Как мальчик из полесской деревушки Миша Пташук стал известным кинорежиссером и дошел до Голливуда

Как мальчик из полесской деревушки Миша Пташук стал известным кинорежиссером и дошел до Голливуда

С именем Михаила Пташука связана целая эпоха в белорусском кино. Он снял более тридцати фильмов. Положил на пленку несколько знаковых произведений белорусских авторов — “Чорны замак Альшанскі” Владимира Короткевича, “Знак бяды” Василя Быкова, “Вазьму твой боль” Ивана Шамякина и другие. Доказал всему миру, что в Беларуси есть достойное кино и талантливые режиссеры. Возможно, Пташук принес бы в нашу страну и первого “Оскара”.

Но его задуманному грандиозному проекту о Чернобыле не суждено было осуществиться. Одиннадцать лет назад спешивший на вручение кинопремии “Ника” (его картина “В августе 44-го...” попала во все основные номинации премии) Михаил Пташук попал в автокатастрофу, мгновенно унесшую его жизнь. Если бы не тот несчастный случай, знаменитому белорусскому кинорежиссеру исполнилось бы семьдесят лет. Накануне юбилея Михаила Николаевича корреспондент “НГ” встретилась с женой режиссера, редактором “Беларусьфильма” Лилией Пташук, откровенно рассказавшей о знакомстве с будущим мужем, их “войне”, вечных переездах и знаках судьбы.

О первой встрече

— Миша учился в Московском театральном училище Щукина, когда его отправили на практику в Астрахань. Я в то время еще училась в школе. Миша сразу глаз на меня положил, как только увидел. А я его не замечала. Занималась гимнастикой, танцевала в балете... Многие мальчики на меня заглядывались. Но я была гордая и высокомерная, на парней и не смотрела... И вдруг этот Мишель, принц датский, как называла Мишу астраханская элитная тусовка — больно уж он напоминал Смоктуновского, сыгравшего в “Гамлете”, — меня окликнул однажды на улице: “Можно вас?” И мы пошли гулять по городу, что-то говорили, я рассказывала Мише древнюю историю города... Хотя мой первый вопрос к нему был: “А сколько вам лет?” — “Двадцать один!” — “Та-а-акой старый?” Мне ведь на тот момент было всего пятнадцать. Передо мной жизнь только открывалась. И никто мне совершенно не был нужен. Но тем не менее познакомились. И... началась “война”. Миша все пытался взять неприступную крепость. А крепость не сдавалась. “Я тебя так люблю, как сорок тысяч братьев любить не могут”, — какими только словами он ни пытался меня покорить. Артист, что тут скажешь. Долго мы “воевали”. Но, видно, я была Богом ему предназначена. Через три года мы поженились.

О бесконечном движении

— Он в мою жизнь ворвался как вихрь. Поднялся, закрутил, увез с собой. В другие города и веси. Все в моей жизни переставил. Я даже педуниверситет закончить не могла толком. Училась по году в каждом городе. Сначала Москва — Миша работал после окончания “Щуки” в “Ромэне”, московском цыганском театре. Там у нас и дочка родилась. Он любил ее до безумия. Помню, как артисты поздравляли Мишу: “В Ромэне радость велика! / Отмечено стихами: / Родилась дочь у Пташука, / Богата “женихами”. Потом Казань, ТЮЗ. Миша ставил прекрасные спектакли в театре. Чего стоил только “Барон Мюнхгаузен”! У него даже елки на сцене вырастали! А я училась. Дочь в это время находилась у моей мамы с бабушкой в Астрахани. Они решили, что я должна закончить университет, помогали как могли. А мы с Мишей делили три рубля на двоих. В столовой на обед надо было потратить 60 копеек. И этих полутора рублей хватало, чтобы несколько раз поесть. А потом Мише предложили работу в Крымском драматическом театре. “Ну что, поедем?” — спрашивает у меня. — “А море там далеко?” — “Ну, надо подъехать посмотреть”. — “Никогда море не видала”. — “А, поехали!” Море она, видите ли, не видала (улыбается).

О режиссуре в кино и жизни

— В Симферополе у нас уже квартира была, дочь с нами жила, я заканчивала учебу и должна была идти работать в школу. Казалось, что мы обосновались там надолго. Но тут у Пташука началось кино. Ему дали направление на двухгодичные режиссерские курсы Госкино СССР, он помахал нам ручкой и укатил в Москву. А я с дочкой — к маме в Астрахань, так как квартиру в Симферополе у нас забрали. Миша блистал на курсах, а потом вернулся в Одессу. И я за ним следом. Там он и снял свою знаменитую картину “Про Витю, про Машу и морскую пехоту”, после которой его пригласили на “Беларусьфильм”. Миша тут уже смекнул: “Приеду. При условии наличия квартиры и предоставления работы жене”. На киностудии как раз требовался человек с филологическим образованием. Приходит Миша и говорит: “Будешь редактором”. Что хотел, то и режиссировал. Так с 74-го года я оказалась в кинематографе. Всю жизнь проработала рядом с мужем. Была его и редактором, и сценаристом. Сценарий проекта, который Миша так и не успел реализовать, я написала для него сама.

О теме войны

— Эта тема преследовала его всю жизнь. Он всю эту войну, боль из утробы матери наблюдал. Наверное, оттого она ему была так близка. Он чувствовал страдания народа. “Возьму твою боль” — это картина о его семье, о нем, отце, матери... Какая-то сила толкала снимать его на эту тему, страшно тяжелую психологически. Особенно тяжелый был “Знак беды”. Много неприятностей случилось тогда у нас в личной жизни. Спасти от этого страха, немыслимой энергетики могла только молитва. Но тогда я не все понимала. А вот снимали “В августе 44-го...” — каждый день я заказывала литургию. Иначе не знаю, что было бы. Энергия просто захлестнула бы нас. Я ему после “Знака беды” уже говорила: “Ну невозможно так, переключайся. Снимай комедии”. А он мне говорил: “Я бы и рад с ней закончить, да она сама никак не заканчивается”.

О таланте

— Миша был необычайно талантлив. Все, к чему он ни прикасался, превращалось в золото. Он ставил потрясающие спектакли, играл сам, снимал кино, писал... Талант извергался из него как фонтан. Не зря, когда Миша родился, его бабушке приснился сон, будто у них появился золотой мальчик, который вскарабкался на небо и все это небо обошел. Сон, возможно, и сбылся. Из полесской глуши, далекой деревушки мальчик дошел до Голливуда.

Об американском периоде

— Американский кинорежиссер Роджер Корман узнал о Пташуке, когда стал заниматься русским кинематографом. Был очень удивлен творчеством Пташука, сравнивал его со Стивеном Спилбергом: “Я хочу видеть этого человека!” Корман предлагал Пташуку несколько версий сценария фильма. Но на каждое предложение Пташук предлагал свой вариант. Он не желал снимать то, чего он не чувствовал. Его не интересовали деньги, ему важно было кино. Пташуку очень хотелось осуществить свой белорусский проект. Но нужны были большие финансы. Корман обещал: “Я все тебе дам, делай”. Проект о Чернобыле, который Пташук планировал осуществить в Америке, он называл “белорусским “Титаником” и верил, что сможет номинироваться с ним на “Оскара”. Но не сделал, не смог... Господь забрал Мишу именно в роковой день Чернобыля — 26 апреля.

О славе

— Господь дал ему очень крепкий панцирь — противостояние славе, этому искушению. Он мгновенно адаптировался к другой стране, другому месту. И оставался таким, каким он был.

О родине

— Он очень любил свою страну. До одури. Славил ее за рубежом. До него в Голливуде не знали, что за страна такая — Беларусь. Я понимала, что он “большой корабль”. Ему надо было искать большое плавание. Решила: буду искать обмен, хочу в Москву. Люди приехали смотреть квартиру. И Миша вдруг: “Я родился в Беларуси, я люблю эту страну и буду жить тут всю жизнь”. И шмыг за двери. Не хотел даже думать о переезде. И ведь белорусы его любят. Продолжают любить. Та искренняя любовь, которую он питал к своей земле и своему народу, не могла не родить ответной любви.

О спешке и знаках

— Он очень спешил жить. Быстрый был во всем. На работе, дома. Просто мгновенный. Я только удивлялась: “Как, уже картошку почистил? Как, уже сделал?” Спешил... И в 59 лет ушел. Наверное, чувствовал. Миша должен был ставить “Авианосец” на студии Горького в Москве. Сценаристом выступал Толя Усов, тот же, что и в дебютном фильме Пташука “Про Витю, про Машу и морскую пехоту”. “Наверное, Толя, я последний раз с тобой картину делаю, — сказал он, приехав в Москву. — С тебя начинал, тобой и закончу”. А вернувшись в Минск, признался: “Всю ночь в поезде с блаженной Матроной разговаривал”. Он как раз накануне был в монастыре на Таганке, где хранятся ее мощи. Говорит: “Весь в слезах проснулся и запомнил только последнюю ее фразу: “Скоро будешь жить недалеко от меня”. И случилось то, что случилось. Удивительно... Когда он был, его всегда было много. А когда не стало, его всегда не хватает. Не только мне, семье. Всему белорусскому кино.

О семейной жизни

— Мы жили как? Земля-воздух-земля. Я им восхищалась. Не могла сдержать восторга: “Как ты талантлив! Как это тебе Господь в голову все подает?” А когда возносился, опускала. Моя дочь однажды сказала в одном интервью: папа эшелонами командовал, а дома он слушался маму.