ДАНИЭЛЬ ОЛЬБРЫХСКИЙ:«ВСЕ РОЛИ — МОИ ДЕТИ»
ДАНИЭЛЬ ОЛЬБРЫХСКИЙ:
«ВСЕ РОЛИ — МОИ ДЕТИ»
Даниэль Ольбрыхский — один из лучших европейских актеров. На последнем Московском международном кинофестивале он получил почетный приз имени Станиславского за вклад в профессию. Актер сыграл около 150 ролей. Картины «Пепел», «Пан Володыевский», «Потоп» сделали его известным во всем мире. Ольбрыхский снимался во многих российских фильмах: «Гибель империи», «Сибирский цирюльник», «Турецкий гамбит», «Бабочка». Он также много работал на Западе, был занят в картинах Клода Лелуша, Джозефа Лоузи, Фольклера Шлендорфа. За роль в «Жестяном барабане» Шлендорфа Ольбрыхский получил премию Оскар. — Вы снимались у многих режиссеров с мировым именем. У кого еще вы бы хотели сняться? — У Сэма Пекинпа и Сергея Параджанова. К сожалению, их уже нет в живых. Конечно же, у Вайды, у которого снялся в 11 картинах. Еще у Никиты Михалкова. В «Сибирском цирюльнике» у меня была большая роль, но многое пришлось вырезать. Я мечтаю сделать с Михалковым маленький камерный фильм. — Как вы относитесь к тому, что вас называют символом поколения? — Могу сказать, что я символ трех поколений. Недавно ко мне подошла девушка 15-ти лет и попросила автограф. Я подписал ей фотографию. Она достала еще одну и попросила автограф для своей мамы. Я подписал и ее. Потом она достала третью и попросила автограф для бабушки. Я благодарен судьбе, что Бог дал мне такое счастье. — Правда, что вы дружили с Владимиром Высоцким? — В России меня называют польским братом Высоцкого, и я очень горжусь этим. Когда бываю в Москве, обязательно езжу на могилу Высоцкого. Я рад, что там всегда много цветов и его поклонников. Именно на кладбище, в тишине я впервые услышал: «Вот он, его польский брат». Высоцкий для меня прежде всего — гениальный поэт. Затем — гениальный актер. И, наконец, неповторимый певец. Мы очень дружили и в чем-то были похожи. Сначала, когда я увидел его работы, меня поразил талант, а уж потом я полюбил его как человека. Высоцкий был очень непростым, и жить с ним рядом, как писала об этом Марина Влади, было, наверное, очень трудно. Слишком много пил и этим себя погубил. В одном человеке были заложены исключающие друг друга начала: талант, протест и программа на самоуничтожение. — Вы сыграли около 150 ролей. Какая из них ближе? — Все роли — мои дети. Я знаю, что одно дитя более талантливое и умное, другое — менее. Но всех их я носил в себе. Я родил их как женщина, как мать — с огромной болью. Не могу сказать, какое дитя самое дорогое. Я считаю, что моя профессия — это любовь. Мои экранные герои не мыслили своего существования без любви, как не мыслю своего существования и я, их исполнитель. — Вы верите в большую любовь? — Всякая любовь великая, если только она есть. Так уж случилось, что у меня дети от женщин, живущих в разных странах. И одно время я буквально жил в аэропортах и на вокзалах, пытаясь успеть везде. Теперь же, будучи мужчиной в возрасте, хочу состариться с одной женщиной. Разнообразие меня больше не привлекает. И потом, у нас с женой действительно великая любовь. Даже представить себе не могу, что случилось бы, если бы мы вдруг расстались. Для меня это было бы невыносимо. — В Польше сейчас неоднозначно относятся к России и другим странам бывшего СССР. А ваше отношение не поменялось? — Нет. Хотя мой двоюродный дед после войны был расстрелян бойцами НКВД и польских спецслужб, потому что не сложил оружие. Он считал, как и многие, что война не закончилась, пока на территории Польши остаются войска других государств. Сейчас он стал своего рода героем, но я еще помню те времена, когда его братья и моя бабушка тайно ездили к месту его гибели молиться. Тем не менее, у нас в доме никогда не было антироссийских настроений. Я воспитывался на польской, российской и французской литературе. В детстве неплохо говорил по-французски и по-русски. А в школах было много преподавателей, влюбленных в российскую литературу. Многие мои ровесники в начале 1960-х открыли для себя творчество Булата Окуджавы. Тогда еще не было пластинок с его песнями, переведенными на польский, и мы учили их наизусть в оригинале. Окуджава — культовый поэт. Невозможно было понравиться девушке, если ты не мог на сплаве или в походе спеть у костра «Пока земля еще вертится». Когда я впервые приехал в Советский Союз с фильмом «Пепел», отвечал на вопросы без переводчика. А когда меня спрашивают, где я так хорошо выучил русский, отвечаю: «Мое поколение выучило русский по песням Окуджавы». Я бы хотел, чтобы в Польше были улицы имени Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого — тех людей, на книгах которых воспитывалась вся польская интеллигенция. А еще бы хотел, чтобы в Варшаве назвали улицы в честь моих друзей — Окуджавы и Высоцкого. И считаю, что нельзя трогать памятники и могилы, связанные с советским прошлым. Я знаю мудрых ксендзов, которые, узнав о том, что власти собираются переносить памятники, заявили, что будут ездить туда и проводить мессы. А меня и моих коллег они попросили читать стихи о дружбе между народами. У нас в Польше есть фестиваль имени Высоцкого, на который собирается очень много молодежи. Мою книгу о Высоцком и книги Марины Влади вы не найдете на полках книжных магазинов, они разошлись мгновенно. — У вас есть любимые русские поэты? — Один из самых моих любимых поэтов — Сергей Есенин. Люблю также Блока, Ахматову, Пушкина, Лермонтова и всегда читаю их в оригинале. — Какие качества в людях вы цените? — Доброту и толерантность. Не люблю нетерпимых людей. — Как вы относитесь к своей популярности? — До сих пор ей удивляюсь, хотя всегда стремился к славе. В детстве хотел стать знаменитым. Не важно кем. И Бог дал мне актерство. Каждый день я говорю: «Спасибо, мой дорогой брат Бог, за это». Ко мне во всех странах мира люди обращаются по-русски, по-немецки, по-английски, по-французски, и это так приятно… Артур МЕХТИЕВ |
|