5 лет назад Маргарита Терехова дебютировала как режиссер-постановщик, экранизировав пьесу А.П. Чехова «Чайка». Я посмотрел этот фильм в Смоленске на Всероссийском кинофестивале актеров-режиссеров «Золотой феникс». Там же и пообщался с актрисой.
Народная артистка России Маргарита Терехова родилась в Туринске Свердловской области. Окончила школу-студию при Театре им. Моссовета. В кино дебютировала 45 лет назад, исполнив главную роль в фильме «Здравствуй, это я!». Снялась более чем в пятидесяти картинах. «Зеркало», «Собака на сене», «Д Артаньян и три мушкетера» вошли в золотой фонд советского кино.
— Маргарита Борисовна, правда ли, что, несмотря на успешную актерскую карьеру, вы рано почувствовали в себе режиссерское начало?
— Еще студенткой я говорила, что не буду до конца своих дней актрисой. Мне никто не верил, и все надо мной смеялись. Видимо, я должна была родить детей, вырастить, чтобы легче было встать на этот путь. Кстати, «Чайка» и об этом тоже. Но если бы не было в моей жизни Андрея Тарковского, никогда не решилась бы стать режиссером. Я долгие годы вынашивала сценарий «Чайки», искала деньги и счастлива, что у меня получилось. Чувствую, что это нужно людям. Когда снималась в своем первом фильме «Здравствуй, это я!», у меня уже был интерес к режиссуре. Я все время спрашивала, какой камерой нас снимают и какой объектив. На съемках фильма «Собака на сене» много спорила с режиссером. Когда мы посмотрели первоначальный материал, не могли встать со стульев — настолько все было плохо. Тогда мы объединились с Мишей Боярским и стали активно вмешиваться в режиссуру. Впоследствии режиссер говорил обо мне на творческих встречах: «Актриса она, конечно, замечательная, но характер!..»
— Вы были успешной спортсменкой, а почему стали артисткой?
— Это судьба. Окончив школу с золотой медалью, я поступила в Ташкентский университет на физмат. Проучившись недолго, поехала в Москву поступать во ВГИК, но провалила экзамены и собиралась возвращаться домой. И точно знала, что в Москву больше никогда не вернусь. Но у меня во вгиковском общежитии пропали деньги, отложенные на обратный билет. Старшекурсники предложили немного подзаработать — сняться в документальном фильме. На съемках, как сейчас помню, изображала какую-то лаборантку в научно-популярном фильме. Тогда и узнала, что Завадский делает добор в свою студию. Документы там принимала Ирина Сергеевна Вулич, и меня предупредили, что она всех забраковывает. Помню, как она взяла мои документы и радостно сказала: «Золотой аттестат! Да еще и капитан юношеской сборной по баскетболу Узбекистана! Какая умница! Ну, прочти что-нибудь». Послушав, как я читаю, она записала меня на последний тур.
Я зашла в зал, где сидели Юрий Завадский и вся элита театра. Первая, кого я увидела, была Вера Марецкая. Передо мной уже так много прошло абитуриентов, что она, голубушка, засыпала. Я поняла, что надо ее разбудить... И завопила: «Монолог Натальи из «Тихого Дона». Как только я начала читать, бедная Марецкая вздрогнула и вытаращила на меня глаза. Завадский дослушал и деликатно спросил: «У тебя есть что-нибудь потише?». И тогда я шепотом прочла любимые стихи Кольцова. Он сказал: «Ну ладно, иди». Я вышла и услышала, как одна артистка сказала обо мне: «Или ненормальная, или гениальная». Потом, когда стала артисткой театра, оказалось, что очень многие мои «доброжелатели» ходили к Завадскому и спрашивали, зачем он меня отпускает на съемки. Тот отвечал: «Ей это нужно». Юрий Александрович понял, что кино станет моей основной профессией.
— Судьба свела вас и с другим замечательным режиссером — Тарковским. Каким он был?
— Андрей был необыкновенным, ни на кого не похожим. Гений с зелеными глазами. Мне кажется, что творчество Андрея было пиком кинематографа. Потому что кино может пойти в разные стороны, но выше Андрея еще никто не поднялся. Ни один из его фильмов не был похож на другой. Он мог бы поставить, наверное, раз в пять больше — но ему не давали. Его мучили страшно. Потом многие упрекали, что он уехал. Но Андрей должен был снимать кино. Две свои последние вещи он назвал с оглядкой на вечность: «Ностальгия» и «Жертвоприношение». При всем своем величии в общении Андрей был человеком удивительно нежным, легким и с потрясающим чувством юмора. Помню, как я все время подробно его допрашивала, как и что мне делать в следующем эпизоде. Наконец, он не выдержал и дал указание: «Актрисе-подробнице Тереховой выдать ближайший план ближайших съемок». И когда я опять попыталась что-то выяснить глубоко и пристрастно, он посмотрел на меня и вдумчиво спросил: «А по хохотальнику?». Я благодарна Тарковскому за то, что, когда снимали «Зеркало», он, доверившись мне, поменял финалы трех сцен. Помню, когда узнала, что должна в кадре рубить голову петуху, у меня был шок. Я до последнего момента надеялась, что это шутка. Поняв, что рубка неизбежна, стала бросаться за помощью к маме и папе Андрея, которые присутствовали на площадке и сами играли в фильме. И вот «куриный эшафот» уже передо мной, свет выставлен, рядом дрессировщик с мешком петухов. И он тихонько меня спрашивает: «Вы правда не будете их рубить?» «Правда», — отвечаю. Это услышал Тарковский и выглянул из-за камеры: «Как это ты не будешь?! А что с тобой будет?!» «Меня стошнит, Андрей Арсеньевич», — говорю. В итоге он разрешил не рубить голову. Ограничились криком петуха, перьями и крупным планом моего потрясенного лица. Этот кадр после был опубликован в итальянской киноэнциклопедии.
— Свою первую встречу с Раневской помните?
— Первая встреча произошла, когда я была еще студенткой. Помню, бегу по темному коридору театра и вдруг сталкиваюсь с самой Раневской. С перепугу спрашиваю ее: «Фаина Георгиевна, а вы забываетесь, когда играете на сцене?» А она мне спокойно ответила: «Дорогая моя, если я буду забываться на сцене, то свалюсь в оркестр». Как-то мне предложили роль в спектакле «Живой труп». Я тогда уже была беременна и отказалась. Буквально на следующий день раздался звонок от Раневской. «Деточка, — начала она, — вы собираетесь рожать, а у вас такая замечательная роль». «А разве живой ребенок не дороже одной или нескольких ролей, Фаина Георгиевна?» — возразила я. Она помолчала и ответила: «Пожалуй, вы правы». Помню, как меня спрашивали, как Раневская может играть в таком возрасте. Когда она была на сцене — это было чистое волшебство, и неважно было, сколько ей лет. Сейчас, вспоминая ее, в своем возрасте я могу уверенно заявить: «Нет никакого возраста, это миф, его люди придумали. Артистов это не касается. Они только сами могут решить, когда уходить».
— Правда ли, что роль Миледи могла сыграть Елена Соловей? И что исполнители главных ролей не относились к «Мушкетерам» серьезно? А вы?
— Ни один артист ни к одной роли не относится как к откровенной халтуре. Все очень серьезно пробовались и хотели, чтобы их утвердили, и честно делали свою работу — поэтому все и получилось. Я действительно попала на эту роль случайно. Да, должна была играть Елена Соловей, но ее не отпустил Михалков — он в этот момент снимал «Обломова». На пробах режиссер фильма Юнгвальд-Хилькевич одел меня как Миледи. Потом этот шикарный костюм от Зайцева перешел в картину. Хилькевич был в ужасе, это, на его взгляд, являлось опереттой, и я в этой пошлятине играть не собиралась. Так и сказала. Хилькевич радостно воскликнул: «Слава богу! Ты уже второй человек!» В общем, мы многое сумели восстановить и выправили даже некоторые ошибки Дюма. Он сильно погрешил против исторической истины. У него выходит, что Ришелье Францию губил, а Анна Австрийская спасала. Ничего подобного! На самом деле на Ришелье работали две женщины-агента. Только он и сохранял Францию, а Анне Австрийской она вообще была не нужна. Кстати, в «Артеке» вам покажут домик Миледи, она была вполне реальным лицом.
— Знаменитую фразу «Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам» предложили вы?
— Да. Эта цитата из Лопе де Вега, книгу я принесла на съемочную площадку. Вообще вхождение в роль было самое серьезное — вплоть до того, что у меня на плече проступило красное пятно в форме лилии. Хилькевич был потрясен — кричал, чтобы все немедленно бежали смотреть.
— Ваша популярность в жизни помогала?
— Никаких особых случаев не было, а вот дети из-за моей занятости пострадали. Но, слава богу, я их растила не одна: с Анечкой занималась моя мама, а когда Саша рос, у меня была помощница.
— А что касается повышенного мужского внимания?
— Конечно, это внимание было. Но мне некогда было его замечать. Я просто металась везде, летала — то на съемки, то на спектакли. Так сложилась жизнь, и я нисколько не жалею об этом.