Конец омерзительной задушевности

Источник материала:

CD–обзор ушами Сергея Пукста

«Мумий Тролль» «Амба» (10 треков)

Когда я брал в руки этот диск, то меньше всего ожидал услышать такую музыку. Группа неожиданно отказалась от синтезаторов и стала играть в стиле независимых американских альтернативщиков начала 90–х годов прошлого столетия. Жесткое звучание. Ничего лишнего. Немного шокирующее, но уместное использование кубанского казачьего хора.

В профессиональном музыкальном сленге есть такой термин — «ломать руку». Это означает кардинально менять свой стиль, не повторяться. Нет, перемены, конечно, были и раньше. «Слияние и поглощение» стилистически отличалось от «Меамуров», которые, в свою очередь, были шагом вперед по сравнению с более ранними альбомами. Но здесь «Мумий Тролль» поменялся кардинально. Сегодня группа доросла до того, что начала себе отказывать. Эта простота не хуже воровства. Сейчас группа находится где–то между «Роллинг стоунз» и «Нирваной». Просто раньше было ощущение, что коллектив пробует себя сразу во всех стилях (что и неудивительно: на заре карьеры «МТ» умудрялся записывать альбом одним составом, а в тур ехать — с другим). Теперь же все стали на свои места. И альбом благодаря лаконичным и до точки внятным аранжировкам создает абсолютно цельный образ группы.

Стиль все еще можно охарактеризовать как «невозможность». Почти блатная композиция «Банды». Почти клуб самодеятельной песни «И если честно». Все «почти». Скользкий Лагутенко умеет ускользать из сетей жанра. Кардинальные изменения, однако, вовсе не означают, что ничего не осталось из того, что было. Если в «Меамурах» Илья пел: «Мне завтра улетать. Ну а тебе — послезавтра», то здесь он поет: «Последний и предпоследний герой». Повторы чувствуются и в тематике — почти обязательная «набоковская» песня. На смену перепевкам «Восьмиклассницы» и «Малыша» Виктора Цоя пришла песня «Когда ты была» — прекрасная с моей точки зрения строчка «Влюбиться в друга деда». И конечно, вкрадчивый лагутенковский вокал тоже никуда не делся.

Группа «Мумий Тролль» на момент своего появления была для меня крайне малопонятным и малоприятным явлением. Это связано с моим трепетным отношением к слову. Жажда глубины в текстах — наследие социального русского рока. Сюда же примешивалось глубокое разочарование в текстах «Битлз», которые выглядели просто жалко в тени их же мелодического великолепия. Лагутенко — исполнитель прозападный. Он свободен от логической связности русской лирики. В этом плане артист абсолютно расслаблен. Его задача — в другом. Ему необходимо создать напряженную абсурдную среду. Он изначально пишет не стихи, а тексты с яркими образами, вполне резонно считая, что линейно связанное повествование на слух воспринимается хуже. Один из лучших образцов подобного рода образности, на мой взгляд, — «Я моторы гондолы разбираю на части» в песне «Карнавала не будет». Однако даже это не всегда работает. (Из беседы с одним знакомым: «Я не понимаю, о чем он (Лагутенко) поет, но это так прикольно».)

Потом я понял одну важную вещь. Пришло время работы в образах, в масках. И если Сергей Михалок надевает на себя образ недалекого провинциала, Света Бень — очаровательной простушки, то Илья Лагутенко работает в качестве «законченного подонка»...

В одном из интервью Лагутенко признался, что им был создан имидж «терзатель душ». В «Амбе» образ никуда не исчез, а скорее возмужал, стал приближаться к тому, противостоящему российской поп–культуре идеалу, ради которого, собственно, и задумывалась группа. По крайней мере, в это очень хочется верить.