Я живу в Кудричах. Как полешук отработал полтора года в Польше, бросил Варшаву и уехал в «полесскую Венецию»

Источник материала:

Помните Андрея Шкледу? Талантливого полесского музыкального мастера, который сделал первые отечественные виолы, а еще спинет и клавесин для Мирского замка, арфу и виолу да гамба для Несвижа. В конце 2018 года он, как и планировал, бежал от безработицы и безнадеги в Польшу. Полтора года Андрей жил на съемных квартирах в Варшаве. Успел поработать разнорабочим на кухне известной гостиничной сети, грузчиком на складах и поваром в веган-баре. Когда Польша ушла на карантин, Андрей с семьей вернулся в Беларусь. На заработанные деньги мастер купил дом в деревне Кудричи под Пинском и решил, что хватит с него Польши — остается на родине (вроде бы).

Деревня Кудричи находится посреди полесских болот, озер и рек. Поселок всегда жил обособленно. Лет 30 назад даже попасть в Кудричи было проблемой. Сюда не ходили поезда, не ездили автобусы и машины. До Кудричей либо шли пешком по болотам, либо плыли на лодках по Ясельде.

Этим материалом TUT.BY продолжает проект «Я живу» — о деревнях, агрогородках, поселках с интересными (и порой даже смешными!) названиями, где нет гипермаркетов, парков, ресторанов и баров, порой — даже школ и рабочих мест. Зато есть люди — те маленькие и незаметные порой Личности, которые живут в нашей с вами стране: рождаются, женятся, растят детей, встречают гостей, ищут работу, хоронят стариков — и очень любят свою родину. Это проект не о попсовых и вылизанных турмаршрутах, это истории о настоящей Беларуси и настоящих белорусах, а еще — об искренней любви к месту, где остаешься по какой-то причине или всему вопреки.

Только в 90-х годах прошлого века деревню соединили с остальной Беларусью гравийной дорогой. Сейчас по ней ездит автолавка и три раза в неделю ходит рейсовый автобус до Кудричей. Ухабистый сельский большак выходит от агрогородка Почапово, минует поля, мелиоративные каналы, разрезает болото и упирается в старое полуразрушенное здание бывшего кудричского дома социальных услуг. Здесь связь деревни с цивилизацией обрывается. Вглубь Кудричей ведет одна единственная улица Центральная. Узкая грунтовая дорога по центру заросла травой, по обочинам — кустами, из которых иногда выглядывают дома.

«Посмотри, какая картошка растет»

Дом Андрея Шкледы стоит в центре деревни. Хозяин встречает гостей на застекленной веранде. Последний раз мы виделись в конце октября 2018 года, незадолго до его отъезда в Польшу. Тогда он выглядел уставшим и подавленным. Сейчас энергии в нем столько, что хоть батарейки заряжай.

Андрей шустро натягивает на загорелый торс старую мятую рубаху — гости ж приехали — и ведет нас за дом хвастаться огородами (в прошлый раз хвастался самодельными гитарами, лирами и скрипками). За нами семенит его 10-летний сын Матвей. На 30 сотках Андрей выращивает морковку, свеклу, сою, бобы мунг, пажитник, тыквы, кукурузу, тмин и много чего еще. Свиней, коров, кур и прочую домашнюю живность здесь не держат. Вся семья — веганы.

— Я поздно все посадил — в конце мая, — вдохновленно тараторит Андрей, — Но тут земля хорошая. Посмотри, вон, какая картошка растет — как кони! Здесь заказник «Средняя Припять». Тут нет никаких колхозов вокруг. Чистый воздух, чистая среда. Везде болото. Его никогда не разрешали трогать.

— Прошлая хозяйка нашего дома говорила, что два раза тут был сильный паводок и вода прямо до калитки доходила. Поэтому в каждом доме есть своя лодка. Мы тоже будем делать — мало ли, — подключается к разговору супруга Андрея Анастасия.

Сразу за забором Андрея стоит полуразвалившийся аутентичный полесский дом, крытый камышом. Хозяин хатки живет в Пинске. В его отсутствие за участком присматривает аист, который свил себе гнездо на дымоходе. На ветхий соседский дом Андрей смотрит, как на историко-культурную ценность, напоминающую о тех далеких временах, когда в Кудричах было больше 100 дворов. Сейчас, по подсчетам Андрея, — около десяти.

«Мы там падали замертво»

В Польшу Андрей с Настей уехали полтора года назад по рабочей визе. Матвея с собой не брали. Решили, пока сами не осядут, оставить его с бабушкой в Мозыре. Работу в Варшаве супруги нашли быстро — устроились в международную сеть гостиниц. Настя — посудомойкой, Андрей — помощником повара.

— Поначалу было ужасно тяжело, — вспоминает Андрей. — Там был сумасшедший график. За три месяца, что я там проработал, у меня было всего два выходных. Каждый день вкалывал по 12−16 часов. Мы с братом лупасили вдвоем за пятерых. Там людей катастрофически не хватало — все увольнялись, не могли в таком темпе работать. Мы там падали замертво.

Квартиру пара снимала у коллеги Андрея в пригороде Варшавы. Андрей работал в ночные смены. Вставал около 18.00, «завтракал» и ехал на общественном транспорте на работу:

— У меня ночь не заканчивалась. Ложишься — еще темно, встаешь — уже темно. Встал, поел, сел на поезд, нырнул в тоннель, вышел и на работе. Всю ночь моешь кастрюли, наводишь порядок, убираешь, носишься, как белка в колесе. Еще и начальник постоянно на всех орал.

«Можно пахать, как конь, и зарабатывать нормально»

В месяц Андрей получал около 1000 долларов. У Анастасии выходило чуть меньше. Львиная доля средств уходила на аренду, коммуналку и продукты. По словам Андрея, им на двоих денег хватало.

— В Польше я понял, что можно пахать, как конь, и зарабатывать нормально. В Беларуси у меня так не получалось. Убивался точно так же на стройках, а платили копейки. Когда ездил на заработки в Россию, то пахал, как в Польше, получал немного меньше, но кидали. В Мурманске мне как-то за два месяца зарплату не заплатили. Поэтому из трех стран в Польше лучше всего по работе, — размышляет мастер.

В гостинице Андрей проработал три месяца. Потом не выдержал и уволился. Ушел работать на склад в 30 километрах от Варшавы. Там условия были получше, но дорога занимала около трех часов на общественном транспорте.

— Я хотя бы работал днем. Каждый час у нас был перерыв на пять минут. Раз в день — 20-минутный обед. Мне там нравилось. Можно было покупать по себестоимости уцененный товар. Я накупил целый ящик техники за копейки, — смеется полешук.

Платили на складе меньше, чем в гостинице. Зато у Андрея было два выходных в неделю. В свободное от основной работы время он подрабатывал помощником повара на кухне в веган-баре.

«Там я уже работал, как поляк»

Летом прошлого года родители забрали из Беларуси Матвея. В сентябре мальчик пошел в третий класс варшавской школы. Поначалу было сложно из-за языка, а потом выучил польский и освоился, говорит Андрей:

— Я сына практически не видел. Приходил с работы, а он уже спит. Иногда он не спал, ждал, чтобы меня увидеть. Мы посмотрим друг на друга, обнимемся и спать.

На складе он отработал шесть месяцев и перешел на другой, поближе к дому. Со временем в веган-баре, где подрабатывал Андрей, освободилось место повара. Он уволился со склада и устроился туда на полную ставку.

— В веган-баре я уже работал, как поляк: 8 часов работы, два выходных. Владелец бара даже разрешал мне использовать одно из помещений под мастерскую для музыкальных инструментов, — делится Андрей.

В марте польские заведения закрыли из-за пандемии коронавируса. Всех сотрудников веган-бара отправили в неоплачиваемые отпуска. Андрей с семьей некоторое время пожил в Варшаве, но перспективы восстановиться в ближайшее время на работе были туманные, а скопленные деньги быстро таяли. Шкледы собрали вещи и в апреле вернулись на родину.

«Не хочу никуда отсюда уезжать»

14-дневный карантин семья провела в Пинске, а потом купила за 2300 долларов домик в Кудричах. Впервые Андрей сюда попал два года назад и сразу влюбился. В июне семья переехала в Кудричи на ПМЖ. В Варшаву Андрей возвращаться не планирует:

— Не хочу я никуда отсюда уезжать. Я от Польши устал, а здесь хорошо. Пошли, покажу, — приглашает Андрей на пешую экскурсию по селу.

Достопримечательностей в деревне не так уж и много. Андрей первым делом ведет к Ясельде, показывая по дороге аутентичные полесские хатки с камышовыми крышами. Их тут действительно много.

От Ясельды идем к поляне, где раньше стояла церковь 1790 года. Храм разобрали в 1964 году, а из досок построили магазин. По легенде, тракторист, который снес церковь, в ту же зиму замерз на болоте. Позже сельмаг переоборудовали в дом социальных услуг. Сейчас это заброшка с ржавой жестяной крышей и облупившейся краской на фасаде.

От церковной поляны Андрей идет к въезду в деревню. Мы минуем то самое здание дома соцуслуг и идем прямо. Туда, где лес гуще, кусты выше, слепней еще больше. Зачем? Посмотреть на несколько главных для Андрея достопримечательностей Кудричей — места, где он любит релаксировать, медитировать и заниматься йогой по утрам.

Мы бредем по полесским джунглям мимо зарослей крапивы. Андрей впереди, я — за ним, за мной Матвей.

— Матвей, что самое крутое, что ты видел в Кудричах? — спрашиваю пацана.

Матвей думает с минуту.

— Жаба.

— Жаба?

— Он на днях словил здоровую лягуху и целый вечер с ней возился: и на пол ее сажал и из камешков ей что-то смастерил, — объясняет Андрей.

«Мускусный усач»

Идем дальше. По пути срываем болотную мяту на чай. Лопухи, крапиву и топинамбур Андрей не трогает — потом вернется и соберет. То, что для большинства сельчан сорняки, для него деликатес. Корень топинамбура у Андрея идет на гарнир, лопух и подорожник — ингредиенты для салата, семена крапивы — основа для соуса, одуванчики — сироп.

— Андрей, а растет в Кудричах что-то, что ты не ешь?

— Только болиголов, — смеется Андрей, — Он ядовитый.

С каждым пройденным метром лес вокруг нас становится гуще, кусты выше, слепней больше. Андрея насекомые не трогают. Не пристают они и к Матвею. Всей тучей они навалились на меня. Садятся на джинсы, залетают под майку, путаются в волосах, жалят за пальцы, руки, шею, лезут в глаза, жужжат возле уха. Они роятся вокруг меня сворой сторожевых псов. Лают, кусают, отгоняют, намекая, что Андрей и Матвей в этом мире — свои, а я — чужак. Хочется сесть в машину, закрыть форточки, включить кондиционер и потарахтеть по узкой ухабистой дорожке подальше от Кудричей.

Андрей надо мной посмеивается, но по-доброму, с пониманием. Таким же чужим он чувствовал себя в Варшаве. Его кровь высасывали ночные смены и переработки, «жалили» грубыми замечаниями начальники, раздражали своим «жужжанием» автомобили и наружная реклама.

— Смотри, мускусный усач, — приседает у обочины Андрей.

— Кусач? Потому, что кусается? — не расслышал Матвей.

— Нет. Усач. Потому, что усатый. А мускусный потому, что мускусом пахнет.

Папа берет двух крупных усатых жуков на ладонь и показывает сыну. Матвей подставляет им свою ручку. Жук лениво переползает к нему. Пацан весь светится от удовольствия. Будто не жука в руках держит, а пятую PlayStation. С ладони Матвея усач ныряет обратно в кусты.

— Ну что, Матвей?! Теперь жук-усач самое крутое, что ты видел в Кудричах?

— Дааааааа, — растягивает пацан.

«Покосил с утра, помылся, отдохнул»

Мы идем еще минут пять по кустам-лесам и выходим к берегу Ясельды. Здесь, на узкой плеши в кустах, Андрей по утрам медитирует. Живописно, но после жесткого испытания травами, слепнями и комарами ожидаешь увидеть минимум райский пляж с бирюзовой водой, а не лужайку на берегу темно-коричневой речушки.

В глазах Андрея это место выглядит иначе. Не хуже райского пляжа с бирюзовой водой. Он ловко становится на голову и поднимает вверх ноги, демонстрируя одну из асан.

— Мне здесь лучше, чем в Польше, — улыбается Андрей, вернувшись с головы на ноги, — Там работаешь на износ, ни жизни, ни света белого не видишь. Здесь покосил с утра, поработал, отдохнул. Остаюсь в Кудричах. Буду музыкальные инструменты делать в мастерской на чердаке и фермерством заниматься.