История старого охотника Иберта, которому от дела всей жизни остались лишь воспоминания да чучела

Источник материала:

88-летнего Иберта Крысюка из Гожи, что под Гродно, называют самым старым охотником района — он ходил на зверя последние 75 лет и еще совсем недавно, несмотря на солидный возраст, отправлялся в лес. А еще — обустраивал маленький, но уникальный музей природы у себя дома. Но в последнее время из-за болезни мужчина стал плохо передвигаться, и дни его сейчас проходят однообразно: посидеть с книжкой в беседке на берегу озера, посмотреть телевизор, проковылять по двору. А лес-то — вон он, через дорогу, но дойти туда сейчас подобно подвигу. Музей же, по большому счету, нужен оказался только хозяину, хоть в Гоже о коллекции охотника знают и обязательно расскажут приезжим об уникальном «дядьке Викентьевиче». Иберт грустит и как-то пытается приспособиться к новой реальности.

 — Все, закончилась недавно моя охота, — горько замечает мужчина и показывает на клюку. Подвели ноги.

Иберт сначала не верил, что с делом всей его жизни, охотой, покончено — и попытался сходить в лес. Получилось не очень: в одной руке — ружье, во второй — палочка, а еще надо взять табуреточку, порох, дробь, ссобойку. Проковылял по лесам и полям, плюнул — вернулся домой и зачехлил ружье.

— Надо продать оружие, что ли, — неуверенно говорит мужчина. Кажется, он еще не до конца осознал свое положение и где-то в глубине души верит, что вот-вот все вернется на круги своя. —  Плохо без работы и активности. Только вот машина осталась — езжу на ней. Ходить не могу, а ездить еще ого-го как могу!

Иберт смеется, несмотря на то, что тело малоподвижно, душа у него молодая: «Детский возраст! Бывалые охотники говорят, что дни, проведенные в лесу, в жизненный срок не засчитываются».

А на охоту Иберт уходил каждые выходные.

 — Я сразу жене сказал: суббота и воскресенье — мои дни. Она не поняла. Взял тогда ее на охоту. Походила со мной и говорит: все ясно, ходи, договорились.

Про охоту мужчина может рассказывать долго и обстоятельно. Жалуется, что в лесах не осталось кабанов — почти всех побили из-за африканской чумы свиней.

— Плохо это, нарушается вся лесная система. Да и диких коз тоже нет. Раньше выйдешь в лес — ходят большие стада. А сейчас — одна-две особи хорошо если выйдут на дорогу. Я в последнее время как видел их, опускал ружье — жалко. Поросят тоже не убивал. Зачем? Охота — это не тупое уничтожение животных, это целый ритуал: ты один на один с большим зверем. А маленькие — какой с них толк? Да и мяса никакого. Просто убить? Так настоящие охотники не делают. Да и не ради мяса на охоту ходят. Хотя, конечно, классно: добыл зверя, мясо потом разделил на всех и привез домой. Солили, морозили. Шурпу люблю. Я туда не кладу ни картошку, ни перловку, чисто мясной навар люблю… Любил, наверное, так правильнее сейчас говорить, да? Или вот лоси. Мы их уже много лет не бьем. Но кто-то в окрестных лесах отстреливает: лосихи-то приносят по одному-двум телятам, а больше лосей у нас не становится. Все надо делать грамотно и хорошо рассчитывать, чтобы животные доставались не только нам, но и остались нашим детям и внукам. Тогда будет толк. Я не браконьер, а охотник — бездумно животное не стреляю.

Охотой мужчина «заболел», будучи еще ребенком. Первую одностволку купил в 12 лет. Говорит, повезло, что продали, но был он рослым мальчишкой, а продавец, если и понял, что перед ним подросток, вида не подал. В то время регион находился под немецкой оккупацией, а оружие продавали относительно свободно.

 — Собирал долго деньги. И за ружьем пошел в Гродно пешком: 18 километров туда, 18 — обратно. Оружейный магазин был тогда на нынешней Советской. Там и купил. Прятал его. Первую свою охоту помню, как сейчас. Пошел в поле на зайца. Выследил, выстрелил, но только ранил и долго ходил его искал. Нашел. А потом соседский мальчишка говорит, что знает, где еще один сидит. Получается, погнался за двумя зайцами — двух и поймал. Так и началась моя охотничья история. А ружье, когда малой был, прятал в куче камней около поля. Крушна это называлось. Сделал там схрон. Вместо школы ходил на охоту. Оружие выну, портфель — спрячу. В 17 лет, чтобы получить специальное удостоверение, пришлось даже уговаривать тогдашнего председателя сельсовета выдать мне справку, что я — совершеннолетний. Пришлось проставиться банкой самогонки. И вот с этой справкой о мнимом совершеннолетии потопал в Сопоцкино, там тогда «район» был. Выдали мне дробь и все разрешения. Так я официально стал охотником.

Никто в семье Иберта охотой не занимался и, кажется, никто уже не будет.

— Дочери увлечение мое не поддерживали. Внук иногда ездил на охоту со мной, а как женился — сказал, что мяса не ест. Такая вот замкнутая на мне история.

Не можем не спросить про необычное имя мужчины. «Всю жизнь за него отдуваюсь — всем объясняю, что за имя такое», — смеется охотник.

— Мои родители жили 12 лет во Франции — до 1930 года примерно. Работали на заводе Renault, папа — механиком, мама — контролером. Собирали деньги, хотели быть сами себе хозяевами. Вернулись сюда. Купили недалеко отсюда хутор, стали работать, я родился уже здесь. Но потом все у них почти забрали, обрезали вокруг дома землю. Отец всю жизнь локти кусал, что вернулся сюда, хотел уехать, но куда там. Так он в колхоз и не вступил… Вот имя мое родом из Франции — оно им очень нравилось.

Мы в комнате, где домашний музей природы Иберта. Вот — голова кабана. Охотник только машет рукой: ай, мелкий хряк это. Вот на картине рядом изображен огромный, в 300 килограммов, кабан.

— Три пальца сала в нем было!

Вот огромные лосиные рога. Иберт говорит, что лось тот явно был выше человеческого роста. Но кто убил — неизвестно: рога-то нашли в лесу.

— Егерь тогда говорил, что так он этого лося оберегал, так холил и отгонял от мест охоты, но вот так получилось, — неожиданно на глазах у мужчины появляются слезы. —  За рога эти приезжий немец-коллекционер машину мне свою предлагал оставить, но я отказался. Автомобиль я куплю, а рога такие поди найди!

Мужчина долго молчит, а потом начинает рассказывать про свою коллекцию чучел животных, которую собирал всю жизнь. В мини-музее сейчас — более 50 экземпляров. Еще часть трофеев — на кухне, в спальне и коридоре.

— Не все птицы и звери здесь добыты мной. Кого-то мне местные приносили. Аист вон — на него нельзя охотиться же — попал в капкан и утонул. Местные о таком сразу мне говорят. У белой цапли такая же история. Или вот поросенок. Я же на маленьких не охочусь. А этого, что на столе — нашли уже мертвым на дороге. Зачем собираю все это? Не знаю. Как-то начал коллекционировать и не могу остановиться. То норку принесут, то утку добуду. И сразу к специалисту-таксидермисту. Он мне и делает это все. Но сейчас как-то дорого все стало: раньше чучело тетерева можно было за 15 долларов взять, сейчас — уже 50. Не разгонишься.

Раньше к Иберту на экскурсию приезжали школьники, иногда заглядывали туристы. Он готов рассказывать о животных и птицах каждому, кто заедет в гости — бесплатно, долго и интересно. Говорит, что ведь многих зверей можно встретить только в дикой природе, а у него — вот они, дома.

Раньше у Иберта еще и на подворье жили дикие кабаны и косуля Дуся.

— Принесли ее маленькую. Видно, мать кто-то стрельнул. Коровье молоко им нельзя — за козьим каждый день по два раза ездил. Хиленькая косулька была, к врачу возил, выходил. Она ручной стала, по огороду хвостиком ходила за мной. А потом в лес убежала. Неделю погуляла и вернулась, а второй раз — нет. А мне так жаль. Думаю теперь, может, надо было какой бант на шею повязать. Она — очень легкая мишень для охотников и браконьеров. А так, может быть, увидев бант, остановились бы. Местные говорят, что видели недавно в лесу около Гожи стадо коз. Может, и она там где-то гуляет. Ну, я просто верю в это…

Коллекция чучел для него сейчас — единственная отдушина. Придет в комнату со зверьем — и, говорит, кажется, что в лесу. Иберта не смущает, что здесь стоит специфический запах химии, которой каждый год надо обрабатывать чучела.

 — Вон филин, в лесах в округе их всего будет три-четыре штуки, может. Филин — он птица большая, откладывает по одному яйцу да и гнездится на земле. И в этот период оказывается легкой добычей для хищников. Эту птицу я добыл. Ну, как добыл? Молодой был, пошел на уток. Сижу ночью, а тут летит — шух-шух надо мной. Один раз, второй. В следующую ночь опять. Ну и я пальнул по незнанию. Оказалось, филин из Литвы к нам прилетал. Отдал таксидермисту, появился такой экспонат.

Сейчас в хозяйстве у мужчины остались только куры и «временные квартиранты» — дикие утки, которые прилетают на пруд в центре участка.

— Даже собак охотничьих не осталось. Только овчарка. Но она для охраны. И то на посторонних не лает, а только хвостом виляет.

Мужчина замолкает, а потом говорит, что не знает, кому все это будет интересно после его смерти. Хотя у него в планах прожить лет до ста!

 — А что? Гадалка мне нагадала, что до 110 проживу. Все сбылось, что она рассказала, осталась долгая жизнь. Да и мне есть в кого быть долгожителем. Дед был сослан в Сибирь. Вывозить их отсюда начали за два дня до войны. Доехали до Минска и там эшелон разбомбили. Так дед в Сибирь не попал, а оказался в Персии, где и умер в 90 лет. Почему бы и мне не пожить? До 90 осталось совсем немного. А там и 100. Так что приезжайте еще раз.

Теги: Гродно, Минск