Ромашки под соломенной крышей

Источник материала:

ЛИЦКЕВИЧ Светлана

Неюбилейные заметки, сделанные во время одного небольшого путешествия

Недавно музей народной архитектуры и быта в Строчицах праздновал свое 30–летие. Скромно, без помпы. Впрочем, и дата сама очень условная. Просто в декабре 1976 года было подписано постановление Совмина о его создании. А экспозиция до сих пор не завершена и формируется. Ведь создание скансена подобного масштаба — дело не одного десятилетия. Давайте считать круглую дату лишь отправной точкой, от которой и отправимся в глубь страны и столетий — по былым околицам. А по ходу этого путешествия будем делать некоторые заметки. Прямо на открытом воздухе, по ходу движения. Поехали?

Заметка первая, сделанная еще по дороге

Его называют единственным нашим скансеном, музеем под открытым небом. В мире подобные пасторальные экспозиции — явление распространенное и любимое. У нас же 30 лет назад было дивом дивным. Впрочем, музей первозданного народного быта мечтал создать еще Фердинанд Рущиц. Но, как на грех, идеей этой он увлекся в канун Первой мировой. Потом, в начале 20–х годов прошлого века, многочисленные этнографические экспедиции, утопая в непролазной грязи, отсмотрели множество памятников материальной культуры Виленского, Новогрудского, Белостокского и Полесского воеводств. В 1931 году Рущиц уже договаривается о создании музея под Вильно, куда «переедут» домики из обследованных воеводств. Но и тогда не сложилось...

Лишь в 1976 году вышло постановление о создании музея народной архитектуры и быта.

— Но до настоящего рождения музея было далеко, — вспоминает события 30–летней давности руководитель рабочей группы по созданию Белорусского государственного музея народной архитектуры и быта, а ныне завкафедрой БНТУ Сергей Сергачев. Именно он в свое время отыскал многие раритеты из нынешней архитектурной коллекции. — Нас взяло на обеспечение добровольное общество охраны памятников. Хватало разве что на скрепки. Какое–то время мы даже на иждивении у жен жили, но были полны энтузиазма, верили в то, что создаем нечто исключительное.

...До нынешнего музея от Минска — совсем рукой подать. Всего 4 километра от кольцевой. И серые музейные хатки все больше контрастируют с пряничными коттеджами, обступающими музей со всех сторон. Плата за близость к городу. И от обещанных проектом 220 гектаров музею, скорее всего, останутся лишь уже заселенные 150.

Дороги здесь, как в настоящем селе. Никакого асфальта. В слякоть даже научные сотрудники любой модной обуви предпочитают резиновые сапоги. Да еще и стройка эта у самого въезда в скансен добавляет первозданной прелести. Зато здание строится большое, современное. В три этажа.

— Это что ж такое? Контора новая музейная? — захожу я со своим предположением в одноэтажную избушку с надписью «касса». Между прочим, и библиотека, и касса, и администрация — все здесь «в одном флаконе».

— Увы, это пожарное депо. Любят нас пожарные особой любовью, — вздыхает кассир Светлана Александровна. — Все деревянное. Может вспыхнуть, как спичка. А ведь уникальные памятники...

Директора музея Светлану Локотко мы находим в одной из хат. Телевизионщики снимают программу о быте крестьянской семьи. Пожилой сотрудник музея Николай Иванович, кряхтя, слезает с печки. Кстати, здесь это привычное дело — кем только не доводится бывать музейным научным специалистам: и богом огня Жижелем, и аутентичным «дедморозом» Зюзей, и даже медведем в Камаедицу. А что поделать — народ сейчас жаждет зрелищ. Серых покосившихся избушек, пусть даже очень подлинных и старинных, ему мало. Все это должно жить.

— Вот и к Колядам подготовили интерактивную программу «Удивительный мир народной фантазии», — поясняет директор. — Вы не думайте, вниманием мы не обижены: в выходные, в хорошую погоду, в праздники дел полно — рук на все не хватает. Киношники и телевизионщики очень нас любят — и не сосчитаешь, сколько фильмов здесь было снято.

Заметка вторая, сделанная у почерневших бревен церкви из села Барань

Здесь у каждого
холма стратегическая задача. Вся территория — будто макет страны, повторяющий рельеф и даже особенности растительности: Поднепровье, Поозерье, Понемонье, восточное и западное Полесье, центральная Беларусь.

Мы со Светланой Александровной смотрим с холма на старую мельницу с демонтированным шатром, на покосившуюся деревянную церковь из села Барань Оршанского района. Датируется она 1704 годом, для дерева это — запредельный срок.

— Думаю, дальше идти не стоит, — предупреждает Светлана Александровна. — Там совсем не пройти.

А прикоснуться к древним стенам очень хочется.

— Как можно было дом перевезти? — этот вопрос меня мучает с самого начала.

— В этом вся прелесть дерева. Деревянный дом — будто конструктор. И мы не первые были, кто его разбирал. Срубу ведь полагалось год простоять — просесть, и лишь после этого из него собирали настоящий дом.

До мельницы и церкви мы так и не дошли. Не из–за плохой дороги. Просто в них опасно находиться. Аварийные они. Срочной реставрации просят. Потому как начали их подлатывать еще в начале перестроечных 90–х, да так из–за безденежья и не закончили. А незавершенная реставрация для любого объекта еще страшнее, чем неначатая. В таком состоянии все умирает быстро...

— Это очень сложные объекты. И специалистов по ним у нас нет, — вздыхает Светлана Локотко. — Все наши крыши – в основном соломенные и камышовые, а таких позиций в реставраторских расценках даже не существует. Да и солому в снопы уже не вяжут — в валки комбайном скатывают. К сожалению, из 35 наших объектов 8 — незавершенной реставрации.

Заметка третья, сделанная в придорожной корчме

Наш разговор продолжается там, куда и полагается зайти путнику, продрогшему от прогулки на зимнем ветру. В корчме. Многие годы она стояла пустая. Экскурсоводам приходилось сильно жестикулировать, чтобы напрячь туристическую фантазию, помочь представить, как все здесь было. Кстати, воссоздан подлинный интерьер ХIХ века: дубовые столы, буфет, кленовые лавки. Сейчас корчма работает — сюда пустили арендаторов.

— Чтобы ее приспособить, понадобилось три года, — говорит директор.

Зато теперь здесь подают блюда традиционной кухни и только в глиняной посуде. Что же касается приспособления прочих объектов, то желающих обжить, скажем, уникальные церкви не нашлось. Приходы вокруг небольшие. И о том, что в пустых храмах снова запоют хоры, музейщики лишь мечтают. А надо бы в них жизнь вдохнуть. Средний век деревянной хаты — 100 лет, церквам здешним — по два–три века. Сие долгожительство объясняют тем, что свечи и ладан выделяют антисептические вещества. Но службы в этих церквах не проводились как минимум полстолетия — ведь их и забирали–то из деревень много лет пустующими.

Заметка четвертая, сделанная в старой хате

У каждого дома здесь своя легенда. Вот, скажем, у этого длинного из деревни Садовичи Копыльского района дурная слава. Дескать, хозяин, когда строил, кровью заклятие сделал, что могут в доме жить только его наследники. Судя по тому, что дом просторный и крепкий, жили здесь зажиточно. Во время коллективизации хозяевам пришлось спешно его покинуть. С тех пор, говорят, ни одна семья в этом доме и не прижилась: ссорились, болели, умирали. Когда ученые заинтересовались хатой, она пустовала. Колхоз им с радостью ее подарил.

— Не знаю, как насчет заклятия, я в это не слишком верю, — размышляет Сергачев, — но вот то, что у кровати, в стене, потайная ниша для обреза была выдолблена, — это точно. Хозяин, видать, умел за себя постоять.

Сергей Алексеевич признается, что самый любимый его экспонат — магазин из Глусского района, из деревни Косаричи. Только имеется в виду не лавка, а общественный амбар. Длинное сооружение с проездом по центру. В деревне это был своего рода стабилизационный фонд: скидывались все, а случись у кого пожар, подтопление или лошадь пала, или, того страшнее, кормилец умер, община выдавала помощь из этих запасов.

— Я до сих пор хорошо помню, как мы его отыскали: вечерело уже, уезжать собирались. А потом я его увидел, — вспоминает Сергачев. — Это была последняя постройка такого типа в нашей стране. Признаться, боялись, что нам не дадут ее увезти, — ведь здесь не только были общественный амбар и место свиданий сельской молодежи. Во время войны в этом магазине была своего рода тюрьма. Там пытали и даже расстреливали.

Заметка на прощание

...На Коляды здесь многолюдно. Музейные сотрудники жалуются, что в такие дни и сил на всех посетителей едва хватает, — автобус за автобусом подъезжает. Но это они ворчат не по злобе. Скорее, от радости. Ведь в осенне–зимний период бывают дни и даже недели, когда сюда нога туриста не ступает. И им, влюбленным в эти серые хатки самой преданной любовью, обидно. Но тешат они себя ожиданием лета, когда повсюду зацветут ромашки и вернутся аисты.

— Знаете, у меня вышло более 300 научных статей, книги, брошюры, — говорит на прощание Сергей Сергачев. — Но я очень горжусь именно собранием этого музея, хотя давно уже там не работаю. Ведь многие из этих построек мы просто спасли от тихой гибели...

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".