«Кто–то считает тщеславие пороком, но для меня оно всегда было стимулом»
В Минске он гость нечастый. Но возможность прогуляться по городу без опасности оказаться в осаде фанатов, поклонников и просто его узнавших представляется только здесь. Потому что по ту сторону Атлантики даже после ряда обидных и громких поражений Андрей Орловский — звезда. Настоящая. С поклонниками, телохранителями, деньгами и прочими атрибутами той жизни, которую куда чаще видишь по телевизору, чем за окном. Жизни, которую Орловский прожил от взлета в 2004–м до болезненного падения в 2008–м и возвращения, о котором он заявил в августе, когда впервые за почти четыре года одержал победу, нокаутировав американца Рэя Лопеса.
«Я здесь словно в другом измерении»... Рассказывая о «той» и «этой» жизни, Андрей оценивающе и немного насмешливо сверлит меня глазами, и я ощущаю, как, оказывается, было неуютно вставшим на пути белоруса «плохим парням» из фильма «Универсальный солдат», четвертая часть которого выходит на экраны в следующем году. А заодно и каждому из тех соперников, которым пришлось выдерживать взгляд Питбуля в «восьмиугольнике» и которые в конечном итоге остались лишь отметками в боевом «рекорде» одиннадцатого чемпиона–тяжеловеса серии UFC и одного из самых известных бойцов ММА. Актер, боец, герой компьютерных игр и детских игрушек, которые заняли свои места на полках тысяч мальчишек по всему миру! Как все это может уживаться в обычном парне из Бобруйска, представить сложно. И эта невероятность лишь добавляет интриги нашей беседе.
— Я вот сейчас вспоминаю, как когда–то уезжал в Штаты, — Андрей отправляется к самому началу своей карьеры, когда он в 1999 году дебютировал на профессиональном ринге, а затем отправился покорять Америку. — У меня была единственная цель — я хотел завоевать мир. Я по натуре максималист. «Полцарства» меня не устраивает, и на половине пути не останавливаюсь. Точно с такими же чувствами я воспринял потом свое падение. Правильно ведь говорят, что человеческими поступками управляют любовь, корысть и тщеславие. Кто–то считает тщеславие пороком, но для меня оно всегда было стимулом.
— Есть какие–то границы у этого чувства?
— Каждый определяет их сам. Я, например, никогда не скрывал, что хочу быть на вершине мира. Но при этом никогда не был «звездным». Я люблю, когда обо мне говорят, но я не хожу по улице с задранным носом. Да, я стал чемпионом, меня заметили, стали приглашать сниматься в рекламе, участвовать в каких–то шоу... Но при этом я понимаю, что фанаты тебя боготворят до того момента, пока ты не опустишься с вершины. И тогда они же тебя могут просто втоптать в грязь. Я прошел через это.
— Насколько больно падать, когда взлетел так высоко?
— Когда вдруг оказался не нужен, я... разочаровался. Был ведь период, когда выстраивалась очередь тех, кто хотел пойти со мной погулять. И я выбирал, кого «осчастливлю» сегодня, кого завтра, а кого — в пятницу. Я не о девушках говорю — просто очень для многих было просто «кул» пройтись рядом с Орловским, засветиться вместе на какой–то вечеринке, сфотографироваться... С другой стороны, мне все это было безразлично — я многих даже по именам не знал.
— Тогда для чего тебе были нужны эти выходы?
— Друзья, друзья друзей, какие–то знакомые, за которых очень просили... У меня на 30–летии гостей было человек 140, и половину я вообще не знал. «Можно, я с друзьями приду?» — «Да, пожалуйста!» Из всего этого я помню в результате лишь то, что с каждым пришлось выпивать и закусывать пельменями — в русском ресторане ведь гуляли! Об этом «фестивале» потом еще два года говорили и до сих пор спрашивают, как я собираюсь отмечать 33–летие? А потом все закончилось. Я проиграл один бой, второй, третий... Ряды желающих засветиться рядом заметно поредели. Я не знаю, сколько моих фанатов осталось в Беларуси или России, но тех, кто не отрекся от меня в США, я очень ценю. То, что я по–прежнему в обойме, то, что меня даже после не самого лучшего периода в карьере хотят приглашать различные бойцовские организации, — во всем этом немалая заслуга болельщиков. В Америке нужны те спортсмены, которые нужны зрителям. С другой стороны, я ведь тоже никогда никому не отказал в просьбе сфотографироваться или расписаться на чем–то. Помню, в одном из боев я сломал руку и потом еще два часа стоял и раздавал автографы. Так что баш на баш.
— Ты не считаешь, что во всех этих отношениях с болельщиками есть большая доля саморекламы?
— Это очень тонкий момент. Потому что сами понятия о пиаре в Америке и Европе очень отличаются. В США если ты побеждаешь, то популярность приходит к тебе сама собой. Нужно просто не оступиться. Все ведь знают такие примеры, когда спортсмены, допустим, садились пьяными за руль, их останавливала полиция, начинались разбирательства, а то и драки... В какой–то мере это тоже можно считать пиаром, но корпорациям, которые занимаются продвижением единоборств и бойцов, такие истории точно не нужны. Там заботятся о репутации, и, наверное, поэтому ММА — молодой вид спорта — уже сейчас на равных конкурирует с традиционными американскими лидерами: хоккеем, баскетболом, бейсболом и американским футболом. И поэтому нужно отдавать себе отчет в том, что, каким бы зверем ты ни был в «восьмиугольнике», это поведение совершенно не нужно переносить в обычную жизнь.
— Тебе удается в полной мере сбрасывать с себя образ неистового Питбуля?
— Я уж точно не пойду ни с кем драться в клубе. От того, что я кому–то сломаю челюсть или выверну руку, я все равно потеряю больше. Лучше вызову полицию. Тем более что опыт уже есть — провоцируют постоянно.
— Даешь повод?
— Нет, просто для многих это круто — подраться в баре с Орловским. Поэтому, когда я иду гулять, со мной обязательно идут два здоровых литовца или чернокожих парня. Секьюрити, которых я нанимаю на пару часов. Это не капризы — необходимость. Представь, что может быть, если кому–то удастся все–таки меня спровоцировать или чего доброго вообще «навалять» в пьяной драке!
— Такое возможно?
— В Америке есть даже шоу, в котором любой желающий может бросить вызов профессиональному спортсмену. Обычно в нем участвуют «плохие парни», которые всех достают в своем районе или колледже. И были случаи, когда спортсмены проигрывали. А в ночном клубе и вовсе ума большого не надо: возьмут бутылку, ударят по голове, а потом фото в газете... А преподнести такую историю можно как угодно.
— Кто следит за твоим имиджем?
— В основном сам. Я был первым из бойцов ММА, кто начал надевать костюмы на разнообразные мероприятия, сегодня все надевают костюмы, и меня это бесит. Я был первым, кто начал использовать капу с зубами питбуля, а сегодня у всех на капах или надпись, или пасть какая–нибудь... Я был первым, кто открыл свой интернет–сайт и начал проводить онлайн–конференции с болельщиками, которые на протяжении часа задают мне любые вопросы, — сегодня это также повсеместно. Мне постоянно приходится придумывать что–то новое. К счастью, во–первых, у меня есть вкус и воображение, а во–вторых, в последнее время часть этих обязанностей легла на плечи моей девушки. Когда она начала меня учить — сегодня на телешоу надень вот это, завтра на встречу вот это, — меня это бесило. Как это: мне кто–то указывает?! А потом начал замечать, что люди обсуждают мою внешность: дескать, у Орловского был такой–то костюм или модная жилетка... В конце концов, я ведь тоже не всегда бываю прав.
— Кого считаешь своим главным соперником?
— Сегодня я не в том положении, чтобы выбирать. Да и никогда не выбирал. Мне нужно побеждать в каждом бою с любым соперником, чтобы карабкаться на вершину. Но если уж начистоту, то мне хотелось бы еще раз встретиться со всеми, кому я проиграл. Но если раньше решение, драться или нет с тем или иным соперником, я принимал единолично, то теперь я советуюсь с тренерами. И если тренер, допустим, скажет, что к бою с Емельяненко я пока не готов, я послушаюсь совета.
— А как относишься к тем, кто говорит, что Орловскому пора на пенсию?
— Раньше я к подобным заявлениям относился болезненно. Рвался опровергать их, что–то доказывать. Потом позвонил одному из наиболее авторитетных тренеров ММА Грегу Джексону и прямо спросил: «Ты веришь, что я смогу вернуться?» Он мне сказал: «Я могу сделать тебя чемпионом!» Тогда я уволил своего наставника, который за моей спиной распускал слухи о том, что я ни на что не способен, нанял Джексона, сократил свою команду до 3 — 4 человек... Раньше ведь со мной человек 30 ездило и вне зависимости от результата боя каждый получал бонусы. Получалось, что выигрывали все, а проигрывал только я. Сейчас я стал рациональнее, сдержаннее. И к слову, 5 ноября, когда я победил Трэвиса Фултона, мой тренер впервые был доволен моими действиями. Многие говорили, что бой был скучным, но я просто делал то, что мне говорил тренер, и, если бы я был таким же дисциплинированным во время боя с Емельяненко, Харитоновым или Сильвой, все сложилось бы иначе. В Америке Федор Емельяненко стал уже абсолютно неинтересен. Я там куда популярнее. А значит, если я не повторю прежних ошибок, у меня обязательно будет шанс вернуться!