ПРИ ПОДДЕРЖКЕ АНТАНТЫ

Умиротворяющая позиция России была расценена польскими правителями как явный признак слабости. А раз так, они стали готовиться к войне удвоенными темпами — нельзя ведь упускать выгодный момент! Но прежде Пилсудский решил замаскировать свои приготовления к агрессии «внезапным примирением» с Советами — в точности так поступит и Гитлер, только 20 лет спустя, подписав с Советским Союзом маскирующий пакт Риббентропа — Молотова. Не осознавая, что создает исторический прецедент, который потом обернется против самой же Польши, Юзеф Пилсудский 27 марта соглашается на переговоры с Советской Россией и тянет их буквально до дня нападения…
На рассвете 25 апреля одновременно с 30-тысячной армией барона Врангеля на юге России польские войска перешли границу страны на северо-западе. 65 тысяч польских солдат и офицеров, 15 тысяч петлюровцев, а также две дивизии националистов из Галиции наступали на фронте от Припяти до Днестра. Захватчики быстро прорвались в глубь Украины, потому что советская сторона просто не ожидала такого коварства от вчерашних «переговорщиков». Лишь спустя три дня, 28 апреля, Политбюро ЦК РКП(б) сформировало план отражения польской агрессии, подготовленный Реввоенсоветом республики. Главный ответный удар должны были нанести войска Западного фронта, созданного в той части Беларуси восточнее Минска, ко­торую белополяки не успели захватить в феврале 1919 г. Этот фронт возглавил М.Н.Тухачевский. С юга вспомогательный удар наносить должен был Юго-Западный фронт — в направлении на Брест. По решению ЦК РКП(б) в военный совет этого фронта вошел И.В.Сталин.
Вот тогда будущий «великий кормчий» воочию увидел ужасы отступления на западе, и эти видения уж точно мучили его и в 1940-м, и весной 1941-го! О зверствах и преступлениях польских захватчиков в огненном 1920-м не было составлено скрупулезной отчетности — уж слишком стремительно развивалось советское отступление, чтобы успевать еще и писать какие-то бумажки. Но современный читатель может себе легко представить, как «геройствовали», например, мстительные украинские националисты, ведомые «бандитом Петлюрой» (по определению Форрин Оффис), который почувствовал «союзное плечо» белополяков. А мстительность петлюровцев распалялась тем обстоятельством, что 6 мая вместе с белополяками им удалось захватить Киев — город, из которого только за последний год их вышибали дважды! И «панували» они в нем вместе с поляками более месяца!
Только 14 мая Красная Армия смогла начать контрнаступление. Первыми удар нанесли войска Тухачевского, т.е. Западного фронта, но достичь успеха не смогли. В результате к 8 июня фронт топтался все на той же линии. И лишь решительными действиями Юго-Западного фронта, который был укреплен Первой Конной армией Семена Буденного, срочно снятой с далекого Кавказа, плачевная ситуация была переломлена. Войска фронта перешли в наступление 26 мая, а 5 июня Первая Конная армия прорвала польскую оборону. К 12 июня был освобожден Киев. 20 июня советские войска вышли на линию Житомир — Бердичев — Казатин — Винница.
Польский фронт находился на грани развала. К тому же в тылу у поляков значительно активизировались украинские и белорусские красные партизаны. Открылась реальная возможность уничтожить агрессора в его логове (опять же, как в 1944-м!), обеспечить приход там к власти дружественного правительства и тем самым раз и навсегда устранить угрозу Советской Украине и Беларуси. Ведь стало ясно: до тех пор, пока у руля Польши находится Пилсудский, который откровенно заявлял, что нападение на большевиков в любое время и в любом месте всегда было его политикой, на советско-польской границе спокойствию не бывать.
Однако переход Красной Армии через границу, кстати, совершенно законный, ибо был спровоцирован самим агрессором, взявшим на себя ответственность за все последствия развязанной им же войны, был, скорее, продиктован логикой боя, нежели большой политикой. Для советского руководства он оказался неожиданным и даже спровоцировал некоторый раскол в политбюро. Ленин почувствовал, что политическая линия вдруг вынуждена следовать за военной, а это опасно, и посему в какой-то момент стал с подозрением относиться к бравурным реляциям Тухачевского. Уже через некоторое время он высказался в том духе, что степень воодушевления, с которой польское население встречает Красную Армию, возможно, и преувеличено. Как в воду глядел! Еще ближе к истине оказался Сталин, просто потому что был непосредственно на фронте. Он говорил тогда: «Громадное большинство населения прилегающих к Польше районов (Белоруссия, Литва, Россия, Украина) состоит из непольских крестьян, терпящих гнет польских помещиков. Поэтому лозунг советских войск «Долой польских панов!» находит мощный отклик среди большинства населения указанных районов». Но тут же предупреждал: «Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться».
Между тем Тухачевский уже начал «марш на Варшаву». А Каменев и Троцкий требовали от Сталина передать в его распоряжение еще и Первую Конную армию Буденного — Сталин ее не дал. И тем самым фактически спас основную ударную силу Красной Армии от окружения и гибели.
Головокружение от успехов, случившееся в штабе Западного фронта, поставило под угрозу не только контрнаступление, но и всю оборонительную кампанию. Передовые части и соединения красных оказались оторванными от своих тылов, а их обеспечение, а также связь между ними — нарушенными. Это создавало реальную угрозу, что контрнаступление, в конце концов, захлебнется, и тогда маятник военной удачи может качнуться в обратную сторону. Однако пока все говорило в пользу Тухачевского…
Испуганная Антанта вынуждена была срочно ввести в действие план по спасению своей марионетки, оказавшейся на краю гибели. А спасать было от чего. Действительно, в случае разгрома варшавской группировки Красной Армией судьба Пилсудского была бы предрешена. Ведь даже Варшавский военный гарнизон находился на грани восстания. Среди его солдат вовсю гуляла листовка, выпущенная Варшавским Советом солдатских депутатов и названная «Солдаты отвечают Пилсудскому». В ней говорилось: «Уже близится час, когда мы, солдаты, вместе с трудящимися города и деревни направим всю нашу силу против тебя, против твоих офицеров, против всей шляхетско-капиталистической своры в Польше. Тогда наступит конец преступной войне, конец твоей постыдной роли».
Первое, что было сделано Антантой, — оказана финансовая помощь в деле мобилизации в течение июля-августа 320 тыс. резервистов из глухих деревенских районов, а также в их вооружении и немедленной отправке на фронт. 5 июля 1920 г. в бельгийском Спа открылась конференция государств Антанты. На ней был заслушан официальный доклад польского правительства и принято решение немедленно спасать Пилсудского.
Вот тут советская власть получила первый урок «британского мирного посредничества». 12 июля министр иностранных дел Англии Керзон направил Советскому правительству ноту-ультиматум. От лица Антанты Керзон требовал остановить наступление Красной Армии на линии, которая затем получила его имя, а именно: Гродно — Немиров, Брест-Литовск — Устилуг, затем восточнее Перемышля и до Карпат. Эта линия в основном соответствовала восточной этнографической границе Польши и проходила значительно западнее той, которую предлагало Советское правительство в своих мирных целях начала 1920 г. Данный пункт в содержании ноты выглядел явной уступкой советской стороне, хотя по сути таковой не был, ведь красные части теперь могли нарисовать и другую конфигурацию советско-польской границы. Далее следовали угрозы. И главное, совершенно неприемлемое требование немедленного перемирия с Врангелем и предоставления последнему свободных проходов обратно в Крым. Становилось ясно, что нота Керзона нацелена лишь на затягивание конфликта в стратегическом плане и на то, чтобы выиграть время для Пилсудского — в тактическом.
Да и сам польский диктатор, почувствовав в Спа неослабевающую западную поддержку, дерзнул отказаться от «скромных» предложений Керзона и при помощи Антанты неожиданно бросил в контрнаступление накопленные за время обмена нотами новые армейские силы. Части же Тухачевского были измотаны, его авангарды оторваны от тылов, и Пилсудский с легкостью совершил бросок не только на глубину в 400 км, но и вновь очутился на территории Украины и Беларуси. А более 85 тыс. красноармейцев попали в плен.
О том, чтобы ответить ударом на удар, не могло быть и речи — силы красных оказались исчерпаны, мало того, над ними снова нависла угроза потери всей Украины. Но и Пилсудский выдохся. В этот момент шаткого равновесия для Москвы главным было выиграть время, перегруппировать силы. 22 сентября 1920 г. Ленин утверждал: «Если нам суждена зимняя кампания, мы победим, в этом нет сомнения…». Но шанса отыграться и спасти советских военнопленных Москве не дала Антанта. В Балтийское море демонстративно вошел английский флот, создавая недвусмысленную угрозу Петрограду. До сих пор неизвестно, было ли это дорогостоящим блефом, или Лондон и вправду готов был начать вторую волну интервенции, однако бесспорно одно: Рижский мирный договор между Польшей и Россией подписали буквально под дулами главных корабельных калибров британских линкоров. Оттого и условия Рижского договора оказались столь унизительными для России и не позволили даже поднять вопрос о судьбе советских военнопленных.
Судьбу русских, белорусов, украинцев, честно выполнивших свой воинский долг, но оказавшихся в плену, англичане и французы отдали в руки поляков. Польские власти могли напрямую передать военнопленных советской стороне, могли интернировать их через сопредельные страны, в конце концов, могли просто по-человечески обращаться с ним в концлагерях. Но Пилсудский предпочел иное — и тысячи и тысячи советских военнопленных мученически исчезли с лица земли. Словно канули в «черную дыру истории»…

Вадим ЕЛФИМОВ