Прыжок пантеры

Источник материала:

Когда Ляйсан Утяшева была совсем маленькой и жила в Башкирии, прабабушка отвела ее к женщине, которая умела предсказывать будущее.Она сказала: «Эта девочка – черная кошка, пантера, самое хищное животное. Без необходимости она никогда не нападает первой. Всегда держится в тени. Но полет этой пантеры запомнит весь мир. А потом она почувствует вкус крови – своей крови». Предсказание сбылось до мельчайших деталей. Полет был, его запомнили. Кровь… Кровь тоже была.

Ляйсан, это правда, что в детстве вы не любили свое имя?  

Ляйсан: «Я его ненавидела! Когда я жила в нашей Раевке в Башкирии, меня окружали Зубаржа, Зульфия, Альфике, и мое имя никому не казалось странным. Оно считалось красивым. А потом мы переехали в Волгоград, мне было четыре года, и я очень хотела со всеми дружить. А меня в ответ все дразнили: узкоглазая, японка. В тот период я была некрасивой девочкой – миленькой, но не более того. Уткой еще меня звали – я ведь Утяшева. И тогда я придумала себе псевдоним – Лена Бусынова. Мне безумно нравилось русское имя Елена, а фамилия – от слова «бусы», которые я тоже очень любила. Под псевдонимом я проходила лет до шести, всем врала, просила маму не называть меня по имени, очень сердилась, когда она выглядывала во двор и звала: «Ляйсаночка, иди кушать». Мама не хотела мириться с таким положением дел, убеждала, что у меня красивое имя, необычное. А потом стала называть меня просто «мася» или «дочурка». В моем родном дворе до сих пор не знают, что там жила Ляйсан. Для всех я была Леной Бусыновой».  

Почему же вам пришлось переехать в Волгоград?  

Ляйсан: «Там жила моя бабушка по линии отца. Папе предложили там работу, и он с большими скандалами увез маму из Уфы. Мамина семья в Башкирии была очень влиятельная, мой дед одиннадцать лет был председателем райисполкома одного из самых крупных районов Башкирии. Для моей мамы уже было заготовлено светлое будущее – муж с соответствующим статусом, в дальнейшем – место крупной чиновницы. А мама взяла и влюбилась в папу, который учился с ней в одном университете. Вот такие непродаваемые мы натуры… Это была безумной красоты любовь. Хотя и родители, и даже преподаватели ее отговаривали, даже в деканат вызывали: «Ну куда ты – зачем он тебе? Он же со всеми уже романы крутил, а ты из такой породистой семьи, национальный кадр!» А у нас ведь еще и мусульманские устои очень сильны были в те времена – например, лишение девственности только после свадьбы. Ослушаться старших, особенно отца, – это считалось недопустимой дерзостью.
Так или иначе мама с отцом уехали, чтобы все начать с нуля. Хотя квартиру в Волгограде им помогли купить опять-таки мамины родители – сделали свадебный подарок. Хорошую, чистенькую, практически в центре города... Но я привыкла с рождения жить в собственном доме, на природе, в окружении добрых соседей. У нас в Раевке не страшно было маленьких детей отпускать одних на улицу, там все звали друг друга на плов, кумыса попить, двери на ночь не запирались. Представляете мой шок, когда я переехала в город, в многоквартирный дом, где соседи не здороваются, а дети во дворе дразнятся! Для меня, открытой, солнечной девочки, это было жуткое время, я начала ужасно комплексовать. Да и уровень жизни нашей семьи очень сильно изменился».  

Как именно?  

Ляйсан: «В Башкирии мамины родители могли достать все. Ну, почти все. В плане еды вообще было изобилие – свой огород, своя корова, куры, хлеб бабушка пекла сама. А в Волгограде наступила практически нищета. Цены жуткие, ваучеры, талоны, очереди дикие. Мама брала журнал «Бурда» и вязала мне по ночам одежду. Она очень хотела, чтобы мне с детства прививалось чувство стиля. Папа работал учителем истории, мама – библиотекарем. И на гречке мы сидели, и на тушенке. Хотя для меня мама всегда старалась приготовить домашнюю еду, чтобы я питалась нормально. У меня была густая копна волос, у мамы – тоже волосы до попы, в Волгограде все это стало выпадать... В моих детских воспоминаниях ярко засел контраст жизни до и после переезда. Хотя родители меня всячески старались оградить от неприятностей. Но все-таки меня зацепило».  

А как вы пережили их развод?  

Ляйсан: «В одиннадцать лет я сама сказала: «Мама, уходи от папы». Я видела их натянутые отношения, все чаще слышала разговоры на повышенных тонах. Они могли молчать по несколько дней, разговаривали только со мной. Многие неурядицы девяностых сказались и на нашей семье. Это было страшное время. Я помню ужас, когда в дом приходили странные незнакомые люди и папа уходил с ними в ночь…»  

Он же был учителем истории…  

Ляйсан: «Да, но потом он ушел в бизнес. И у него с друзьями дела пошли довольно успешно. Через два-три года после той безумной гречки меня уже встречала после школы машина с водителем, которую мне выдавал папа, я ела и пила то, чего мои сверстники еще не знали, – первую фанту, пепси-колу, чипсы, которые мой папа завозил в Волгоград... Но отец, дорвавшись до денег, совершил распространенную ошибку тех лет. Он не в семью нес, а наоборот – мог закатывать вечеринки на широкую ногу. Я слышала, как мама просила его: «Ляйсюше надо купить новый мячик или купальничек», – я уже в гимнастику тогда пошла. Он с огромным сопротивлением давал ей деньги на меня.  

Я понимала, что у них уже не любовь, а вынужденное совместное существование. Но на все мои убеждения мама говорила: «Я не позволю, чтобы тебя называли безотцовщиной, ты у меня должна быть леди». Из-за меня она лишних года три прожила с отцом. А потом сказала: «Все, я больше так не могу». Устроилась в туристическую компанию, изучила компьютер, азы английского языка. С ее высшим образованием и безупречной грамотной речью она стала очень хорошим менеджером. В какой-то момент боссы из Москвы увидели, как работает мама, и пригласили ее в столицу».  

Сейчас вы общаетесь с отцом?  

Ляйсан: «Да. Хотя у меня была обида, причем очень жесткая. Она меня накрыла в тинейджерском возрасте, когда нет полутонов и компромиссов. Я таила кровную обиду на него лет шесть. А потом я папу простила. У меня возникло внутреннее чувство, что надо с ним поговорить и понять его точку зрения. Это случилось после больницы, где мне делали операции после травмы стоп. Папа пришел ко мне всего один раз. В тот момент обида стала еще круче – ведь ко мне приезжали люди отовсюду.  Приходили и журналисты, и поклонники, уж не говорю о девочках, с которыми я тренировалась. Мой тренер Ирина Александровна Виннер звонила мне по три-четыре раза в день из Японии или из Америки. А папы – не было! Прошло еще несколько лет, прежде чем мы с ним увиделись. Я его выслушала, он признался, что глубоко винит себя. Мы медленно и постепенно начали общаться. Конечно, упущенного не наверстаешь, но по крайней мере и ему стало легче, и всем нам. Другой семьи у него нет. Он говорит, что писал жизнь на черновик и сейчас только понял, что переписать ее невозможно. Это большой пример для меня. Я точно знаю, что каждый день надо проживать набело».  

В каком возрасте вы осознали, что ваша мама живет фактически ради вас?  

Ляйсан: «Я всегда это знала. Но я не хочу делать из мамы мученицу. Она вышла замуж по любви. Они с папой восемь лет прожили в счастье и согласии. И вот что говорит о настоящем, а не мнимом восточном воспитании: после развода мама не могла быть с мужчиной шесть лет, хотя поклонники ходили за ней толпами. Это жило у нее в подсознании – один мужчина на всю жизнь. Не случайно я все свои победы посвящала Ирине Александровне и маме. Помню, в 1998 году, приехав в Москву, я не попала на Юношеские игры и оказалась запасной. В спорте страшнее всего быть запасной – весь праздник проходит мимо тебя. Я маме тогда сказала: «Я выиграю эту медаль и повешу тебе на шею». Спустя четыре года я выиграла эти игры с блеском. Когда мама с цветами подошла к Ирине Александровне, та спросила: «Зульфия, ну как вам наша дочь?» В этот момент мама поняла, что она может выдохнуть. Что рядом со мной такой мощный человек, как Ирина Александровна. Лишь тогда мама расслабилась и начала потихоньку строить свою жизнь».  

После неудачного приземления вам долго пришлось тренироваться с раздробленной стопой. Врачи, которые отвечали за ваше здоровье, не смогли вовремя поставить диагноз…  

Ляйсан: «Да, и тут у меня было очень много обиды. Но знаете, я опять-таки простила и отпустила. Не хочу делать из себя героиню или обиженную жертву. Это был серьезный урок. Я положилась на врача, а она оказалась некомпетентна. Она бесконечно, на протяжении восьми месяцев повторяла, что я все придумываю, симулирую травму, мол, у Ляйсаночки звездная болезнь и она просто не хочет тренироваться. Представьте: в четырнадцать лет попасть к Виннер, войти в сборную страны – и симулировать! Зачем?! Да я готова была работать как вол, все это время я горстями пила обезболивающие. Но в сборной всегда сильная конкуренция, и врач представляла интересы другой стороны. Она убеждала Виннер: у Ляйсаночки с головой не в порядке, она не выдержала бремени славы. В конце концов Ирина Александровна устала слушать от меня – «больно», а от врачей – «симулирует».  И взялась за меня сама – повезла на обследование в Германию. На томографии выяснилось, что кость стопы раздроблена полностью. Более того – из-за повышенной нагрузки серьезно пострадала и вторая нога. Врачи сказали: «Срочно нужна операция, еще чуть-чуть – и она больше не сможет ходить».  

Хоть кто-то попросил у вас прощения после этого?  

Ляйсан: «Виннер сразу выгнала того врача. Ведь фактически она меня загубила. И все это понимали. Из меня готовились сделать большую звезду – на две, а то и на три Олимпиады вперед. Да, я стала звездой в гимнастике, но не настолько яркой, какой могла бы. В итоге я полтора года носила гипс, стала толстая… Наверное, никто не верил, что я смогу вернуться в гимнастику, кроме меня и мамы. Но я восстановилась, научилась заново ходить, сбросила лишний вес, психологически освободилась от этой ситуации. Меня многие поддерживали, люди боролись за меня. Помню, как хлопали мне в Новогорске, когда я начала ходить. Все уже устали смотреть, как я сушу феном свои ноги каждый день».  

Зачем вы сушили их феном?  

Ляйсан: «Я плавала в бассейне. Ходить-то я не могла, из-за костылей у меня даже позвоночник начал перекашиваться – полтора года на одной ноге. Поэтому необходимо было давать мышцам физическую нагрузку. А вода позволяет делать определенные упражнения. После занятий мне приходилось феном сушить гипс на двух ногах: два часа одну, два часа другую. У меня фены сгорали один за другим. Два часа в бассейне, четыре часа сушить ноги… Представляете?»  

Это ад.  

Ляйсан: «Да, я прошла через ад. Когда из ноги надо было вытаскивать штырь, хирург сказал: «Ляйсаночка, ты сейчас на таком важном этапе становления из девочки в женщину, очередного наркоза твоя репродуктивная  система может не выдержать, и потом ты не сможешь рожать. Мы не должны этого допустить, поэтому штырь будем вытаскивать без общего наркоза, на новокаине». Это была невыносимая боль, я потом еще недели две принимала сильнейшие обезболивающие препараты. Так мы спасли гинекологию, но посадили печень и желудок.  

Зато теперь я знаю цену того, что утром ты просыпаешься, встаешь на свои ножки и идешь. Вся эта ситуация плюс отец меня взбодрили так, что я научилась радоваться каждому новому дню и проживать его набело».  

Вы потрясли спортивный мир своим возвращением в гимнастику, приложили к этому столько усилий, но потом решили уйти окончательно. Почему?  

Ляйсан: «Я действительно долго к этому шла, выиграла Балтийские игры, другие международные турниры. Но однажды, выполняя переворот, почувствовала боль в колене. Небольшая травма, но я восприняла ее как знак. Внутренний голос сказал четко и ясно: уходи! Я подошла к Ирине Александровне и сказала, что больше не могу. Она ответила: «Я тебя понимаю, я сделаю тебе красивые проводы». А сама плачет... В сентябре 2006 года на чемпионате Европы меня проводили, я подготовила тридцатисекундный номер – и сделала его так, что у людей перед глазами пронеслась целая вечность. У женщин текли слезы, мужчины встали. Зал пульсировал потрясающей энергетикой. Мне многие говорили, что никогда не видели настолько взрослой души в таком маленьком теле».  

Сейчас последствия той травмы вы ощущаете?  

Ляйсан: «Как я могу ответить на ваш вопрос? Что может сказать человек, которому сердце насквозь прорезали? Здесь у меня такая рана глубокая, и ее ничем не успокоить».  

Действительно ли роман с Алексеем Ягудиным тоже помог вам восстановиться после больницы?  

Ляйсан: «Это нельзя назвать романом или серьезной любовной историей. У нас была влюбленность. Я понравилась Лешке, он стал за мной ухаживать, нам было интересно общаться. Но никаких душераздирающих страстей и молний между нами не сверкало. Да, пожалуй, меня это заставило тщательнее следить за собой. Но когда он уехал в Америку, а я осталась в Новогорске, мы перешли на общение эсэмэсками, потом стало ясно, что наши отношения переросли в дружбу. Так что Лешка меня больше по-дружески поддержал, нежели по-мужски. Мне было приятно, что на меня обратил внимание такой яркий спортсмен и мужчина, – ведь у него огромная коллекция женщин…»  

Вашу маму не пугало, что дочь попала в сети такого известного сердцееда?  

Лейсан: «Лешка в первую очередь хороший, сильный и цельный человек, для мамы это было важнее. И потом, она видела, что он мне голову-то особо сильно не вскружил. Он очень мило ухаживал, дарил цветочки.  

В тот период я себя настолько построила – такой гладиатор в юбке! Надо научиться ходить, научиться прыгать, сделать новую программу. Какие тут мальчики?! И вдруг – Лешка. Через знакомых узнал мой телефон, начал звонить. Длились наши отношения совсем недолго – месяца два-три. В Америке Лешин курс уже был направлен на другую девушку. Сейчас, когда он меня видит, говорит: «Боже, если бы я знал, какой ты станешь!» Но все это дружеские шутки, не более.  

Мы оба поняли, что нам интереснее быть друзьями, и я рада, что мы таковыми и остались. Я была абсолютно не готова к серьезным отношениям. Мною владела только одна большая любовь – к спорту. А мужчины это всегда чувствуют».  

А как вам удалось вскружить голову Орландо Блуму?  

Лейсан: «Это сплетни желтой прессы! Нас с ним абсолютно ничего не связывает – честно говорю! Мы встретились на закрытой вечеринке, где я выступила. Кто-то из журналистов там присутствовал и по неведомым мне причинам из огромного количества звезд, подходивших ко мне с комплиментами, выдернул именно Орландо Блума! Он был со своей девушкой-моделью, подошел и на ухо (играла очень громкая музыка) выразил мне свой респект на английском языке – коротко, не больше минуты мы общались. К тому же он не в моем вкусе, если уж быть совсем откровенной. (Смеется.) Почему из этого раздули такой мыльный пузырь, не знаю. Без меня меня женили! Подобное со мной происходит, кстати, довольно часто».  

Могу представить, сколько восхищенных мужских взглядов притягивает такая девушка, как вы...  

Ляйсан: «За мной действительно очень красиво ухаживают. Я уверена: как девушка себя подает, так к ней и относятся. Я ассоциируюсь с Востоком, отсюда вытекает, что я первая не подойду, вслед не побегу. А мужчины – охотники по натуре, им это нравится. Я часто нахожу цветы на капоте своей машины: иногда анонимно, а иногда с открыточкой «Восхищен вами». В «Останкино» однажды привезли такой букетище, который без помощи охранников невозможно было поднять. А один раз вышел курьез. Отъезжаю я от «Останкино» и вижу, что за мной следует какая-то машина, причем с охраной. Я напряглась, заблокировала все двери, приготовилась звонить друзьям, просить о помощи. На светофорах этот водитель начинает мне сигналить, показывает: опусти стекло. Я не реагирую, вижу – уже психует. Потом в пробке выходит из авто, перекрывает движение, ему все сигналят. Он вытаскивает огромную охапку цветов, бросает мне на капот, туда же кладет маленькую коробочку из ювелирного магазина и уезжает. В коробочке оказалась копейка от «Де Бирс», с одной стороны написано Yes, с другой – No. Я интереса ради подкинула ее: мое или не мое? Выпало No. И я со спокойной душой поехала дальше, а подарок передарила.  

Была и другая ситуация. Сидим мы с мамой дома, никого не ждем. Вдруг – звонок в дверь. Открываю – на пороге человек с ключами от машины и документами на нее. «Вот вам подарок от одного уважаемого человека». Мама в ужасе смотрит на меня: Ляйсан, что это такое? А гонец продолжает: «Вы не согласитесь в качестве благодарности за машину отужинать в компании этого господина?» Я говорю: «До свидания вместе с вашими ключами». Он: «Нет, я их не возьму». – «Ну тогда они полетят в окно», – отрезала я. Он все понял, и больше таких визитов не было. Подобные подарки я могу принимать только от любимого мужчины».  

У вас, насколько я знаю, есть такой мужчина.  

Ляйсан: «Нет. За мной ухаживал один хороший парень. Это была платоническая любовь. Мы познакомились пять лет назад, ему было двадцать два, мне – девятнадцать. Но у меня тогда были отношения с одним футболистом, а я не могу заводить параллельный роман с другим мужчиной. Поэтому мы с ним как-то застряли на этапе красивых ухаживаний.  

Он делал дорогие подарки, сюрпризы. Но в какой-то момент я поняла, что пришла пора все это остановить. Не хотела рушить его иллюзии и предложила ему оставить все на уровне приятных детских воспоминаний».  

Значит, сейчас ваше сердце свободно?  

Ляйсан: «У меня есть человек, с которым я встречаюсь. Но я абсолютно не витаю в облаках. Сказать, что я страстно влюблена, умираю от любви, я не могу. Возможно, я себя просто не допускаю до этих чувств. Хотя, признаюсь, я хотела бы, чтобы мне вскружили голову. Нужно просто дождаться той самой любви – большой, серьезной, взрослой. Я ее жду. Мне нужен человек очень эмоциональный, любящий природу, музыку, готовый жить тем миром, который мы с ним создадим. Я почему-то представляю такую картинку: речка, природа и мы, укутанные в плед, вдвоем сидим у костра…  

Вот такая я романтичная натура. Я не тороплюсь замуж, отношения должны выращиваться, для этого надо реально созреть, чтобы не испортить чужую жизнь. Одно знаю точно: никогда не буду встречаться с женатым мужчиной, разрушать чьи-то семьи. Детские слезы – это большое горе».  

Вы не боитесь, что человек, с которым вы сейчас встречаетесь, может обидеться?  

Ляйсан: «Я его не обижаю, я просто с ним честна. Ведь он звал меня замуж, но я прямо сказала, что я чувствую. Для него не секрет все то, о чем я вам рассказываю. Ведь вполне возможно, что он и есть Тот Самый. Может, наши отношения еще не достигли той глубины, которая необходима мне. Меня радует то, что он согласен ждать, – он растет, изучает меня, я изучаю его. Допускаю, что со временем меня, возможно, и пробьет».  

Расскажите про вашу телевизионную карьеру. Уже можно сказать, что вы нашли себя на новом поприще?  

Ляйсан: «Еще будучи гимнасткой, я несколько раз комментировала соревнования по художественной гимнастике. Старалась делать это нестандартно, слушателям было интересно. Ирина Александровна услышала один из моих комментариев, и ей тоже понравилось. Она позвонила на НТВ и сказала: «У меня есть отличная девочка с хорошенькой мордашкой. Попробуйте ее, вдруг получится». Меня посмотрели. Я пришла с такими глазами, в которых было одно большое «хочу». Я не надевала корону чемпионки мира, я была готова учиться. Меня отправили к педагогу по речи Алферьеву и дали полгода испытательного срока. Самое смешное, что мой преподаватель частенько говорил мне: «На сегодня все, Ляйсан». А я уговаривала: еще чуть-чуть, ну пожалуйста! Полгода я занималась с этими орехами за щекой, с бесконечными скороговорками. А потом в программе «Главная дорога» появилась вакансия ведущей – молодой, шкодной, коммуникабельной, готовой к экстремальным ситуациям. И знаете, у меня пошло. Так «Главная дорога» дала мне главную дорогу в жизни. Я поняла, что телевидение – это мое. Руководство оценило мои достижения и дало мне новый шанс – вести утреннюю программу. Первый мой эфир, признаюсь, был ужасный. После него мне позвонила Ирина Александровна и говорит: «Ну-у… что ж, Ляйсюшечка… Зато ты улыбаешься красиво». (Смеется.)  

И я поняла, что мне еще работать и работать. Теперь все чаще слышу, что по утрам на меня хочется смотреть и у меня появился свой стиль. Этот комплимент дорогого стоит».  

Сейчас вы блистаете еще и в «Танцах со звездами» на телеканале «Россия 1»!  

Ляйсан: «Ну, блистать я начала совсем недавно. А первое время очень переживала. Как-то не привыкла я быть на последнем месте. И с партнером не заладилось – непонимание на тренировках выливалось в неудачный танец. Члены жюри это видели и замечания делали не мне, а ему. Его реакция была странная – все были виноваты:  жюри не понимает в танцах, а я неспособная в принципе... Но как только мне поменяли партнера и со мной в пару встал Леша Мазурин, я вдруг сразу оказалась способной ученицей. Он поставил потрясающий медленный вальс под саундтрек к фильму «Тегеран-43» «Вечная любовь». Я посвятила его именно большой любви, которую я жду. И мы стали первыми. Так что дальше уже все зависит только от меня».