Мастер Маргарита

Источник материала:

БОБРОВ Сергей, "СБ"

Маргарита Терехова — сложная, тонкая, поистине многогранная актриса. У нее имидж умной и утонченной женщины. Многочисленные влюбленности и романы создали ей славу обольстительной, чувственной колдуньи, обладающей секретом любовной ворожбы. Как и булгаковская Маргарита, она немножко ведьма. Вполне может статься, что пройдет несколько лет и время наше отчаянно заскучает по таким лицам, как Терехова.

В конце августа без шумихи и излишнего внимания актриса отметила юбилей.

— Как нынче работается актрисе Маргарите Тереховой?

— Я уже не только актриса, но и режиссер. Было бы смешно, чтобы сегодня я ждала, что кто–то будет мною заниматься. Те, кто сегодня дорвался до съемок кино, давно имеют тех, кого нужно снимать.

— Складывается впечатление, что для вас главное — сохранять везде и во всем свою независимость в искусстве.

— Это не самое главное. Просто так получается. Я по–прежнему храню верность своему театру Моссовета: сколько раз уходила из него, столько же раз возвращалась. Я благодарна режиссеру Завадскому, что он терпел меня и позволял играть только то, что я сама хочу. Но когда–то Никита Михалков сказал мне удивительные слова: «Тебя все любят. Но если услышишь что–то плохое — это из театра Моссовета...» Я до сих пор не понимаю, — за что? При том, что в театре никто не может похвастаться, что со мной в ссоре.

— Кроме семьи и творчества, что–то вас радует в повседневной жизни?

— Для меня показатель того, что ситуация меняется в лучшую сторону, — то, что люди начинают обращаться к Богу. Площадь перед церковью усеяна иномарками... Когда такое было? Да никогда! Но это же хорошо! Когда я слышу: «Они лицемерят, обращаясь к Богу», — мне всегда хочется сказать: «Но ведь к Богу же! И не нам судить, лицемерно это или нет». Одно то, что люди стали нуждаться в Боге, уже хорошо.

— В одном интервью вы сказали, что кинорежиссуре научились, снимаясь у Тарковского...

— Встреча с Андреем Тарковским была для меня школой такой, что лучше и не придумаешь. С первых же мгновений общения с ним мы попадали в его мир. Я убеждена, что, если бы Андрей Тарковский дожил до 1987 года, до перестройки — момента просветления и появления хоть какой–то свободы, он первым начал бы снимать, ему первому давали бы деньги. А для нас его новые фильмы стали бы нравственным ориентиром и было бы меньше лжи и глупости вокруг.

Он весь был отсюда, из России, «корневой» человек. Я знаю, о чем говорю, ведь я снялась в «Зеркале» — как раз в том фильме, где было про его корни.

— Не так давно вышла книга киноведа Ольги Сурковой с таким залихватским заголовком «Тарковский и Я». Читали?

— Книгу сознательно не покупала. На мой взгляд, все это элементарный паразитизм и зарабатывание денег. Тон воспоминаний таков, будто речь идет о каких–то пьяницах и бандитах. А они, ушедшие, уже и в суд подать не могут.

— По–вашему, почему сам Тарковский и актеры его любимые так рано ушли?

— По сути, их же уничтожали. Долго выдержать было просто невозможно. Зависть. Но как бьет по человеку! Я однажды оказалась свидетельницей обсуждения худсоветом «Мосфильма» «Зеркала». И была потрясена тем, как беззастенчиво, открыто враждебно, будто уже никогда ничего не переменится вели себя выступавшие. И как держался Тарковский. У меня даже осталась запись в дневнике того периода: «Запомни, Рита, этот момент отчаяния. Интересно, что будет дальше?..»

— Что вас тогда спасло?

— Думаю, спасло только рождение ребенка, мальчика, в восемьдесят первом. Поэтому я однажды даже так сформулировала эту мысль: «Если бы Андрей умел сам рожать детей, он бы не умер».

— Так как же защищаться?

— Молитвой. К Богу. Обращаться к нашим ангелам–хранителям. Я убеждена: когда тебе предназначено что–то сделать, кто–то светлый определенно ведет. И помогает.

— Почему вы все–таки занялись режиссурой?

— Еще студенткой говорила, что не буду до конца дней только актрисой. Никто не верил... Видимо, я должна была родить своих детей, вырастить, чтобы легче уже было выйти на эту дорогу. Правда, я уверена, что женщина может быть режиссером лишь во второй половине жизни. Бывают, конечно, гениальные исключения, но я не этот особый случай.

— Откровенно говоря, нужно иметь особую отвагу, чтобы экранизировать хрестоматийную «Чайку». В чем для вас ее современность?

— Убеждена, что «Чайку» Чехов писал для кино: 1895 — 1896 годы, кино тогда только зарождалось. Недаром же в одном из его писем есть фраза: «Пишу что–то странное. Пять пудов любви, никакого сценического действия...» Это же настоящий киносценарий. И вообще, это самая сильная чеховская пьеса, самая сокровенная. Она замешена на его собственных чувствах. На любви. В ней сосредоточено все самое главное — любовь, милосердие, творчество, наконец, смерть, даже репетиция смерти. Человеческая природа ведь все та же. Несмотря на всю глобальность нынешней жизни, люди все равно совершенно не могут выжить без участия, без любви. Ведь достаточно было Аркадиной при всех ее талантах и заслугах повести себя хоть чуть–чуть добрее — и все вышло бы иначе. Талантливый человек остался бы жив. Понимаете? Насколько же мы должны быть друг к другу бережны.

— Вообще–то история талантливого человека во все времена не очень–то благополучно складывалась. Но у современных талантов, мне отчего–то кажется, нет этой выдержки, они хотят все и сразу, так?

— Это очень понятно. Я сама иногда выпадаю в осадок от нынешних «больших перемен», скорее, даже сломов. Времена меняются стремительно. Не видно солнца со снегом... А юные — они же нежнее и беззащитнее. Поэтому они сейчас хоть и красивые, вольные, по–разному талантливые, но такие растерянные детеныши. И их нужно защищать. Вот почему «Чайка» такая подходящая нашему времени. Она о юных и для юных. И о том, что очень многое зависит от женщин, матерей.