«Все удавшиеся революции удачны по-своему». Насколько протесты в Беларуси похожи на другие восстания

Источник материала:

Все последние дни Европа не отрываясь следит за бурными событиями в Беларуси и пытается, кроме прочего, сравнить их с другими демократическими революциями в регионе в последние двадцать лет, чтобы понять, чего ждать дальше. Режим, построенный Александром Лукашенко, сильно отличается от того, что было в других странах, но даже вспомнить эти отличия может быть вполне полезно.

В последние двадцать лет власть в результате массовых выступлений менялась в нескольких странах региона: Сербии, Грузии, Украине (дважды) и Армении.

Русская служба Би-би-си решила сравнить эти революции по пяти пунктам: наличие организованной оппозиции и/или раскол правящей элиты; социальная, региональная, этническая база протестов; геополитический аспект — ориентация и правителя, и его противников на условный Запад или условный Восток; степень авторитарности режима; готовность власти применить насилие.

Смена власти — или попытки смены власти — в результате массовых протестов в этом веке случались и в других странах: в Кыргызстане, Турции, Тунисе, Египте, Венесуэле, Боливии, Ливии.

В Беларуси до нынешних президентских выборов организованной и сильной оппозиции не было: «поле вытоптано» годами репрессий, новые структуры формировались по ходу предвыборной кампании, а теперь формируются по ходу протестов. Влиятельных магнатов или политиков, перешедших в оппозицию лидеру, тоже не видно.

Независимой социологии в Беларуси нет, потому нет и надежных оценок, кто протестует против Лукашенко, но по поступающему из страны валу сообщений можно предположить, что протестуют представители всех слоев, кроме чиновничества и силовиков.

Геополитический фактор в протестах пока отсутствует: протестующие и не помышляют о разрыве теснейших связей с Россией.

По степени репрессивности и готовности к насилию Беларусь Александра Лукашенко — далеко впереди других восточноевропейских стран, где пытались свергнуть или свергали разонравившегося правителя.

Для тех, кто хорошо помнит восточноевропейские революции, совершенно ясно, что они сильно отличаются от того, что происходит в Беларуси — и главное отличие в том, что все эти страны не были и близко столь жесткими автократиями, как Беларусь при Лукашенко. Похожие черты можно найти разве что у режима Слободана Милошевича.

Армения — 2018

Протесты в Армении в марте-апреле 2018 года начались после того, как президент Серж Саргсян, отслужив два положенных срока, решил остаться у власти, пересев в кресло премьер-министра.

Оппозиция в Армении на тот момент была сильной, организованной и хорошо представленной в парламенте. Сам лидер протестов, Никол Пашинян, был депутатом парламента и одним из руководителей оппозиционного политического альянса «Елк» («Выход»).

«Был центр, был лидер, был человек, за которым шли люди и который явственно управлял всем процессом. В этом смысле Армения, конечно, очень сильно отличается от Беларуси, потому что в Беларуси все происходит сетевым образом», — рассуждает бывший журналист Би-би-си, а до недавнего времени — глава Общественного радио Армении Марк Григорян.

Социальная база протестов была достаточно широкой. Катализатором процесса выступила обычно аполитичная городская молодежь, вспоминает Марк Григорян, но очень скоро к ней присоединились другие слои населения. Опросы показывали, что Саргсяном и его правительством недовольно подавляющее большинство армян.

Геополитической переориентации Армении в результате смены власти не произошло и не могло произойти: Россия — единственный союзник Армении, которая зажата между враждебными Азербайджаном и Турцией. Именно поэтому, как полагают многие российские комментаторы, Москва необычно спокойно отнеслась к этой очередной «цветной революции» на постсоветском пространстве.

Что касается авторитарности и готовности к репрессиям, то, по мнению Марка Григоряна, Саргсян был достаточно демократичным правителем, к тому же страна и конкуренты не позволили ему сдвинуться в сторону жесткого авторитаризма: как только Саргсян захотел остаться у власти, он тут же был свергнут.

По ходу протестов были небольшие столкновения с полицией, а Пашинян был арестован — но тут же отпущен, и в целом все прошло довольно мирно.

«То, как это произошло, говорит в том числе о лидере. Потому что когда Серж Саргсян увидел, что слишком много людей вышло на протест против него, он сразу же ушел. /…/ В Армении случаи какого-либо насилия можно было пересчитать по пальцам одной руки. Это была действительно мирная революция», — говорит Григорян.

Украина — 2014

Противники президента Виктора Януковича обвиняли его в том числе и в намерении построить авторитарную систему, похожую на российскую, но в 2013 году, к началу Евромайдана, и тем более в 2004 году, во время первого, мирного «оранжевого Майдана», Украина была если и не полноценной демократией, то во всяком случае страной с очень плюралистичной политикой.

Украинская оппозиция была легальной, организованной и сильной. Партии «Батькивщина» Юлии Тимошенко (сидевшей на тот момент в тюрьме), «Свобода» Олега Тягнибока, УДАР Виталия Кличко были представлены в Верховной раде, а кроме них в организации восстания принимали участие десятки легальных партий и организаций. Почти все лидеры Майдана были депутатами парламента, а многие побывали во власти, в том числе и при президенте или премьер-министре Януковиче.

Арсений Яценюк был в разные годы министром экономики, министром иностранных дел и спикером Верховной рады. Юрий Луценко был министром внутренних дел при президенте Викторе Ющенко. Миллиардер Петр Порошенко был министром иностранных дел при премьере Юлии Тимошенко и обоих президентах, а также министром экономики при президенте Януковиче.

Как отмечают украинские политологи, у Майдана были и политические лидеры, представительство в парламенте, контакты с властью и силовое крыло во главе со своими лидерами типа Дмитрия Яроша — у белорусского же протеста ничего этого нет.

«На Майдане было три политика, которые коммуницировали с властью [Яценюк, Тягнибок, Кличко]. Тихановская же пытается постоянно вести миротворческие речи, призывает остановить насилие. Это не дает ей моральной возможности представлять протестующих, как бы они сами того не хотели», — сказал Би-би-си украинский политолог, глава аналитической группы «Левиафан» и бывший активист Майдана Николай Мельник.

Кроме того, Майдан открыто или тайно поддержала часть украинских олигархов (включая Порошенко): некоторые опасались, что правящая Партия регионов отберет их бизнес, у некоторых уже что-то отобрали, и они надеялись вернуть отобранное.

Социальной базой второго Майдана были проевропейски настроенные украинцы, живущие в разных регионах страны, но главной его региональной базой стали целые области Западной Украины, а главной ударной силой — украинские националисты. Жители западных областей «на глазок» составляли не менее половины населения палаточного городка на Майдане незалежности, а решительно настроенные группы националистов своими действиями (на пару с властями) трижды придавали протестам новый импульс и переводили противостояние с милицией на новый уровень.

Геополитический аспект Евромайдана 2013−2014 гг. очевиден: он начался после того, как президент Янукович под давлением Москвы отказался подписывать (официально — отложил подписание) соглашение об ассоциации Украины с Европейским союзом. Все участники Майдана были за тесное сотрудничество с Европой и против вступления Украины в Таможенный союз с Россией.

«Майдан начинался не столько против Януковича, сколько против его геополитического вектора», — напоминает Николай Мельник. Белорусский же протест, по его оценке, наоборот, геополитического вектора не имеет, а направлен против личности Лукашенко.

Стать авторитарным правителем Виктору Януковичу не позволили обстоятельства, но в поползновениях к тому, чтобы подавить оппозицию и править бесконтрольно, его обвиняли.

Став президентом, Янукович отправил в тюрьму свою соперницу на выборах Юлию Тимошенко (на 7 лет по обвинению в превышении власти при заключении газовых контрактов с Россией; освобождена после победы Майдана) и бывшего министра внутренних дел Юрия Луценко (на 4 года за «присвоение имущества», ЕСПЧ признал дело политически мотивированным, и Янукович помиловал оппонента).

Кроме того, Украина обогатила русский и другие языки словом «титушки», которое означает крепких молодых людей, нанятых властью (или еще кем-либо) для того, чтобы нападать на акции оппозиции.

Тем не менее, пойти на крайние меры и разогнать Майдан силой (очевидно, пролив при этом много крови) Янукович и его окружение не захотели или не смогли. После победы Майдана новая власть обвинила его в том числе в организации массового убийства, но, судя по всему, 18−20 февраля, когда погибло большинство из 106 жертв столкновений, события уже просто вышли из-под его контроля, и сражение бойцов Майдана с милицией развивалось по собственной логике.

Грузия-2003

Грузинская «революция роз» произошла после парламентских выборов 2 ноября 2003 года. Центризбирком объявил, что относительное большинство на них получили блок «За новую Грузию» президента Эдуарда Шеварднадзе и его союзники, но оппозиция, опираясь в том числе на данные экзитпола и оценку наблюдателей от ОБСЕ, заявила о нарушениях и подтасовках — и начались массовые протесты. Через 20 дней протестующие во главе с Михаилом Саакашвили с розами в руках захватили здание парламента, еще через день Шеварднадзе ушел в отставку.

«В 2003 году в Грузии была очень организованная оппозиция, — вспоминает политолог Гела Васадзе, — причем это была оппозиция, которая вышла из системы».

Все три лидера протестов занимали высокие посты при Шеварднадзе: Михаил Саакашвили был министром юстиции, а на момент революции — председателем городского парламента Тбилиси, а Зураб Жвания и Нино Бурджанадзе в разное время занимали пост спикера парламента.

Лидеры опирались на сильные партии. Кроме того, в Грузии была развитая система независимых общественных организаций, сыгравших важную роль в организации протестов.

Социальная база протеста была очень широкой, говорит Гела Васадзе.

«Такого пролетариата, как в Беларуси, у нас не было — не были сохранены заводы, но от мелких торговцев, водителей маршруток, до так называемого креативного класса и, конечно, представителей неправительственных организаций — то есть, это была довольно широкая база. А на стороне Шеварднадзе не осталось даже административного ресурса, потому что большинство бюджетников тоже были за перемены», — вспоминает политолог.

Грузия тогда была в тяжелом экономическом кризисе, который в массовом восприятии усугублялся коррупцией, беззаконием и проблемой отколовшихся Абхазии и Южной Осетии и полунезависимой Аджарии под руководством Аслана Абашидзе. Шеварднадзе руководил страной уже 10 лет, и большинство населения разуверилось в его способности что-то изменить.

Геополитический вектор «революции роз» задним числом выглядит однозначно: к власти пришел человек с ярко выраженной прозападной, даже проамериканской позицией — Михаил Саакашвили. Но и Эдуард Шеварднадзе — соавтор перестройки, министр иностранных дел СССР при Михаиле Горбачеве — антизападником ни в коем случае не был. При нем Грузия вступила в программу НАТО «Партнерство ради мира», а затем объявила вступление в НАТО официальной целью своей внешней политики.

С другой стороны, Россия во главе с молодым тогда Путиным поддержала смещение Шеварднадзе (а также Аслана Абашидзе) — их уговорил уйти с постов, а Абашидзе — и уехать из Грузии бывший министр иностранных дел и глава Совета безопасности России Игорь Иванов.

«На тот момент смена власти в Грузии устраивала всех — и Запад, который, собственно, и вырастил птенцов „революции роз“, и Москву, собственнно, тоже — Шеварднадзе как лидер на тот момент не устраивал Путина, и в Москве серьезно думали, что с новыми властями будет проще договориться», — вспоминает Гела Васадзе.

Ни тираном, ни даже автократом Шеварднадзе не был: он не преследовал оппонентов, не душил оппозицию и независимую прессу. Он даже, вполне вероятно, сам ушел бы в 2004 году, когда заканчивался его президентский срок — разве что попытался бы посадить на этот пост верного преемника.

Подавить «революцию роз» силой Шеварднадзе тоже не пытался.

«У него просто не было ресурсов для этого. Все понимали, что ни армия, ни полиция не будут разгонять протестующих. Колоссальная разница с тем, что мы наблюдаем в Беларуси», — говорит Васадзе.

«Перефразируя Толстого: все неудавшиеся революции похожи друг на друга, а все удавшиеся удачны по-своему», — резюмирует политолог.

Сербия — 2000

«Революция 5 октября» — свержение Слободана Милошевича в Сербии (формально — еще Югославии) в 2000 году — была, вероятно, первым в Европе после развала СССР и соцлагеря случаем крушения авторитарного режима в результате мирных протестов.

Одновременно она была первой в новейшей истории демократической революцией, об участниках которой известно, что они пользовались книгами Джина Шарпа, американского политолога, разработавшего «198 методов ненасильственных действий» против власти, которая не позволяет себя сменить на свободных выборах.

Когда Лукашенко, Путин или кто-то еще говорит о таинственных «методичках цветных революций», они, скорее всего, имеют в виду общедоступные книги Джина Шарпа — просто не называют автора по имени.

Несмотря на то, что Милошевича обвиняли в насилии по отношению к оппонентам, давлении на СМИ и фальсификациях результатов выборов, оппозиция в 2000 году в Сербии была вполне жива и энергична, только эти полтора-два десятка партий и движений долгое время не могли ничего сделать с Милошевичем, потому что не могли договориться между собой.

И только когда они сумели объединиться против Милошевича, у них что-то получилось, вспоминает журналист Сербской службы Би-би-си Александра Никшич.

«Главные оппозиционные политические партии объединяло только желание избавиться от него. Самая сильная была консервативной, правоцентристской. Вторая — левоцентристской. Обо всем прочем они никогда бы не договорились. Но тут они договорились о едином кандидате, который мог бы составить конкуренцию Милошевичу», — говорит Никшич.

Этим кандидатом на президентских выборах 24 сентября стал Воислав Коштуница — далеко не самый яркий политик, но зато приемлемая для большинства оппозиционеров и избирателей фигура.

Коштуница выиграл у Милошевича даже по первоначальным официальным данным, но, по тем же официальным данным, ему не хватило 0,04% для победы в первом же туре. Оппозиция обвинила режим Милошевича в подтасовках, на улицах Белграда собрались сотни тысяч протестующих — и добились пересчета голосов. По этим новым подсчетам, Коштуница набрал 50,24% (а Милошевич — 37,15%).

По ощущениям Александры Никшич, социальная база оппозиции в измотанной войнами Сербии состояла примерно на 60% из горожан и на 40% — из сельских жителей; против Милошевича выступили граждане самых разных воззрений — от проевропейских либералов до радикальных националистов.

Движущей силой протестов, помимо оппозиционных партий, была действовавшая по заветам Шарпа и поддержанная фондом Джорджа Сороса молодежная организация «Отпор».

«Они за много месяцев до революции начали устраивать флешмобы, рисовать граффити, проводить рок-концерты и тому подобное, через какое-то время они стали бельмом на глазу у полиции, и та начала их избивать /…/ А когда матери увидели, что их детей избивают и сажают, они поняли, что надо выходить на улицу, — рассказала Никшич. — В итоге если, например, в июне оппозиционный митинг собрал пять тысяч человек, то через два месяца, после того, как избили 200 студентов, на улицу вышли сто тысяч».

Что касается геополитического вектора, то после свержения Милошевича Сербия постаралась наладить отношения с Евросоюзом и Западом в целом, но на момент «революции 5 октября» ни разношерстная оппозиция не была прозападной, ни Милошевич не был особо пророссийским.

Не был Милошевич, по мнению Никшич, и стопроцентным жестким диктатором: «Он стремился контролировать деньги, полицию и в какой-то мере заботиться о, как это тогда называли, социальной справедливости».

Хотя при Милошевиче были и избиения оппозиционеров, даже убийство его критика Ивана Стамболича, а также цензура в государственной прессе и давление на независимую прессу.

«Он, например, не преследовал оппозиционного журналиста за статью — он просто присылал налоговую инспекцию в это издание», — вспоминает Никшич.

Ну и, конечно, нельзя забывать о десятках тысяч погибших в войнах, одним из главных зачинщиков которых был Слободан Милошевич — за что и был через год после революции выдан Международному трибуналу в Гааге.