Максим Жбанков. КУЛЬТ-ТУРЫ. Бэйбы всегда tonight

Источник материала:

  Максим Жбанков. Культуролог, киноаналитик, журналист. Преподаватель «Белорусского Коллегиума». Неизменный ведущий «Киноклуба» в кинотеатре «Победа». В 2005-06 годах — заведующий отделом культуры «Белорусской деловой газеты». Автор многочисленных публикаций по вопросам современной культуры в журналах «Мастацтва», «Фрагмэнты», «pARTisan», на сайте «Наше мнение». Неутомимый артист Змитер Войтюшкевич спел на своем новом диске песенку белорусской «золотой молодежи» 60-х про «чувіху клёвую». А чтобы веселее слушалось, добавил книжечку текстов. Я вот почитал и озадачился: «Я по броду крочу у дзень і ў ночы / З чувіхаю…» Формально правильно, по сути — чушь. Где ты, корректор? С модными чувихами не речки вброд переходили, а «хиляли по Броду» — то есть беспечно шатались по главной улице, местному «Бродвею». Не та буква – а смысл необратимо поплыл. Забавный и вполне логичный фокус для страны, где ширина брюк и цвет галстука по-прежнему вчистую проигрывают цифрам надоев и графикам посевной.

Почему это стоит помнить? Зачем про это стоит говорить? Да потому что с яркой волной советского стиляжества (даты жизни: конец 40-х – начало 60-х) никак не удается распроститься. Она возвращается с паузой лет в двадцать. В 80-х фанаты би-бопа и буги воскресли в пижонских песенках «Браво», стебных рокешниках Майка Науменко и меланхоличных бормоталках юного Цоя («Когда-то ты был битником, у-у-у!») А вот сейчас – «чувіха клёвая» и мюзикл Валерия Тодоровского «Стиляги». Картинки из прошлого, которого не было. Даже тогда, когда оно было.

Забавно, что «стиль» как опыт декоративного нонконформизма воскресает каждый раз, когда начинают закручивать гайки. Если нет возможности реального движения, остается отращивать волосы и собирать закордонные пластинки. Приватное диссидентство, частное сопротивление. Ноль идеологии. Ноль политики. Все очень просто: пестрые модники, мастера твиста и «линды с хлопками», ногами голосовали за отдельную (от власти) жизнь. Именно поэтому их никак не могли оставить в покое.

Я помню стиляг – пестрых ребят «западного стиля» — как картинки из детства, цветных уродцев из журнала «Крокодил». Борьба с брюками-дудочками, юбками колоколом, прическами «бабетта» и галстуками с обезьянками отлично рифмовалась с валом разоблачительных книжек журналистов-международников. Загнивающий Запад хоронили по полной программе: у них там негров обижают, кладбища для домашних собачек строят, в каждом баре – стриптиз, а Жан-Поль Сартр жарит на саксе для продажных политиканов. Молодежный журнал «Юность» печатал повести про горячие комсомольские схватки с расфуфыренными недоумками, а шпионы в дурных детективах соблазняли малолеток пестрыми рубашками и пластинками Пресли.

Тогда это казалось «идеологической борьбой». Сейчас, с дистанции времени – войной двух поп-культур, сервильной и консюмеристской. Скажем проще: советский культурный стандарт, играя в «моральность» и «народность», воспитывал лояльность и душевный конформизм. Нормой был коллективизм, одиночка – опасной аномалией. Советский попс выращивал счастливых жителей социалистического муравейника. Западный – подменял привычку митинговать по любому поводу куда более прозаичной (и трезвой) привычкой к определенному стандарту потребления. Скажем честно: обе сказки лукавили. Счастья не дали ни Ленин, ни «Шанель №5». Но в кайф от удобной пары мокасин все равно верилось легче, чем в коммунистический рай. Стиляги вручную раскрашивали мир, не особенно расположенный к многоцветию. Они кончились. Мир остался. Но осталась память о разноцветности. И склонность к удобным мокасинам.

Собственно говоря, как раз в этой нехитрой констатации и кроется ключ к невероятному обаянию ленты Тодоровского. «Моя маленькая бэйба, я твой плэйбой!» Это не ретро, а фантазия типичного «восьмидесятника» Тодоровского про свой придуманный по осколкам прошлого «стиль». Из которого ему вспоминаются не Паркер с Колтрейном, а «Браво» с «Чайфом». Cуматошный фильм со скверной хореографией и саундтреком из старых «перестроечных» хитов по уровню общей шизы вполне соразмерен знаменитому «Мулен Руж», но заметно проигрывает по качеству исполнения. А отважное решение переписать — согласно либретто — тексты классических песен «Наутилуса Помпилиуса», «Зоопарка», «Кино» и «Колибри» может оставить равнодушным лишь того, кто никогда не слышал оригинала. Или уверен, что все это есть общественное достояние с правом особо циничного использования. (Попробуйте, скажем, добавить пару строчек в «Yesterday» или «Satisfaction»!) Хотя кто-то услышит такую музыку впервые и не заметит подмены. Наверное, авторы целились именно в них, очередную «молодую шпану» с очередными большими амбициями. Они сделают кассу. А критики пусть злобствуют.

«Стиляги» уязвимы. Местами карикатурны. Местами слезливы. Но при этом тут есть главное: отличный главный герой Мэлс (Антон Шагин) и точно пойманная интонация нарастающего похмелья. Очень верная и необычная для русского поп-кино мысль: юность – это прекрасная болезнь. Которой просто необходимо переболеть. И остаться жить дальше.

Элвис не умер. Он просто вернулся домой. Шагай на свет Бродвея, чувачок! Бэйбы всегда tonight. Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».