Один из вариантов — открытие его вот в этом здании, — наш гид, краевед Людмила Добровольская, указывает на двухэтажный пустующий особняк. Именно здесь до революции размещался первый в городе кинотеатр «Иллюзион», а позже — кинотеатр «Пролетарий», закрывшийся в конце прошлого века. В отличие от других зданий в историческом центре Бобруйска, этот особняк был отреставрирован, и сегодня встречает прохожих симбиозом красного векового кирпича и пластиковых окон.

Город заканчивается неожиданно — асфальтовая тропинка, устланная желтыми кленовыми листьями, еще бежит вперед, но по бокам вместо пятиэтажек и частных домов уже мелькают поля. До войны они вплотную подступали к нынешней исторической части Бобруйска. Тротуара как такового не было, и тысячи узников гетто, включая стариков и детей, преодолевали путь до Каменки по ноябрьскому бездорожью.

Практически все они будут расстреляны и сброшены в рвы на окраине деревни, а в 1943 году — уничтожены еще раз: останки погибших отступающие немецкие войска попытаются сжечь, прах превратится в уголь. Его куски сегодня можно увидеть в чашах по обе стороны от памятника, который другой бобруйский писатель Леонид Коваль назвал местным камнем для Стены Плача. Всего, по данным историков, на окраине Каменки за три военных года было расстреляно порядка 40 тысяч белорусский и польских евреев, а также около 40 тысяч военнопленных.

Для современных школьников это — всего лишь цифры, которые ни о чем не говорят. И минута молчания в память о погибших не вызывает особых эмоций. Руки дрожать у подростков начинаю тогда, когда на октябрьском ветру они пытаются зажечь оставленные кем-то возле мемориала свечи и всматриваются в неровные впадины поросших травой рвов, где покоится частичка бобруйской истории.