«Не лежу, а служу». Как прикованная к постели поэтесса из Горок написала 24 книги

Источник материала:

«Если зубы поставить, как говорил Райкин, вымыть, одеть да к стенке поставить, так я еще ничего», — шутит 69-летняя Нина Ковалева. Поэтесса из Горок последние 6 лет не двигается, 20 лет до этого могла только сидеть. Какую испытывает боль, не говорит. Но радостно делится, что издала уже 24 сборника стихов и книги на белорусском и русском языках. Она считает себя не поэтессой — «проводником нужных слов». И говорит, что не просто лежит — служит. И постоянно работает.

В двухкомнатной квартире Нины Ковалевой в Горках — светло, тепло и уютно. И совсем не пахнет лекарствами. В ее комнате, оклеенной яркими зелеными обоями с цветочным узором, — только книги, фотографии, дипломы, цветы, наряженная искусственная елка на столе.

— А почему у вас телевизора нет?

— Так его только если к потолку прикрутить. Ай, и не нужен он мне. Я слушаю радио и людей, — улыбается эта маленькая, сухонькая, но удивительно солнечная женщина.

«Проехала на спине два лестничных пролета»

О своей болезни Нина Дмитриевна говорит спокойно. Объясняет, что в Орше зимой спускалась по лестнице на железнодорожном вокзале — возвращалась домой. Поскользнулась, проехала спиной по ступеням несколько пролетов.

Встала, отряхнулась и пошла дальше как ни в чем не бывало. А через несколько месяцев начала замечать странные головные боли, стали болеть лопатки, слабеть руки.

— Так в 21 год мне поставили диагноз сирингомиелия (хроническое прогрессирующее заболевание нервной системы, при котором в спинном мозге образуются полости; со временем мышцы теряют тонус, кости становятся хрупкими. — Прим. TUT.BY). Но я еще лет 7 сама ходила. А в двадцать восемь меня уже под руки водили. Как говорится, тело стало слабеть, а голова — работать. Одно Господь отнимает, а другое дает, — с философским спокойствием объясняет Нина Ковалева.

Вместе с болезнью, говорит, пришли рифмы, но не сразу. Нина Дмитриевна всегда любила стихи, но на уровне простого обывателя: не обращала внимания ни на автора, ни на язык. Читала, что попадалось. Кое-что из прочитанного выписывала — говорит, тогда все так делали, когда писали друг другу письма.

— Но песни мы больше любили. Их слушали только по радио — нам его провели, когда я уже в 8-м классе была: деревня! — смеется поэтесса.

И вспоминает, как подкалывала парней, когда те пытались познакомиться :

— Когда в поезде ехала, парни спрашивали: «Девушка, вы куда?» А я отвечаю: «В Темный лес». Они сразу: «Гы-гы-гы». А потом видят, что я серьезно, и переспрашивают: «Серьезно, что ли?»

Деревня Еськовка Дрибинского района находится в 5 км от деревни Темный лес и станции с таким же названием. Сюда, к родителям, Нина вернулась, когда ей поставили диагноз и дали группу инвалидности.

— Я даже полы мыть умудрялась: воду из чашки разолью на пол, на тряпку наступлю и ногой вожу. Или печь топлю, а на пальцах — ожоги-волдыри: медленно руку убирала, когда дрова подкидывала. Мама очень ругалась, когда с работы возвращалась. Но как-то же нужно было ей помогать, — говорит поэтесса. Кажется, если бы могла, пожала, наверное, плечами.

Нина Дмитриевна окончила текстильное училище, успела поработать ткачихой. Хотя «очень любила самодеятельность», но не знала, что есть кульпросветучилище в Могилеве или педучилище в Орше.

— Откуда ж мне знать было? Темный лес! — смеется поэтесса.

Болезнь проявилась, когда Нина Ковалева была в Днепропетровске — уехала туда работать. Врач сразу предупредил, что сирингомиелия — как часовая бомба, неизвестно, когда и как тело перестанет слушаться: через 5 минут или через 5 лет, частично или полностью.

Через 7 лет женщина уже ходила только с чьей-то помощью. И тогда же, в 28, начала писать стихи.

Первые стихи и квартира за поэзию

— Была зима, и мне как-то само на ум пришло: «Как лебедь белая пришла зима» — что-то такое, — на секунду задумывается Нина Ковалева. — Потом мне рассказали, что между нашей Коптевкой и Темным лесом, где теперь памятник солдатам, был военный госпиталь. И что кто-то каждый год приезжает и чертит на земле песком огромную звезду. Я уже не могла на нее посмотреть — не ходила. Но меня это так взволновало, что родилось стихотворение «Звезда на земле». Оно стало первым опубликованным — в нашей районной газете.

Следующие стихи начинающей поэтессы ни районная, ни республиканские газеты не публиковали, мол, они душевные, но «несовершенные в поэтическом отношении». Нина Дмитриевна не поняла, что это значит, но крепко на это обиделась. И все равно сочиняла.

На одно из ее писем когда-то откликнулся Роман Ерохин, заведующий отделом культуры газеты «Советская Белоруссия». Сказал, что что-то такое видит в ее стихах и пригласил в Минск. А узнав, что она не может передвигаться, приехал сам и взялся учить Нину Дмитриевну писать стихи. Говорит, бывало, одно стихотворение раз семь переписывала, и обижалась, и спорила. Зато потом ее работы публиковали целыми подборками.

Ерохин же через какое-то время, когда поэтесса начала писать более профессионально, помог с получением квартиры в Горках. Сюда в 1986 году Нина и переехала с родителями.

— Соседка Светлана, которая живет на этой же площадке, рассказывала, как тоже жила в деревне, прочла мои стихи в районной газете и очень хотела со мной познакомиться. А тут раз — и мы рядышком живем. Она была очень рада, — улыбается женщина.

«Кого поймаю — тот секретарь»

Соседка Светлана теперь «расплачивается» за свой восторг стихами — «работает» личным секретарем. Правда, не она одна.

— Ко мне много людей приходит. Кого поймаю — тот секретарь, — улыбается Нина Ковалева. — Я диктую, а человек пишет: я же сама не могу. Как-то Света заглянула, я ей надиктовала, она записала и ушла. Я потом кричу помощнице, мол, зови Свету — я окончание придумала. Та уже спать собралась, но прибежала, не отказала.

Помощница Ольга — землячка женщины. Она осталась одна, и Нина Дмитриевна и предложила ей жить вместе. Но Ольга неграмотная. А строчки и рифмы приходят на ум поэтессе в разное время — даже ночью. Потому Нина Дмитриевна не просто сочиняет, но и сразу заучивает. А что не заучит — то, говорит, и не нужно значит.

Однажды 9 мая соседка рассказала Нине Ковалевой, как на возложении цветов у памятника вдруг упал ветеран. И никто к нему сразу не бросился на помощь — только через какое-то время подошли милиционеры, вызвали скорую. Поэтессу этот случай так взволновал, что она не спала всю ночь. А потом написала стихотворение.

— Человек, который потом записывал, даже заплакал, — говорит Нина Дмитриевна и тихо слабым голосом выразительно зачитывает:

Возлагали цветы к праздничному мемориалу,
Оживала война в думах бывших солдат.
Вдруг один ветеран до конца ритуала,
Пошатнувшись, упал головой на закат.

И никто не рванул выручать лейтенанта —
От инфаркта спасать, как бывало от пуль.
Только кто-то кричал: «Вызвать скорую надо!»
А потом подошел милицейский патруль.

«Что случилось с тобой, фронтовой мой товарищ?»
Стекленеющий глаз к равнодушью взывал
И мгновенно решал, как пройти средь пожарищ,
А на мирной земле дал рассудок провал?

Да, сегодня, мой друг, и такое бывает:
Кто-то брату не даст ни рубля, ни огня.
И в цветах катафалк не слезой провожают,
А шепча про себя: «Хорошо, не меня».

Стихи о войне у Нины Ковалевой вышли отдельным сборником «Мы стали обелисками». И при его создании поэтессе захотелось, чтобы иллюстрациями были фото всех военных памятников Горецкого района. В издательстве ее пытались отговорить, но едва ли не впервые в жизни женщина категорически настояла на своем:

— А то я приду на тот свет, встречу солдата, который лежит в этой могилке, а он скажет: «Что ж ты, Нина, их поставила в свою книжку, а меня — нет».

«Не лежу, а служу и работаю»

Образы, темы для стихотворений поэтесса берет из разговоров с людьми — к ней приходят соседки, соцработник, волонтеры, студенты. Отсюда — ее частушки про интернет и соцсети, причем женщина не знает даже, как выглядит курсор.

— Когда я еще сидела, окно было у меня лучше компьютера и телевизора. И знаете, что я заметила? Что люди стали одеваться во все черное, серое. Редко увидишь яркие краски: розовый, зеленый, фиолетовый. Выйдут из автобуса — все в черном: куртки, шапки, сапоги. И я думаю: как же вы будете улыбаться, если вы даже одеты во все мрачное? Так хотелось кому-то хоть шарфик красный предложить, — улыбается Нина Ковалева.

Поэтесса не любит черный цвет, а любит все яркое. Говорит, что еще в школе старалась одеваться в цветное: малиновое платье, ярко-зеленую кофту и ярко-синие носки. В косы — ленты: например, белые шелковые.

Когда Нина Ковалева еще могла сидеть, к ней приводили школьников — на «встречу с поэтессой». Но в последнее время женщина чувствует себя не очень хорошо — болезнь обострилась. И не хочет, чтобы дети видели ее такой.

— Их же мне зачем приводили? Не только пообщаться. Я же, как говорится, служу примером жизненной стойкости и мужества. Так что не просто тут лежу — такая у меня служба: быть примером любви, терпения, смирения и всего на свете, — улыбается Нина Ковалева.

С детьми поэтесса говорила о разном — темы и слова сами приходили на ум. Говорит, ей рассказывали, как после разговора с ней девочки не самого примерного поведения вдруг присмирели. А поэтесса, не зная их историю, начала говорить с ними о нравственности — рассказывала какие-то жизненные ситуации.

«Я не магу пайсці ў людзі — хай вершы ідуць»

Стихи Нины Ковалевой в магазине не купишь — их можно найти в библиотеках, в некоторых вузах. Тиражи, в основном, небольшие — около 50 экземпляров в последнее время. Нередко поэтесса платит издательству из своей пенсии.

Недавнюю новинку, книгу в твердом переплете со снимками горецких фотографов «Як купалі ў купелі…» удалось издать по подписке: деньги собирали в интернете краудфандингом. В сборник вошли белорусские обряды, переложенные на стихи, и даже частушки.

— Я вообще не хотела ее издавать. Думала выпустить в июле 2019 года к 70-летию как заключительную и пойти на пенсию. А тут Людмила Николаевна (Дерюжкова — руководитель местного литературного объединения. — Прим. TUT.BY) и говорит: «Год малой Родины, срочно нужна книжка». И вытянула из меня этот материал сейчас. А теперь у меня юбилей — а кніжкі ня бу-у-удзець, — театрально вздыхает и нарочно переходит на трасянку Нина Дмитриевна.

На самом деле материала у нее — еще как минимум на три сборника детских стихов. У поэтессы есть такая мечта: выдать красивую детскую книжку с яркими рисунками. Но не современными, где «ножки-ручки тонюсенькие, головы огромные, рты крокодильи». А с такими, как в старых советских мультиках.

— Чтобы было глаз не оторвать, — мечтательно закрывает глаза Нина Ковалева. — Чтобы эту Машеньку хотелось поцеловать, а не палкой бить, как ту, из нового мультика «Маша и Медведь». Как мне рассказывали, там не Маша — бандитка! Я таких не люблю. Я люблю картинки, которые хочется рассматривать, которые учат красоте.

Поэтесса говорит, что к своей популярности относится ровно. Хотя понимает, что это все-таки достижение: проза сейчас в разы популярнее поэзии. Возможно, потому что проза понятнее, а над стихами нужно думать, полагает женщина.

— В любом случае, я не скучаю — постоянно работаю. Мне хватает всего, кроме здоровья, а его никто не даст. А что мне еще надо? Чтобы не капало сверху, чтобы было сухенько, тепленько, чтобы дали поесть. И чтобы мои стихи работали, — улыбается Нина Коваленко и снова переходит на мову: — Я ляжу тута — а яны там работаюць. Я не магу пайсці ў людзі — хай яны ідуць.

Теги: знакомства, Минск