Хроника пылающей деревни. Крыжановский и ученик Табакова о лучшем белорусском военном фильме

Источник материала:

19 марта в Минске показали отреставрированную версию военной драмы Элема Климова «Иди и смотри». Над реставрацией картины работали около четырех месяцев и потратили на нее от 50 до 80 тысяч долларов (точная сумма не называется). «Рэспубліка» вспомнила, как создавался этот фильм.

Германа Климова, родного брата режиссера, вполне можно считать соавтором сценария и правой рукой Элема Климова. Все девять месяцев он провел на съемочной площадке в Березинском заповеднике, ему было доверено как раз следить за сценарием, вносить туда изменения.

— Элем и Алесь Адамович писали сценарий вдвоем. Сидели некоторое время под Минском, кажется, это было в Раубичах, и пытались произведения Адамовича положить на киноязык. Элема очень поразила «Хатынская повесть». Он, ребенок войны, всю жизнь мечтал снять фильм о тех тяжелых временах, но не находил подходящего сценария. И когда он прочитал еще «Я из огненной деревни», понял, что, если соединить две эти повести, может получиться то, что он давно носил в сердце. Он сам не видел Хатынь, но хотел, чтобы об этом знали и помнили другие.

Все это было в далеком 1976-м, за десять лет до того, как фильм увидели первые зрители. Сценарий Климова и Адамовича получился настолько пропитан ужасом войны, что у руководства Госкино возник вопрос: надо ли такое вообще показывать? Режиссеру предлагали отказаться от страшных сцен, но, по его мнению, тогда бы картина не имела смысла, повторяла то, что уже было сказано другими киномастерами. Цензоры настаивали на своем.

Но Климов слыл неуступчивым режиссером. Да, он занимался другими делами: переделывал свою многострадальную «Агонию», снял документальный фильм о неожиданно трагически ушедшей из жизни жене Ларисе Шепитько и продолжил задуманную ею же киноленту «Прощание» по повести Валентина Распутина. Но идею военного фильма, название которого было «Убить Гитлера», он не оставлял ни на минуту. Верил, придет ее час. И продолжал ходить по высоким кабинетам.

— Хорошо помню, как в 1984-м звонит брат и говорит: «Кажется, я их убедил — фильм будет. Но срочно надо придумать другое название. Через двадцать минут я должен сказать им новый вариант. Герман, придумай что-нибудь!» Я интуитивно потянулся за Библией, открыл «Откровение Иоанна» и увидел там слова «Иди и смотри». Это название утвердили.

Изможденный мальчишка

Режиссеру срочно пришлось собирать новую съемочную группу и заново проводить отбор актеров, ведь мальчишка, которого отобрали для главной роли, за эти годы стал взрослым мужчиной. Как обычно бывает в подобных случаях, дали объявление: для съемок в фильме требуется парень 13−14 лет. К «Мосфильму» выстроилась огромная очередь из школьников. Леша Кравченко (теперь актер МХТ имени Чехова, который возглавлял Олег Табаков. — Прим. TUT.BY) пришел за компанию с другом, мечтавшим о кинославе:

— Режиссер сказал мне: «Твоя мама умерла. Твоя реакция». Моя реакция была через секунду — я бросился к стоявшей в углу тахте и зарыдал.

Так убедительно показать эмоции смогли немногие, поэтому его пригласили в следующий этап. Там Климов показывал хронику, снятую в концлагерях. Конечно, на лице Кравченко был ужас, то же самое творилось и внутри. Режиссер, чтобы отвлечь его от увиденного, предложил чай и торт. Пораженный ужасами войны, Алексей отказался и уже потом узнал, что тем самым прошел проверку на человеческие чувства и стрессоустойчивость от Климова.

После съемок — к врачу

Видео: Трейлеры на русском языке

— Помню, как позвонил Элем и говорит: «Спасай меня! Срочно надо надежное плечо. Предстоит очень сложная работа с актерами — выручай», — рассказывает Владимир Поночевный, который был вторым режиссером на «Иди и смотри». — Я согласился. Хотя понимал, что будет непросто, так как Климов хотел набрать как можно больше непрофессионалов, дескать, простые люди должны по-настоящему сыграть то, что сами пережили. Я не хочу даже называть это массовкой, так как это героические люди, прошедшие все ужасы войны и согласившиеся ради памяти для потомков еще раз пережить эти эмоции. Мне и сейчас тяжело вспоминать, как снималась сцена, где сжигали амбар. Чтобы сделать картину реалистичной, мы попросили войти туда максимальное количество людей. За ними вошел я и стал объяснять, как и что делать — плакать, молиться, кричать, звать на помощь. Вой стоял такой, что становилось действительно страшно. Люди выходили в слезах. Им было непросто заново все это переживать. Непросто было и нам.

Владимир Федорович признается, что все эти месяцы очень плохо спал, кричал по ночам. А после окончания съемок сразу отправился к неврологу, без его помощи уже не мог справиться с тиком и прочими проблемами. Как это переживал Климов?

— Он сжигал себя дотла. Успокаивать его было бесполезно. Для меня было загадкой, где он брал силы и как утром снова появлялся на съемочной площадке, — говорит Поночевный.

Брат еле держался на ногах. Съемки затягивались, я очень опасался за его здоровье и психологическое состояние. За десять месяцев он ни на день не уехал домой и Лешу не отпускал в Москву. После окончания съемок Элем был опустошен, — вспоминает Герман Климов.

Режиссер вопреки всем кинематографическим правилам решил снимать фильм не вразнобой, а в строгой последовательности, чтобы мальчишка понимал, что переживал его герой, и тем самым проникался ужасом войны. Алексей и сейчас хорошо помнит то время:

— Да, я уставал, сидел на диетах, много бегал, чтобы выглядеть изможденным. Но у меня не было нервных срывов, я не мог подвести Элема Германовича. Режиссер понимал, что человек, играющий эту роль, может сойти с ума, поэтому рядом присутствовал психолог, учил меня аутотренингу. Сцену в болоте планировалось играть под гипнозом, но я понял, что хочу сыграть сам, и сыграл ее с первого дубля. Я счастлив, что тот период абсолютно сформировал меня как личность, что потом помогало мне на службе в определенные моменты. И до сих пор у меня есть человек, на которого хочется равняться, — Климов.

Спасибо, Женя, за подсказку

Одну из ролей в фильме сыграл Евгений Крыжановский, который сейчас известен как юморист, а тогда был драматическим актером, служил в Купаловском театре:

— В один прекрасный день мне позвонили с киностудии и сказали, что со мной хочет встретиться Элем Климов. Наверное, он видел меня в каком-то фильме или просто нашел фото в актерской базе «Беларусьфильма». Мне сказали, что фильм будет называться «Убить Гитлера», и дали почитать сценарий. Я не прочитал, но по названию решил, что это будет что-то веселое. Знал, что это будет про войну, главный герой там пацаненок, и почему-то подумал, что планируется что-то типа «Васек Трубачев и его товарищи» или «Миколка-паровоз». И когда Климов спросил, понравился ли мне сценарий, я не моргнув и глазом ответил: «Мне кажется, надо, чтобы было весело, звучал смех».

Он посмотрел на меня очень странно, несколько минут сидел задумчиво. Даже не стал делать со мной пробы, сказал только, что мне позвонят. Если честно, то я сомневался, что мне позвонят. Но через несколько дней сообщили, что я утвержден на роль партизана-чекиста.

Мой персонаж — такой скользкий тип в круглых очочках и с грузинским акцентом — очень похож на Берию. У меня была небольшая роль, всего несколько съемочных дней, в фильме я появляюсь в двух эпизодах. Но в один из дней ко мне подошел Климов и сказал: «Спасибо тебе, Женя, за подсказку». Я был удивлен и не понимал, о чем речь. А потом он мне рассказал, что ту самую страшную сцену — сожжения деревни — помог придумать ему я. Фашистов он сделал веселыми, смеющимися, с гармошкой в руках. От этого сцена приобрела еще более зловещее звучание: страшное дело немцы делали с улыбкой на лице. Съемки мне запомнились тем, что я смог прикоснуться к великому режиссеру и великому фильму. Даже когда я не снимался, всегда стоял рядом с Климовым и наблюдал за его работой. Были моменты, когда у меня, балагура и весельчака, подступал ком к горлу. Такие фильмы, как и сама хатынская трагедия, не стираются из памяти, а заставляют еще больше ценить наше мирное небо над головой.

Теги: Минск