Источник материала:

Спешите делать добро

Государственная программа по реабилитации инвалидов рассчитана на 2006 — 2010 годы. Время подводить итоги как будто еще не пришло. Но вот факт, который заставляет задуматься. С начала действия документа людей с ограниченными возможностями стало больше. В чем причина? И готово ли общество вернуть их к полноценной жизни? Дать возможность учиться, работать наравне с остальными? Словом, эффективна ли та система реабилитационных мер (социальных, медицинских, профессиональных), которую мы сейчас имеем? Обсудить эти непростые вопросы в конференц–зал «СБ» пришли Василий СМЫЧЕК, директор НИИ медико–социальной экспертизы и реабилитации Министерства здравоохранения; Рита СУШКО, заместитель начальника управления государственной социальной поддержки населения, начальник отдела по делам инвалидов Министерства труда и социальной защиты; Константин ЗБОРОВСКИЙ, кандидат медицинских наук, доцент Государственного института управления и социальных технологий Белгосуниверситета; Татьяна ЖЕЛЕНГОВСКАЯ, заведующий отделением дневного пребывания для инвалидов территориального центра социального обслуживания населения Ленинского района Минска; Владимир ПОТАПЕНКО, председатель центрального правления ОО «Белорусское общество инвалидов»; Лидия ШНЫП, социальный педагог центра коррекционно–развивающего обучения и реабилитации Минского района.

«СБ»: В стране более полумиллиона инвалидов. До 50 тысяч человек ежегодно ими становятся. Такая ситуация только в Беларуси? Или мы ничем не выделяемся на фоне других стран?

В.Смычек: Действительно, сейчас в Беларуси инвалидов более 510 тысяч. Каждый год к ним присоединяются 46 — 50 тысяч человек. Ежегодно примерно на такое же количество инвалидов становится меньше: кто–то излечился, кто–то был реабилитирован, а кто–то ушел из жизни... Cкачок за 500–тысячную отметку произошел в 2005 году. До этого на протяжении лет 15 число людей с ограниченными возможностями было стабильным: 450 — 490 тысяч. Рост мы, медики, связываем прежде всего с увеличением продолжительности жизни, инвалидов в том числе. Если говорить в процентном соотношении, то количество людей с ограниченными возможностями составляет 5,2 процента населения страны. В мире, по данным ВОЗ, их порядка 10 процентов. Десятилетиями этот показатель не меняется. Но в западных странах в отличие от Беларуси не все инвалиды пользуются социальными льготами, гарантиями, пенсионными пособиями. Вместо группы инвалидности (традиция, сохранившаяся у нас еще с советских времен) там определяется степень утраты трудоспособности человека. В последние годы мы тоже стали переходить к определению инвалидности по наличию ограничений жизнедеятельности: в общении, передвижении, самообслуживании и т.д.

Р.Сушко: За последние 5 лет почти вдвое больше стало тех, кто получил группу по общему заболеванию, будучи на пенсии. Сравните: в 2002 году инвалидов по общему заболеванию из числа пенсионеров по возрасту было порядка 88 тысяч человек, сейчас — без малого 150 тысяч. Отсюда и общая картина роста. Хотя меньше стало инвалидов трудоспособного возраста по общему и профессиональному заболеваниям, трудовому увечью. И численность детей–инвалидов за этот же период сократилась на 8,6 процента. По сравнению с 2006 годом в 2007–м уровень детской первичной инвалидности снизился на один процент, людей трудоспособного возраста — на 7 процентов. В целом, если взять все население за исключением лиц пенсионного возраста, снижение показателя первичной инвалидности достигло порядка 10 процентов.

«СБ»: А каковы причины инвалидности? Зная их, возможно, и проблему решать будет проще?

В.Смычек: Среди заболеваний, которые чаще всего приводят к инвалидности взрослое население, я бы назвал заболевания сердечно–сосудистой и нервной системы, онкологию. У людей трудоспособного возраста кроме названных болезней серьезный фактор инвалидности — травматизм. У детей основные причины первичной инвалидности (по мере их убывания) — врожденные аномалии, психические заболевания и заболевания центральной нервной системы, онкология и эндокринология. Вот на чем и сосредоточены наши усилия по профилактике заболеваемости, раннего выявления болезни и ее лечения. Но есть и так называемые управляемые причины, которые не зависят напрямую от медицины: травматизм, туберкулез, заболевания желудочно–кишечного тракта... Только по ним в 2007 году стали инвалидами около 4 тысяч человек, из них 2.288 человек — из–за травматизма! Это комплексная проблема. Ее решение — только в совместной профилактической работе педагогов, медиков, ГАИ и в целом МВД... Одни медики не справятся.

В.Потапенко: Одно дело, если бы уменьшение общего числа инвалидов, о чем говорила Рита Валентиновна, было достигнуто за счет улучшения качества реабилитации, повышения эффективности лечения... Чуть ли не каждый год у нас сокращается перечень лекарств, которые лечащий врач может выписать без согласия врачебно–консультационной комиссии. В итоге пациент получает не самое эффективное медикаментозное лечение. Отсюда и рост инвалидности среди пенсионеров, так как их многочисленные заболевания, полученные в течение жизни, адаптировались к «списочным» медпрепаратам, которые уже не приводят к выздоровлению. На мой взгляд, снижение первичной инвалидности могло быть достигнуто также за счет ужесточения требований при освидетельствовании МРЭК. Недавно нам написал житель Минска, который не согласен с тем диагнозом и группой, которые ему установили. У него сколиоз, заболевание тазобедренного и коленного суставов, сахарный диабет... А ему определили третью группу. Пенсия по ней мизерная, значит, нужно работать. Но ему не то что работать — себя обслуживать сложно...

Р.Сушко: Не могу с вами согласиться, что ограничение перечня лекарственных средств — главная причина инвалидности. Тем более сейчас он, наоборот, расширяется за счет появления новых лекарств.

В.Смычек: Почему–то считается, что врачи МРЭК слишком жестко подходят к определению инвалидности. Это не так. Имеются определенные критерии установления той или иной группы. Если есть сомнения, какую группу инвалидности определить — вторую или третью, — выбор экспертов, как правило, склоняется к более тяжелой: интересы человека не должны быть ущемлены.

«СБ»: Но если бы у человека был выбор: иметь более тяжелую группу инвалидности или не иметь ее вообще, он бы выбрал последнее. Для него важно не оказаться за бортом, оставаться во всех смыслах членом общества. Разве не так? Значит, основной упор нужно делать на всестороннюю реабилитацию инвалида.

В.Потапенко: Абсолютно верно. Когда человек чувствует себя нужным обществу, а не бременем на шее у государства, это уже совсем другой человек. За 30 лет жизни, будучи инвалидом, я пришел к мысли, что максимально активный период медицинской реабилитации пациента должен вестись до момента установления ему группы инвалидности. Потом медики как бы расписываются в своем бессилии вернуть человеку здоровье. Но они должны обеспечить достойное поддерживающее лечение, подготовить условия для проведения следующего этапа реабилитации. То есть обеспечить социальную реабилитацию человека или социализацию.

В.Смычек: Нельзя говорить, что медики расписываются в своем бессилии, устанавливая инвалидность. Во–первых, есть много заболеваний, различного рода увечий, которые ни один врач пока не в силах излечить. А во–вторых, человеку медицинскую реабилитацию как одну из мер реабилитации инвалида вообще, кроме врачей, никто не обеспечит. У нас только в системе Минздрава работают 317 отделений и центров медицинской реабилитации. При районных больницах открываются центры, отделения, кабинеты реабилитации — около 4,5 тысячи мест. Сказать, что мы стоим на месте, нельзя. Уровень нашей работы высоко оценивают специалисты из России, Украины, стран Балтии и Евросоюза, приезжают перенимать опыт...

К.Зборовский: Мне кажется, мы пытаемся ставить перед медициной нереальные задачи по реабилитации инвалидов. Только 7 процентов из всего числа инвалидов, по статистике, — это максимум возможностей медицинской реабилитации. Европейское согласительное совещание назвало другую цифру — 80 процентов. А как это надо понимать? Что, 80 процентов инвалидов можно вылечить, полностью восстановить их трудоспособность? Ни одной стране мира такое не под силу! А дело в том, что в развитых странах иначе смотрят на эту проблему. У нас под инвалидностью люди понимают тяжелое заболевание, увечье. На Западе — ограничение жизнедеятельности. Там приоритеты смещаются в сторону социальной и профессиональной реабилитации. То есть, чтобы человек перестал быть инвалидом, он должен иметь возможность пользоваться всем тем, чем пользуются здоровые люди: свободно перемещаться, получать образование, работу. У нас приняты законы о социальной защите, о предупреждении инвалидности и реабилитации инвалидов, о специальном образовании... Они выдержаны в духе требований ООН, прошли там согласования. В документах реабилитация четко подразделяется на фазы — медицинскую, профессиональную, социальную и трудовую. Но на практике все сводится к медицине. Не дело врачей решать проблемы социальной адаптации человека в обществе. Профессиональной — тем более. У нас же понятие «инвалид» означает прежде всего, что человеку в связи с тем и тем назначена пенсия. Когда–то была попытка вместо слова «пенсия» использовать понятие «пособие на реабилитацию». И это правильно. Деньги должны тратиться на восстановление человека, а не выдаваться ему за то, что он болен. Не хочу никого упрекнуть, но это стимулирует иждивенчество.

«СБ»: Так все–таки кто должен заниматься реабилитацией?

В.Смычек: Все зависит от ее этапа. Но если мы говорим о медицинской реабилитации, то хочу сказать, что и на Западе, и у нас есть специальные мультидисциплинарные бригады, которые занимаются этой задачей в комплексе. С больным должен работать и реабилитолог, и врач–специалист по данному заболеванию, и педагог, и психолог, и социальный работник, и юрист, если хотите.

К.Зборовский: В Государственном классификаторе выделены три направления специальности «социальная работа»: «социально–педагогическая помощь населению» — за него отвечает БГПУ им. М.Танка, «социально–культурная деятельность» — ответственный БГУК. Третья — «социо–медико–психологическая деятельность». Она ставит главной целью социальную реабилитацию личности человека. Ответственными за формирование и развитие данного направления являются кафедры реабилитологии и социальной работы Государственного института управления и социальных технологий БГУ. Тому, кто будет заниматься реабилитацией, не надо углубленно изучать биологию, например, или особенности лечения болезней. А вот знание психологии, психотерапии, профориентации, физиологии труда, эргономики ему будет просто необходимо. В Германии и Швеции эта идея воплощена в жизнь и действует. У нас есть 156 территориальных центров социального обслуживания населения. Есть отделения дневного пребывания инвалидов. Нужно только активизировать вопросы социальной, профессиональной реабилитации. И вести патронаж по месту жительства инвалидов. Ни один реабилитационный центр не сможет полностью адаптировать человека в его обычную среду, как это сделают патронажные реабилитологи. Но на практике бывает, что наши службы сами себе создают проблемы... Сейчас дети из центров коррекционно–развивающего обучения и реабилитации населения (ЦКРОиР) Минобразования попадают в территориальные центры социального обслуживания  населения (ТЦСОН) Министерства труда и соцзащиты. Функции у центров примерно одинаковые, несмотря на то что структуры принципиально различаются. У специалистов ТЦСОН, к примеру, зарплата существенно ниже, штат уже, чем у специалистов ЦКРОиР.

Т.Желенговская: На 40 инвалидов, которых мы обслуживаем, у нас 3,5 ставки. В ЦКРОиР, насколько я знаю, — на 5 инвалидов 4 специалиста...

«СБ»: Цифры, конечно, говорящие. Но далеко не все имеют представление, чем занимаются центры. Поэтому объективную картину представить очень сложно.

Р.Сушко: Когда разрабатывалась Государственная программа предупреждения инвалидности и реабилитации инвалидов на 2006 — 2010 годы, наши центры социального обслуживания населения имели при себе и детские отделения. Затем акценты сместились. Дети до 18 лет находятся в ведении системы образования, получая соответствующую педагогическую и реабилитационную помощь через ЦКРОиРы, потом переходят в наши территориальные центры.

Т.Желенговская: Наше отделение открылось в январе 2008 года. Родители приводят к нам своих детей в расчете, что мы их будем развлекать целый день. Но наша главная цель — научить их, как вести себя в обществе, как заправить за собой постель, помыть посуду, навести порядок в комнате, где они живут. То есть привить им социально–трудовые навыки. Как правило, дома их этому никто не учит. В особо запущенных случаях, когда в семье совсем плохо, мы оформляем инвалида в интернат. Но сколько таких семей, где обстановка вроде бы и неплохая, но ребенок–инвалид предоставлен самому себе! Создается впечатление, что таких родителей интересуют только деньги, которые они ежемесячно получают на него от государства. И кем он потом будет, когда вырастет? О какой социализации может идти речь?

Л.Шнып: На сегодня в базе данных по Минскому району насчитывается 420 детей–инвалидов. У нас создана группа для детей с тяжелыми и множественными нарушениями физического и психического развития, которым оказывается специализированная помощь на базе ЦКРОиРа. Это хорошо, но этого очень мало. Система реабилитации у нас есть, она работает, но как ее сделать более эффективной? Механизм еще не совсем отработан. Есть проблема и с кадрами.

Т.Желенговская: У нас нет ни реабилитолога, ни социального педагога. Даже санитара нет...

Л.Шнып: В городе работать проще в том плане, что к любому ребенку можно приехать домой, чтобы посмотреть условия, в которых он находится. А если он живет в деревне? Его нужно посещать хотя бы 2 раза в неделю. Мы обязаны это делать, но иногда это просто физически невозможно — транспорт не всегда ходит, а своего у нас нет. Эффективность реабилитационной работы можно значительно увеличить за счет более четкой организации взаимодействия между заинтересованными ведомствами. Но это вопрос государственного уровня.

Т.Желенговская: Согласна, что проблема — в организационной разобщенности. Есть дети, которые находятся в ЦКРОиРе, есть дети, которые получают образование в специализированных школах. Но есть и надомное обучение. Так вот именно эти дети могли бы у нас проходить реабилитацию. Хотя наш контингент, как прописано в документах, — это те, кому, как правило, 18 и более лет. Молодые инвалиды от 14 до 18 лет, помимо занятий на дому, должны выходить и в общество, должны общаться со сверстниками. И еще. Может, стоило бы строить за городом специализированные реабилитационные центры для таких детей? Чтобы посменно они приезжали туда на несколько недель или месяцев. Чтобы в новой среде без родительского влияния могли приобрести какие–то навыки. Знаю, на это понадобятся средства, но выход надо искать. Примером таких центров для умственно отсталых людей могут служить школы Кэмпхилл, которые впервые были организованы в 1940 году в Шотландии. Образовательная программа, используемая там, похожа на программу для обычных детей. И что очень важно, школы сами себя содержат. Кроме обучения, дети занимаются выращиванием скота, тепличным хозяйством, садоводством, изготавливают и продают сувениры, убирают прилегающие территории. Сами условия жизни формируют у них естественные правила отношения к труду, к тем, кто их окружает, с кем они находятся в постоянном общении. Я предлагаю открыть такой центр для молодых инвалидов от 18 до 31 года, где они смогли бы получать социально–бытовую реабилитацию и профессиональные навыки с дальнейшим трудоустройством. Я считаю, что почти всех инвалидов можно трудоустроить.

«СБ»: Детей–инвалидов у нас около 6 процентов. У них вся жизнь впереди. Поэтому проблемой адаптации их в общество нужно заниматься в первую очередь. Но при этом нельзя забывать и об остальных. О тех взрослых, кому можно вернуть здоровье, трудоспособность... Какова роль МРЭК, если так можно выразиться, в профессиональной реабилитации инвалидов? Или она только ограничивает круг профессий, которыми им можно заниматься?

В.Смычек: Комиссия признает человека инвалидом такой–то группы и дает заключение, может ли он работать по своей профессии. В обычных условиях или специально созданных. Если не может — указывает, какие профессии ему доступны по состоянию его здоровья. Сегодня при всех областных МРЭК есть кабинеты медико–профессиональной реабилитации. За 2007 год рекомендации к обучению в системе профтехобразования получили 3.195 человек, за 10 месяцев прошлого года — 2.360 человек. Но этого, безусловно, недостаточно. За редким исключением у инвалида всегда есть остаточная работоспособность, которую можно использовать. Если человек хочет работать, надо всячески это желание поддерживать.

В.Потапенко: Согласен. Он, может быть, копейки заработает, но у него появится цель в жизни, смысл. Это выгодно не только инвалиду, но и всему обществу. К сожалению, принимаемые дополнения и изменения к существующему законодательству никак не стимулируют инвалида к трудоустройству. К примеру, работающий инвалид может получить путевку на санаторно–курортное лечение по той же стоимости, что и здоровый гражданин; у работающего инвалида коэффициент при начислении размера пенсии устанавливается не более чем 1,3...

Р.Сушко: О какой социальной, профессиональной реабилитации можно вообще говорить, если инвалид первой или второй группы зачисляется в разряд нетрудоспособных? Лично я с трудом могу представить себе абсолютно нетрудоспособного человека. Вопрос лишь в том, сможет ли общество обеспечить его соответствующей работой? По–моему, не должно быть вообще никакой прямой связи между инвалидностью и трудоспособностью. И вот еще: что такое — специально созданные условия труда? Законом «О предупреждении инвалидности и реабилитации инвалидов» определено, что специализированное рабочее место представляет собой рабочее место для работы на нем инвалида, условия труда на котором не противоречат индивидуальной программе реабилитации инвалида. Что имели в виду те, кто вводил это понятие? Например, трудоустроить незрячего работника в машбюро за компьютер со специальной говорящей клавиатурой — это и есть специализированное рабочее место? Обычный компьютер, обычное машбюро. А у нас напишут в МРЭК — «спецсозданные условия», не указывая, какие конкретно, а потом все ломают головы, что там надо «спецсоздавать».

В.Смычек: Есть определения для каждого из этих терминов. Подробно описывается, надомный ли это труд, или это труд на специальном предприятии для инвалидов. Или на обычном, где для инвалида приспособлено рабочее место... Но я согласен: есть здесь некоторая размытость, не совсем точно подобрана терминология. Это идет еще с советских времен. А сегодня уже многое изменилось и в условиях труда, и в особенностях новых профессий...

«СБ»: Нельзя не признать, что за последние годы сделано очень много в решении проблем инвалидов. Но, как показал наш разговор, серьезных вопросов остается немало! Что в ближайшей перспективе?

В.Смычек: Сегодня идет разработка новой отраслевой научно–технической программы «Медицинская экспертиза и реабилитация» на 2010 — 2012 годы, которая будет направлена на разработку новых экспертных подходов, новых реабилитационных технологий.

К.Зборовский: Отмечу, что сейчас наша страна ведет активную подготовительную работу с целью присоединения к Международной конвенции о правах инвалидов...

В.Потапенко: А я хотел бы предостеречь от увлечения самим процессом проведения реабилитационных мероприятий. В первую очередь важен конечный результат каждого этапа реабилитации. Могу показаться пессимистичным, но все годы, будучи инвалидом, занимался решением проблемы по созданию безбарьерной среды. Сделано очень много. Но, на мой взгляд, это тот случай, когда увлеклись процессом, не обращая внимания на эффективность и результат проводимой работы. Пробовал кто–нибудь подняться или спуститься по многочисленным и в большинстве своем крутым пандусам? А не мешало бы попробовать...

Авторы публикации: Валентина МОХОР, Иван КИРИЛЕНКО

Фото: Александр РУЖЕЧКА