Олег Кулик: Стиль художников 90-х сейчас совершенно неприемлем

Источник материала:

Москва, 6 июля. Залы «Винзавода» в российской столице отдали молодым художникам. Работы 20 авторов из России, Украины, Германии и Швейцарии расскажут зрителю, как многие вещи прочно связаны с местом, для которого они созданы или где они находятся, сообщает корреспондент телеканала «МИР 24» Рамаз Чиаурели.

Но наше внимание было приковано не к объектам, а к одному посетителю. Икона современных креативщиков Олег Кулик пожаловал на «Винзавод», чтобы оценить творения последователей. В 90-ых гг. он совершал экстремальные художественные подвиги, представал в виде собаки и шокировал случайную публику. Сейчас Кулик - солидный художник, который, кажется, не имеет отношения к тем необычным опытам. Мы поговорили и о выставке, и о современном искусстве в целом.

Олег Кулик родился 15 апреля 1961 года в Киеве. В 1979 году окончил Художественную школу, а в 1980 году - Киевский геологоразведочный техникум. С 1986 года живет в Москве.

Кулик - основатель и ярчайший представитель так называемой «зоофрении». Обличая угнетение человеком животных, художник показывал могучие силы и духовную красоту последних.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Манифеста 10»: сближение Востока и Запада

Он - постоянный участник ведущих мировых выставок - бьеннале в Венеции, Стамбуле и Сан-Паулу, выставок в Париже и Вене, Барселоне и Киото, Нью-Йорке и Кельне. Кулик также известен своими перформансами, в которых представал в образе «человека-собаки», и инсталляцией «Теннисистка».

- Здравствуйте, Олег. Мы с Вами находимся на выставке «Одно место рядом с другим». И для начала расскажите о Вашем отношении к этой выставке. Какова Ваша роль?

О.К.: Моя роль здесь минимальная. Просто восемь лет назад я тоже делал здесь проект, который назывался «Верю», и который открывал некую новую визуальность. И тогда наш круг, такой художественный, авангардный, радикальный, довольно настороженно воспринял это высказывание. И позитивно одновременно, как нечто сказочное, небывалое.
Вот проходит 8 лет и здесь куратор, Анастасия Шавлохова, юная девушка, которая очень много училась на Западе, вдруг посмотрела на русское искусство немного по-другому - как на пустое поле, поле осмысленного личностного высказывания. Тут есть переживание, а не какое-то производство культурных знаков: а вот это наш русский поп-арт, а это наш русский оп-арт, а это наше видео.

- Здесь, на этой выставке, собраны работы молодых современных художников, Вы тоже современный художник. Но в чем Вы видите разницу между тем, что делают они, и тем, что делали Вы?

О.К.: Они во многом отталкивают и даже противопоставляют себя нам. Мы были чрезмерно излишни и чрезмерно эмоциональны. Мы требовали непосредственного контакта, мы отбросили любые комментаторские рамки, в отличие от московского концептуализма и всех его предшественников, которые придумывали разные «измы». Мы придумывали просто уличное действо: нужно выйти и сделать здесь и сейчас – художник, место, произведение.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Что такое современное искусство и какие в нем бывают «инновации»

Художник, который жил в подполье, те художники, к которым мы принадлежим, это была такая некоторая плесень. Она должна была выдержать испытание солнцем, испытание реальностью. И поэтому какие-то жесты, может быть, были более дикие - завоевание пространства. Мы ни с кем не воевали, мы делали радикальные жесты в пустыне, чтоб вообще хоть что-то возникло, это был глас вопиющего в пустыне, когда ты кричишь: «Пошли все в задницу!», когда никого нету это не оскорбление, это просто счастье, радость жизни, что ты вообще не сдох и тебя эта реальность не засосала.
Другое дело вежливое, корректное общество, которое образовалось в России в нулевые, десятые годы, и тем более, сейчас. У нас есть все структуры: у нас есть музеи, и у нас есть коллекционеры, у нас есть ценители. И поэтому тот стиль, который был в 90-е гг., сейчас совершенно неприемлем.

- 90-е годы были вашими, когда Вы активно выставлялись, а потом как-то ушли в тень? Сейчас вторая волна. Это сознательно?

О.К.: Вот как раз в нулевые очень много изменилось для меня, и для пространства, в атмосфере. И стечение обстоятельств, что я оказался на Востоке. И это путешествие затянулось, затянулось настолько, что когда я вернулся лет через 7-8, и попал в совершенно другую реальность. Это было потрясающе. Я и так за свою жизнь не раз оказывался в ситуациях невероятных. Но тут это была самая сильная перемена.
Я вернулся в Советский Союз. Уезжал - еще кипела такая история, перестроечно-горбачевско-ельцинская. А вернулся в такой жесткий, ледяной дворец с красной звездой.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Выкса растворилась в ART OVRAG http://mir24.tv/news/society/10737938

- Что Вы готовите? Какие высказывания?

О.К.: Творческие планы: я все-таки решил сказать о главном. Хватит. Надо сказать, что находится в центре всей проблематики, и современного искусства, и современной политики, современной идеологии, даже современной архитектуры. Какой-то заколдованный такой пучок, то, что называется русский народ, русская ментальность или русская идея. И начать я хочу с Мавзолея Ленина. Рассмотреть эту конструкцию очень беспристрастно, весь этот флер отстраненно, не осуждая, не оценивая.

- Снаружи? Или изнутри?

О.К.: Со всей сторон. Что это есть и снаружи, и изнутри. Посмотреть на последствия, на реальности, на то, что происходит. Потому что слишком много это эмоций вызывает, слишком много каких-то помех, чтобы это увидеть как-то по-другому. Мне кажется, что там кроется какая-то загадка и какая-то разгадка соответственно. Для меня это как принцесса, которую нужно поцеловать. Но принцесса выглядит чудовищно, ее никто не любит, никто не видит. И она поэтому уснула - от этой тяжести, от этого ужаса, мира, в котором нет любви. Но поцеловать Ленина никому в голову не пришло. А это должна сделать всепрощающая русская душа.